Герменевтика в социологии
t; требует для
ответа двух типов "потому что": одного, выраженного в терминах причинности,
а другого - в форме объяснения мотива. Иные авторы, принадлежащие к тому же
направлению мысли, предпочитают подчеркивать различие между тем, что
совершается, и тем, что вызывает совершившееся. Что-нибудь совершается, и
это образует нейтральное событие, высказывание о котором может быть
истинным или ложным; но вызвать совершившееся - это результат деяния
агента, вмешательство которого определяет истинность высказывания о
соответствующем деянии.
Мы видим, насколько эта дихотомия между мотивом и причиной оказывается
феноменологически спорной и научно необоснованной. Мотивация человеческой
деятельности ставит нас перед очень сложным комплексом явлений,
расположенных между двумя крайними точками: причиной в смысле внешнего
принуждения или внутренних побуждений и основанием действия в
стратегическом или инструментальном плане. Но наиболее интересные для
теории действия человеческие феномены находятся между ними, так что
характер желательности, связанный с мотивом, включает в себя одновременно и
силовой, и смысловой аспекты в зависимости от того, что является
преобладающим: способность приводить в движение или побуждать к нему либо
же потребность в оправдании. В этом отношении психоанализ является по
преимуществу той сферой, где во влечениях сила и смысл смешиваются друг с
другом.
б) Следующий аргумент, который можно противопоставить
эпистемологическому дуализму, порождаемому распространением теории языковых
игр на область практики, вытекает из феномена вмешательства, о котором было
упомянуто выше. Мы уже отметили это, когда говорили о том, что действие
отличается от простого проявления воли своей вписанностью в ход вещей.
Именно в этом отношении работа фон Вригта "Интерпретация и Объяснение"
является, на мой взгляд, поворотным пунктом в поствитгенштейнианской
дискуссии о деятельности. Инициатива может быть понята только как слияние
двух моментов - интенционального и системного, - поскольку она вводит в
действие, с одной стороны, цепи практических силлогизмов, а с другой
стороны, - внутренние связи физических систем, выбор которых определяется
феноменом вмешательства. Действовать в точном смысле слова означает
приводить в движение систему, исходя из ее начального состояния, заставляя
совпасть "способность - делать" (un pouvoir-faire), которой располагает
агент, с возможностью, которую предоставляет замкнутая в себе система. С
этой точки зрения следует перестать представлять мир в качестве системы
универсального детерминизма и подвергнуть анализу отдельные типы
рациональности, структурирующие различные физические системы, в разрывах
между которыми начинают действовать человеческие силы. Здесь обнаруживается
любопытный круг, который с позиций герменевтики в ее широком понимании
можно было бы представить следующим образом: без начального состояния нет
системы, но без вмешательства нет начального состояния; наконец, нет
вмешательства без реализации способности агента, могущего ее осуществить.
Таковы общие черты, помимо тех, которые можно заимствовать из теории
текста, сближающие поле текста и поле практики.
в) В заключение я хотел бы подчеркнуть, что это совпадение не
является случайным. Мы говорили о возможности текста быть прочитанным, о
квазитексте, об интеллигибельности действия. Можно пойти еще дальше и
выделить в самом поле практики такие черты, которые заставляют объединить
объяснение и понимание.
Одновременно с феноменом фиксации посредством письма можно говорить о
вписываемости действия в ткань истории, на которую оно накладывает
отпечаток и в которой оставляет свой след; в этом смысле можно говорить о
явлениях архивирования, регистрирования (английское record), которые
напоминают письменную фиксацию действия в мире.
Одновременно с зарождением семантической автономии текста по
отношению к автору действия отделяются от совершающих их субъектов, а
тексты - от их авторов: действия имеют свою собственную историю, свое
особое предназначение, и поэтому некоторые из них могут вызывать
нежелательные результаты; отсюда вытекает проблема исторической
ответственности инициатора действия, осуществляющего свой проект. Кроме
того, можно было бы говорить о перспективном значении действий в отличие от
их актуальной значимости; благодаря автономизации, о которой только что шла
речь, действия, направленные на мир, вводят в него долговременные значения,
которые претерпевают ряд деконтекстуализаций и реконтекстуализаций; именно
благодаря этой цепи выключении и включений некоторые произведения - такие,
как произведения искусства и творения культуры в целом, - приобретают
долговременное значение великих шедевров. Наконец - и это особенно
существенно - можно сказать, что действия, как и книги, являются
произведениями, открытыми множеству читателей. Как и в сфере письма, здесь
то одерживает победу возможность быть прочитанными, то верх берет неясность
и даже стремление все запутать. Итак, ни в коей мере не искажая специфики
практики, можно применить к ней девиз герменевтики текста: больше
объяснять, чтобы лучше понимать.
Литература
1. Э.А. Капитонов. Социология XX века. Ростов-на-Дону, 1996.
2. П. Рикер. Герменевтика и метод социальных наук.
3. Советский энциклопедический словарь. М., 1980.
| |  скачать работу |
Герменевтика в социологии |
