История формирования субъективности (структурно-феноменологический анализ)
внутренней границей». К различию «внутренней» и «внешней»
форм Кант возвращается уже в «Трансцендентальной логике», после того, как
он постулирует необходимость трансцендентального единства апперцепции, без
которого невозможно единство сознания[78], и далее обнаруживает совпадение
времени с актом мышления – «я произвожу само время в схватывании
созерцания». Для познания необходимы две вещи – мышление и созерцание. Но
для того, чтобы мыслимое и созерцаемое были познаны, они должны выступать в
характере связного единства, то есть круги мыслимого и созерцаемого должны
быть замкнуты в определенное единство во-круг определенного центра, и, если
для круга мыслимого как «синтетического единства апперцепции» заключается в
акте «Я мыслю»[79], который есть центр интеграции всех моих суждений и
спонтанности, то круг созерцаемого может замыкаться вокруг такой точки,
которая необходимо подчинена рассудку как не обладающая самостоятельностью.
И именно как функцию воображения этого центра интеграции круга созерцаемого
Кант вводит функцию трансцендентального воображения, причем всегда нужно
учитывать ее чувственный характер, но в то же время она «может a priori
определять чувственность»[80].
Трансцендентальная способность воображения мыслиться Кантом в виду
необходимости согласования рассудка и «чувственности» времени, чья
однородность для Канта бесспорна[81]. Вообще, трансцендентальное
воображение - это функция синтеза «категорий» и «явлений». То есть,
трансцендентальное воображение изначально раздвоено в силу
двунаправленности к рассудку и чувственности, и эта раздвоенность
проявляется в эмпирической способности продуктивного воображения, чьим
продуктом является образ и в чистой способности воображения, которая
продуцирует схему как схему понятия[82]. Образ делает возможным внешнее
восприятие вещи как единичной, как одной единственной в ее цельности,
замкнутости и отграниченности от других вещей. Образ гарантирует то, что
эта вещь в нашем восприятии всегда одна и та же. Благодаря образу вещь
идентифицируется по способу «внешности».
В вышеназванной работе Хайдеггер определяет образ так: образ – "это
круг возможных вариантов внешнего облика как таковой, а точнее – то, что
очерчивает этот круг, то, что предопределяет и дает правило тому, как
вообще нечто должно выглядеть, чтобы соответствовать виду дома"[83]. Данное
Хайдеггером определение образа вполне идентично тому, что греки понимали
как eidos и idea. Далее Хайдеггер отмечает: "Это предначертание правила не
есть некая опись …, но "выделение" … целого (курсив мой – О.К.)". То есть,
образ описывает вещь в целое ее существования, он есть круг той внешней
периферии, которая замыкает единичную вещь в единство. Образ как облик
ближайшим образом относится к человеку как воспринимающему. Всякая
"внешность" предстает как на-личная, все воспринимаемое являет себя в об-
лике лишь постольку, поскольку оно предстает перед лицом человека.
Прообразом образа как продукта воображения является лицо человека как
исключительно его специфическое свойство. Такая личность чувственного
восприятия особенно отчетливо зафиксирована в немецком языке, где
"горизонт" именуется Gesichtskreis, дословно – "круг лица", а "точка
зрения" – Gesichtspunkt, дословно – (центральная) "точка лица". Именно в
силу этого «чувственного» обстоятельства, Кант отказывает воображению в
объективности. И, поскольку эмпирическая апперцепция соотнесена с тем, что
находится "здесь", "перед (моим) лицом", ее единство лишь субъективно, в
отличие от трансцендентальной апперцепции, чье единство объективно.
В противоположность образу схема, наоборот, обуславливает внутреннее
или временное определение вещи тем, что она полагает внутреннюю границу
вещи. И чистая способность воображения чиста лишь потому, что она
существенно соотнесена с актом "Я мыслю". Схема поставляет уже не принцип
рамочности, но принцип синтеза как "чистый, выражающий категорию
синтез"[84]. Схема есть та структура, вокруг которой замыкается рамка,
периферия образа, то есть схема есть центр периферии образа, и как таковая
есть центр интеграции образа. И, если характеристикой образа является
экстенсивная дистанция, то схему характеризует "степень", или интенсивность
"значения"[85]. Такая "значимость" обуславливает то, что "схема рассудочных
понятий опосредствует подведение явлений под категории"[86], ибо "схемы
чистых рассудочных понятий суть истинные и единственные условия, способные
дать этим понятиям отношение к объектам, стало быть, значение …"[87]. Что
же такое в этом смысле значение?
Предваряя трансцендентальный схематизм, Кант говорит о том, что
"противоположность бытия и небытия состоит в различии между одним и тем же
временем, в одном случае наполненном, в другом пустым"[88]. Также Кант
определяет схемы как "априорные определения времени"[89]. Получается так,
что схемы отличаются друг от друга по интенсивности наполненности временем
как неким идеальным содержанием. "Так как время есть лишь форма созерцания
предметов как явлений, то трансцендентальной материей всех предметов как
вещей в себе (возможно, реальностью) будет то, что соответствует в явлениях
ощущению. Всякое же ощущение имеет степень или величину, благодаря которой
оно может наполнять одно и то же время"[90]. То есть, время как форма
наполняется содержанием той или иной интенсивности, что по способу
соответствия определенности делает ее однородной с категорией. Как
интенсификация содержания понятия экстенсифицирует его объем, так же
повышение интенсивности "одного и того же времени" расширяет экстенсивность
его объема как "возможного" горизонта. Высота интенсивности "временной
формы" соответствует широте экстенсивности "пространства".
Поскольку речь о значении как о содержании схемы идет в контексте
субъективного единства эмпирического созерцания, то, значит, значение есть
значение-для-Я как эмпирического Я. И также, как в случае с образом, где
восприятие обуславливается эмпирическим лицом как чисто субъективной
чувственной призмой, так и в случае со схемой, чьим непосредственным
симптомом является имя как первичная категория Я.
В имени вещь осваивается как собственная и переводится из "далекого" в
"близкое". На сродстве с "именем" основана вся семантика слова имение,
включая русское "имение ввиду" и немецкого "Inbesitznahme". Будучи
наименована, вещь начинает иметься. По-нимать – значит приводить нечто в
связь с именем субъекта.
Таким образом, трансцендентальная способность воображения есть
двухсторонняя структура диалектического спора именного и лицевого как
"схемы" и "образа", в функции синтезирующей нейтрализации этого
противоречия. То есть, воображение воображает центр этого спора как
абсолютную инстанцию или "субстанцию" непрерывную и неделимую. Эта
инстанция образуется в режиме спора "реальности" и "отрицания" как режима
"противоположности бытия и небытия"[91]. Поскольку "бытие" и "небытие"
являются таковыми во времени, следовательно, центр воображения есть
структура инстанции времени, которая определяет "временной ряд",
"содержание времени", "порядок времени", "совокупное время"[92].
Таким образом, трансцендентальное воображение является не только
функцией синтеза чувственности и рассудка, но выполняет более важную
функцию, а именно, функцию синтезирования формы трансцендентальной
субъективности, чья чистота гарантируется очищением от всякого содержания.
Характеризуя время как "совокупность всего бытия"[93], Кант различает
в нем три формы: 1) время есть как субстанция; 2) как последовательность; и
3) как одновременность. Причем Кант совершенно четко отличает основанный на
трансцендентальном воображении трансцендентальный характер времени, которое
основано на спонтанности субъекта и детерминированный извне поток явлений.
Субстанция времени представляет собой корреляцию инстанции устойчивости и
инстанции изменчивости, которая, с одной стороны, определяет объект в
синхронной форме единичности, а, с другой стороны, определяет порядок
следования объекта в диахроническом временном ряду. Налицо уже знакомая
нам структура - вертикаль синхронии и горизонталь диахронии связываются в
центральной точке как инстанции прерывания, которая конституируется как
непрерывность прерывания или синхронность диахронии. Другими словами,
структура времени одной и той же временной точкой синхронизирует единичный
объект и диахронизирует разные объекты.
Еще один немаловажный аспект философии Канта, которому он посвятил
фрагмент "Трансцендентальной аналитики", состоит в различии актов "Я мыслю"
и "Я существую". Поскольку, с одной стороны, "в одном лишь понятии вещи
нельзя найти признак ее
| |  скачать работу |
История формирования субъективности (структурно-феноменологический анализ) |
