Конспект по монографии Российская эмиграция в современной историографии
ских общин в разных местах
концентрации иммигрантов, взаимоотношения внутри российско-иммигрантской
среды, культурная, политическая и экономическая жизнь российской диаспоры
разных "волн", особенности ее интеграции в американское общество, жизнь и
деятельность выдающихся представителей российской эмиграции в Канаде и США
и т. д.
Российская диаспора в странах Нового зарубежья
В годы существования СССР проводимые центром модернизация и
русификация союзных республик привели к созданию значительного
миграционного потока, состоявшего в основном из представителей славянских
народов. В результате при распаде СССР русская нация вошла в число
рассеченных народов мира. Всего в новом зарубежье, по различным оценкам,
насчитывается 36 - 38 млн. русскоязычных. Ядро этой диаспоры составляют
этнические русские -25 млн. человек. В Казахстане и Латвии доля
русскоязычных - около 40%, на Украине, в Белоруссии и в Эстонии - примерно
четверть. И лишь в трех республиках Закавказья и Таджикистане она не
достигает 10%. Чтобы понять динамику нынешней и будущей миграции россиян из
нового зарубежья в Россию, недостаточно просто указать на то, что они
превратились из уверенной в себе господствующей нации в окруженные
враждебней средой национальные меньшинства. Не следует и уподобляться
русским националистам, утверждающим, что во всех новых независимых
государствах русские меньшинства дискриминируются и преследуются. Важнейшая
особенность российской миграции из бывших союзных республик заключается в
ее неравномерности, определяемой пятью группами факторов . Главным среди
них является степень укоренeнности этнической группы, которую можно
определить как привязанность группы к территории своего проживания,
проявляющуюся в том, что представители этой группы не желают покидать
родные места даже при наличии мощных побудительных мотивов или внешнего
давления. Укоренeнность очевидно связана с длительностью обитания на
территории, причем речь идет не только о сроке проживания в данном месте
отдельного человека или семьи, но и о длительности истерического
существования группы как целого. На степень укоренeнности также влияет
нынешняя и прошлая связь группы с землей: крестьяне и (в меньшей степени)
их городские потомки обычно характеризуются большей укоренeнностью, нежели
потомственные горожане. Из всех групп российской диаспоры наиболее глубокой
укоренeнностью отличаются жители северного и восточного Казахстана, а также
восточной и южной Украины. Наименее укоренены русские в Средней Азии, где
они всегда были городскими жителями. Вторая категория факторов связана со
статусом россиян в новых национальных государствах, т. е. наделением или
обделением их политическими, социально-экономическими и культурными
правами. Третья группа факторов - повседневное самочувствие русских и
русскоязычных жителей новых независимых государств, определяемое наличием
или отсутствием бытовой враждебности к ним со стороны коренного населения.
Четвертая группа факторов, обуславливающих ту или иную реакцию российских
меньшинств на местный национализм, связана с теми социально-экономическими
преимуществами, которые могут превышать издержки культурно-психологического
характера и побуждать русских оставаться в новых независимых государствах,
несмотря на антироссийские настроения и националистическое законодательство
в вопросах языка и гражданства. Вероятность таких преимуществ особенно
высока в странах Балтии, которые обладают лучшими, чем России,
перспективами экономической интеграции в Европу. Пятая категория факторов
касается российской государственной политики в отношении соотечественников
за рубежом. Речь идет как о внешнеполитических шагах, так и о внутренней
политике по отношению к беженцам и вынужденным переселенцам. В свете всех
этих соображений очевидно, что иммиграция в Россию представляет собой лишь
один из возможных типов поведения российской диаспоры как реакции на
национализм в новых независимых государствах. Вероятны и другие модели:
ассимиляция или хотя бы усвоение культурных норм основного населения
(аккультурация), либо же коллективная мобилизация с различными требованиями
гражданского равноправия, особых языково-культурных прав территориальной
автономии и т. п. Сказанное объясняет, почему российское население
постсоветских республик оказалось вовлечено в миграцию в весьма разной
степени (интенсивная иммиграция в Россию русских и русскоговорящих жителей
Средней Азии и Закавказья и значительно более низкая - восточной Украины,
северного и восточного Казахстана, Балтии) и почему миграция в Россию в
1990-х гг. затронула лишь относительно небольшую долю 25-миллионной русской
диаспоры (основные регионы русского расселения в странах нового зарубежья -
Украина и Казахстан). Миграционные потоки русскоязычного населения в
Россию, достигнув в 1994 г. максимальной величины - 1146 тыс. человек,
стали постепенно сокращаться. Идея защиты прав соотечественников в странах
нового зарубежья развивалась российской печатью, прежде всего -
правительственной и левого толка, находила воплощение в заявлениях и
политических шагах органов российской государственной власти, самым важным
среди которых, пожалуй, следует назвать подписание 24 мая 1999 г.
Президентам РФ Федерального закона "О государственной политике Российской
Федерации в отношении соотечественников за рубежом", главное достоинство
которого при всей неоднозначности содержания, на мой взгляд, состоит в
закреплении перечня мер по обустройству единого информационного и
образовательного пространства с территориями государств СНГ и Балтии.
Говоря о российских соотечественниках в Латвии, назову также публикации о
судьбах конкретных лиц: автопортрет анонима "Мы стали эмигрантами, не
покидая своих квартир" и статью М. Эдича "Их положили у параши..."
Думается, названия материалов достаточно характеризуют их содержание.
Любопытны наблюдения В. Калашникова о русскоязычных в Эстонии . Как
отмечает автор статьи, интересы русскоязычных жителей республики слишком
разные, векторы их порой противоположны. Фраза об "интересах русскоязычного
меньшинства" из уст российского руководства лишена искренности и является
не более чем элементом политический игры. Этот вывод подтверждает и
материал А. Полянской. Как видим, тема русскоязычных жителей Балтии -
центральная в называвшихся выше изданиях. Значительно меньше отводится ими
места материалам, рассказывающим о соотечественниках в других республиках
бывшего СССР. Материалы о российской диаспоре в Средней Азии представлены в
"Иммигрантах" статьей С. Зинина "Есть ли проблемы у русских в Узбекистане?"
. По утверждению автора публикации, вопрос этот не риторический. С правовой
точки зрения у русских и русскоязычных жителей Узбекистана нет оснований
говорить о наличии в республике законов, которые ущемляли бы их права и
свободы. Имеющиеся проблемы в целом сводимы к сложностям существования
любой национальной общины в инокультурной среде. Итак, содержание
большинства рассмотренных публикаций российской международной прессы идет
вразрез с навязываемыми отечественными СМИ стереотипами восприятия
российской диаспоры в странах нового зарубежья и позволяет заключить, что
русскоязычное население Балтии и славянских экссоветских республик часто
противопоставляет себя русским, живущим в России (ввиду дефицита материалов
о российских соотечественниках в Средней Азии и Закавказье распространить
этот вывод на них было бы некорректно). Оно понимает, что Россия не имеет
возможностей их принять, и большей частью в Россию не стремится (уместно
напомнить здесь о четвертой вышеназванной группе факторов, предопределяющих
тип реакции российских соотечественников за рубежом на национальную
политику новых государств). Имеющиеся проблемы (языковые, образовательные)
воспринимаются ими как неизбежное следствие становления национальной
государственности республик, за независимость которых на излете перестройки
они часто ратовали сами, как следствие отсутствия длительного исторического
опыта выживания в условиях независимости от России. Тем не менее,
российская диаспора в государствах нового зарубежья - исторически
неотъемлемый элемент национального "пейзажа", и Россия должна использовать
этот фактор, но не как "козырь в игре" и инструмент политического давления,
а как инструмент, облегчающий взаимопонимание народов и государств, как
один из субъектов "народной дипломатии".
Заключение
Все вышеизложенное позволяет сделать следующие выводы.
1. Возвращение на родину культурного наследия российской эмиграции -
следствие либерализации духовной жизни советского общества во второй
половине 1980-х гг., но в еще большей степени - итог претворения в жизнь
заявленной российским руководством в 1990 г. государственной линии на
восстановление духовных ценностей, утраченных в ходе многолетней
идеологической борьбы. Первоначально процесс возвращения культуры
российского зарубежья шел в русле "узнавания", т. е. переиздания
произведений эмигрантов, публикации в прессе информации о самом
существовании эмиграции как явления. С началом 1990-х гг. пришло время
осмысления, следствием которого стало обращение многих ученых и
ака
| |  скачать работу |
Конспект по монографии Российская эмиграция в современной историографии |
