Фредерик Шопен творческий и жизненный путь
ет проницательным людям приветствовать в его лице появление нового
гения. Среди многого, написанного за время 1826 по 1828 год, выделяются
национальным характером музыки, уверенностью письма, свежестью колорита
Rondo a la Mazur op. 5, мазурка a-moll op. 68, Вариации на тему Моцарта op.
2.
Именно в рецензии на эти вариации Шуман возвестил миру появление нового
гения. В свойственной Шуману-критику своеобразной писательской манере он
рисует целую сцену, в которой собравшиеся друзья ведут оживленную беседу.
«Со словами: «Шапки долой, господа, перед вами гений» Эвсебий положил перед
нами какую-то пьесу. Названия мы не должны были видеть... «Ну, сыграй», -
сказал Флорестан. Эвсебий сел: прислонившись к оконной нише, мы слушали...
Конечно, все одобрение Флорестана, если не считать блаженной улыбки на его
лице, заключалось лишь в словах, что вариации могли бы принадлежать
Бетховену или Шуберту, будь они фортепианными композиторами по
преимуществу». Каково же было изумление присутствующих, когда они увидели
на титульном листе незнакомое имя и опус 2. «Да, - продолжает Шуман, - вот
снова нечто знаменательное - Шопен, я никогда не слыхал этого имени - кто
бы мог он быть - во всяком случае гений...».
В непрерывном творческом труде крепло мастерство композитора, через
глубокое, во многом еще интуитивное усвоение традиций совершался процесс и
постепенного очищения от наслоений разного рода влияний, происходили поиски
своего музыкального стиля. Его почвенные связи проявлялись преимущественно
в области малых форм. К концу же 20-х годов Шопен создает ряд крупных
концертных произведений: Фантазию на польские темы op. 13 и Rondo a la
Krakowiak, написанные в 1828 году; в 1829 - 1830 годах появляются оба
концерта для фортепиано с оркестром - f-moll и e-moll.
Мазурки op. 68 или мазурка a-moll (изданная впоследствии под op. 17 № 4)
- пример поразительной тонкости художественного постижения духа польского
народа. В крупных формах и особенно в концертах в полной мере раскрывается
чарующий пианизм и многокрасочность шопеновского лиризма. Задушевность,
горячая струя лирического чувства выражена с присущими жанру виртуозностью
и артистическим блеском.
Обращение композитора к эстрадно-виртуозным жанрам продиктовано было
неписанными законами большой эстрады. Концертные программы того времени
пестрели вариациями, попурри, фантазиями, парафразами. Избирая своим
поприщем артистическую деятельность, Шопен учитывал большую потребность в
такого рода сочинениях. В этом убеждала концертная практика Варшавы, опыт,
вынесенный из заграничных поездок. Однако произведения Шопена, написанные
на заре творческой жизни, такие, как Фантазия op. 13 или Краковяк op. 14,
выделяются из общей массы виртуозных пьес оригинальностью тематического
материала, его национальным своеобразием. Именно это последнее
обстоятельство особенно способствовало шумному успеху выступлений Шопена в
Вене.
В начале 1829 года после окончания Главной школы музыки Шопен с
несколькими друзьями выехал из Варшавы, направляясь в Вену.
Рекомендательные письма от Эльснера к представителям музыкального мира
Вены помогли молодому пианисту войти в артистические круги города и
возбудить своей игрой живейший интерес. По собственным словам Шопена, его
принимали как виртуоза первого ранга, ставили рядом с Мошелесом, Герцем,
Калькбреннером - наиболее популярными пианистами первых десятилетий XIX
века.
Побуждаемый новыми венскими друзьями, Шопен решает объявить свой концерт.
11 августа в императорском оперном театре состоялась музыкальная
«академия», на которой он выступил с Вариациями op. 2, импровизациями на
тему из оперы французского композитора Буальдье «Белая дама» и на польскую
тему «Хмель». Об этом концерте Шопен сообщает родным в Варшаву: «Когда я
появился на сцене, меня встретили аплодисментами, и после исполнения каждой
вариации были такие аплодисменты, что я не слышал tutti оркестра. После
окончания так аплодировали, что мне пришлось выйти второй раз и
поклониться». На долю импровизаций выпал еще больший успех. «...Хмель, -
пишет Шопен, - ...наэлектризовал непривычную к таким мотивам публику. Мои
партерные шпионы уверяют, что на скамейках прямо подпрыгивали».
Второй концерт, который Шопен дал через неделю, прошел с еще большим
успехом. В благожелательной рецензии после второго концерта говорилось:
«Это молодой человек, который идет своим путем и достигает успехов на этом
пути, несмотря на то, что его приемы и манера игры, так же как и приемы
письма, значительно отличаются от общепринятых форм концертантов. Отличие
это заключается в том, что стремление создавать музыку заметно преобладает
у него над стремлением нравиться...».
На обратом пути из Вены Шопен побывал в Праге и Дрездене. Окрыленный
артистическими победами, освеженный впечатлениями интересного путешествия,
Шопен в начале сентября вернулся в Варшаву.
Посещение различных музыкальных собраний, встречи с друзьями, поездки за
пределы Варшавы проходили на фоне упорного творческого труда. Примерно за
од, который отделяет первое посещение Вены от второго и окончательного
отъезда, появляется немало новых сочинений: кроме фортепианных миниатюр
завершена работа над концертом f-moll, начат и закончен концерт e-moll.
Признание выдающегося дарования Шопена не только на родине, но и за ее
пределами укрепляло в нем самом, в кругу его родных и близких мысль о
необходимости длительного пребывания за границей для дальнейшего
совершенствования. Намечается поездка опять в Вену, оттуда в Италию, затем
в Париж. В марте 1830 года, перед отъездом, Шопен дал в Варшаве два
публичных концерта. В отзывах единодушно отмечался национальный колорит
шопеновской музыки, а в одной из рецензий была высказана пророческая мысль,
что подобно тому, как немцы Моцартом, так когда-нибудь поляки будут
гордиться Шопеном. Как бы суммируя мнение передовой общественности,
Мауриций Мохнацкий поместил в газете «Курьер польский» статью, в которой
писал: «Земля, которая призвала к жизни этого артиста своими песнями,
воздействовала на его музыкальный облик, что сказывается иногда в его
творчестве: многие звуки кажутся живым отражением нашей родимой гармонии.
Для того, чтобы изысканность игры и гениальность творца слить воедино с
чарующей простотой наших народных песен, столь искусно воспринятой Шопеном,
нужно было обладать особым чутьем, постичь музыку наших полей и лесов,
вслушиваться в песни польского крестьянина».
Ничто внешнее, казалось бы, не задерживало Шопена в Варшаве, тем не менее
из месяца в месяц он откладывал день отъезда. Он чувствовал и понимал, что
надвигалось нечто серьезное и тревожащее. В накаленной политической
атмосфере Польши назревали важные события: оживилась деятельность польских
патриотов, готовивших восстание против царизма, одновременно усилились
репрессии полицейских властей. В этой опасной обстановке Шопену трудно было
оставить родину, родных, близких. Угнетенный мрачными предчувствиями, он
делится ими со своим другом Титусом Войцеховским: «...нет у меня сил
назначить день [отъезда]; мне представляется, что я уезжаю, чтобы навсегда
забыть о доме; мне представляется, что я уезжаю, чтобы умереть, - а как,
должно быть, горько умирать на чужбине, не там, где жил. Как ужасно мне
будет видеть у смертного ложа вместо родных равнодушного врача или слугу».
Все же день отъезда приближался. 11 октября состоялся прощальный концерт,
на котором Шопен исполнил Фантазию на польские темы и новый концерт e-moll.
И только спустя три недели, 2 ноября Шопен решился покинуть Варшаву.
Накануне, на вечере, устроенном друзьями, Шопену преподнесли серебряный
кубок с польской землей; его он должен был хранить в знак верности своей
родине.
В конце ноября 1830 года вместе со своим другом Титусом Войцеховским
Шопен вторично приехал в Вену.
Но теперь пребывание его в этом городе омрачает тень драматических
событий, разыгравшихся в Польше. Как только весть о восстании долетела до
приятелей, Войцеховский тут же собрался в обратный путь. С трудом поддался
Шопен уговорам друзей и письменным настояниям отца в Вене и служить родине
своим искусством. Но мучительные колебания, тревога за участь дорогих людей
не оставляли его. Свое душевное состояние он поверяет самым испытанным
товарищам детства и юности. Яну Матушиньскому он пишет: «Если бы не то, что
отцу и без того тяжко, я бы немедленно вернулся. Я проклинаю час своего
отъезда, и Ты, зная мои дела, должен согласиться, что с отъездом Титуса
слишком много сразу свалилось на меня. Все эти обеды, вечера, концерты,
танцы, которыми я сыт по горло, надоели мне: так мне тут тоскливо, глухо,
мрачно. Я люблю все это, но не при таких жестоких обстоятельствах. Я не
могу поступать, как мне хочется, а должен наряжаться, завиваться,
обуваться; в гостиных притворяюсь спокойным, а вернувшись домой, бушую на
фортепиано».
К беспокойству за судьбу близких примешивались обстоятельства, ущемлявшие
национальную гордость Шопена. Шопену не раз приходилось быть бессильным
свидетелем оскорбительных выпадов, насмешек над своими соотечественниками.
Австрийский меттерниховский режим - один из самых реакционных, и
неудивительно, что официальные власти, аристократические круги,
монархически настроенное зажиточное бюргерство
| |  скачать работу |
Фредерик Шопен творческий и жизненный путь |
