Культурная морфология О.Шпенглера Закат Европы
Другие рефераты
Введение
__________
Книга Шпенглера не просто книга: не та штампованная форма, в которую ученые
последних десятилетий привыкли сносить свои мертвые знания. Она создание
если и не великого художника, то все же большого артиста. Образ совершенной
книги Ницше иной раз как бы проносится над ее строками. В ней все, как
требовал величайший писатель Германии, “лично пережито и выстрадано”, “все
ученое впитано глубиной”, “все проблемы переведены в чувства”, “философские
термины заменены словами”, “вся она устремлена к катастрофе”.
Книга Шпенглера творение – следовательно организм – следовательно живое
лицо. Выражение ее лица – выражение страдания.
Двумя непримиримыми противоречиями жива книга Шпенглера. Двумя горькими,
трагическими складками пересекают эти противоречия ее умный, ее страстный
лоб.
Шпенглер бесконечно у ч е н; он сам говорит, что сделанное им открытие
запоздало потому, что со смерти Лейбница ни один философ не владел всеми
методами точного знания. Математика и физика, история религий и
политическая история, все искусства, в особенности архитектура и музыка,
судьбы народов и культур – все это странно сплетаясь друг с другом,
составляет единый предмет Шпенглеровских размышлений.
Эта широкая ученость соединяется в Шпенглере с глубоко осознанной и
принципиально провозглашенной антинаучностью философского мышления. Его
книга дышит полным презрением ко всем вопросам современной научной
философии, к вопросам методологии и теории знания. Некоторым уважением
отмечено разве только имя Канта. Системы Фихте, Гегеля, Шеллинга прямо
названы нелепицами. Из новейших мыслителей вскользь и полупрезрительно
упоминаются лишь Эйкен и Бергсон. Всего неокантианства для Шпенглера просто
не существует: это мертвый остаток некогда живой мысли: профессорствующая
философия и философствующие профессора.
Кто же подлинные философы XIX-го века? Выбор странен и вызывающе
привередлив: – Шопенгауэр, Вагнер и Ницше, Маркс и Дюринг, Геббель, Ибсен,
Стриндберг и Бернард Шоу.
В свете такой ненаучности большая ученость Шпенглера производит на
современный научный взгляд странное впечатление чего-то тщетного,
неиспользованного, неприкаянного, чего-то эмпирически живого, но
трансцендентально мертвого, какой-то трагически праздной красоты пышных и
нарядных похорон.
К этому первому противоречию Шпенглеровской книги присоединяется второе:
Шпенглер выраженный скептик, понятия абсолютной истины для него не
существует. Абсолютная истина – абсолютная ложь, пустой лживый звук. Идеи
так же смертны, как души и организмы. Истины математики и логики так же
относительны, как биологии и богословия. Трансцендентальная вечность знания
так же химерична, как вечность трансцендентального бытия.
Но безусловный скептик, Шпенглер одновременно мужественный пророк.
Содержание его пророчества – смерть европейской культуры. Пройдет немного
столетий и на земном шаре не останется ни одного немца, англичанина и
француза, как во времена Юстиниана не было больше ни одного римлянина.
Пророк-скептик, возможно ли более противоречивое сочетание? Разве пророк не
всегда посланник вечности и бытия? Разве без ощущения вечного бытия в груди
возможен пророческий голос? Возникает вопрос: быть может Шпенглер вовсе не
пророк, а только пациент современной Европы в безответственно взятой на
себя роли пророка.
Состояние, в котором Шпенглер пишет свою книгу – чувство одержимости своим
открытием. Он убежден, что говорит вещи, которые никому не снились, никогда
никому не приходили на ум, что он ставит проблему, которую в ее немом
величии еще никто никогда не чувствовал, что он высказывает мысли, которые
до него никем еще не были осознаны, но в будущем неизбежно заполнят
сознание всего человечества. Книга Шпенглера безусловно книга подлинного
пафоса, временами, однако, досадно опускающегося до некоторой личной
заносчивости, почти надменности.
Настроение, которое остается от нее, настроение тяжести и мрака. “Умирая,
античный мир не знал, что он умирает, и потому наслаждался каждым
предсмертным днем, как подарком богов. Но наш дар – дар предвидения своей
неизбежной судьбы. Мы будем умирать сознательно, сопровождая каждую стадию
своего разложения острым взором опытного врача”. Вот строки, которые я
избрал бы эпиграфом эмоционального содержания “Заката Европы”. Помещенные в
конце книги, скупой на всякую откровенную лирику, они производят сильное
впечатление безнадежной горечи, но и спокойной гордости.
Глава 1
СОЗДАНИЕ "ШЕДЕВРА
Мюнхен начала ХХ века соперничал с Парижем за титул культурной столиц
Европы, а значит и всего мира. В городе с 600-тысячным населением на реке
Изар царила атмосфера либерализма и творческих дерзаний. Мюнхен был
наводнен революционерами, анархистами, мистиками, эстетами, художниками,
поэтами и музыкантами. Осенью 1911 г. в Мюнхен из Гамбурга перебрался
скромный гимназический учитель Освальд Шпенглер. О том, что он напишет
Эпохальную книгу он знал уже в 10 лет. В Мюнхене возник замысел его книги.
Он писал о себе: "Я трус, робкий беспомощный трус. Если по сей день что-
либо защищает меня, так это привычка уверенно держаться"; он все больше
замыкался в себе. Презрение к людям Шпенглера производило на них крайне
негативное впечатление. Т. Манн писал: "Ну, был бы он циничным, как дьявол!
Но он всего лишь фатален. Он не нашел ничего лучшего, как назвать
предшественниками своих гиеноподобных пророчеств Гете, Шопенгауэра и Ницше.
Это были люди. Он же всего лишь пораженец гуманизма". В таком нервозном
состоянии он начал работу над главным трудом своей жизни "Закатом Европы".
Толчком к этому послужил марокканский кризис 1911 г. , когда немецкая
канонерка " Пантера" совершила поход в порт Агадир, тем самым показав
Франции, что Германия не намерена более поступаться своими интересами в
Африке. Однако кризис обнаружил изоляцию Германии и закончился ее
отступлением, несмотря на кажущееся сохранения статус-кво. Шпенглер
рассматривал этот кризис как поворотный пункт своего духовного развития,
когда всемирно-исторические перспективы представились ему в неожиданном
сочетании: "Я увидел современность, грядущую мировую войну - в совершенно
ином свете." Он планировал создать книгу о художнике, которому больше
нечего писать, и как Фауст - он умирает, потому что он достиг цели, тем
самым, завершив необходимый цикл своего развития. Работа над первым томом
продолжалась около шести лет и была закончена в апреле 1917 г. Книга, целью
которой, по замыслу философа, являлась попытка впервые предопределить
историю, вышла после поражения Германии в первой мировой войне (война для
Шпенглера - вечная форма высшего человеческого бытия) и вызвала настоящий
фурор, первый тираж был раскуплен моментально, в мгновении ока из
безвестного отставного учителя, изредка публиковавшего статьи об искусстве,
Шпенглер превратился в философа и пророка, имя которого было у всех на
устах. Только в 1921-1925 годах и только в Германии вышло 35 работ о
Шпенглере и об его произведении.
Глава 2
ИДЕИ ШПЕНГЛЕРА
Исходным пунктом философии Шпенглера выступала противоположность истории и
природы: " Математика и принцип причинности ведут к естественному
упорядочиванию явлений, хронология и идея судьбы - к историческому" .
Шпенглер определил проблему тем, что философы, пытаясь дать характеристику
чего-либо, не учитывают, нет общей связи с их понятиями и культурой других
народов, времен. А разве мир идей Шопенгауэра, Канта, Фейербаха, Геббеля,
Стриндберга шире и охватывает больше? Их философия является
западноевропейской? Стремились найти решение вопроса вообще, а ответы
оказывались узкими и сомнительными. Таким образом, можно узнать только то,
что является истинным для самого себя, для своего времени, и то не все.
Критики Шпенглера особое внимание уделяли схожести его концепции со
взглядами Данилевского в книге "Россия и Европа", вышедшей в 1871 г.
Действительно, схема русского мыслителя предвосхищала построения Шпенглера.
Однако, во-первых, Шпенглер навряд ли был знаком с малоизвестной не только
в Европе, но и в самой России книгой Данилевского, переведенной в Германии
только в 1920 г., во-вторых, Данилевский принципиально отличается от
Шпенглера тем, что, выделив 10 культур, он положил в их основу присущие
только им ценности: например, для Древней Греции - идею прекрасного. А
Шпенглер настаивал на том, что любая культура - это геометрическое целое с
присущим только ему собственным миром ценностей. И это весьма важное
различие. К тому же и сам Данилевский обязан своей концепцией немецкому
историку Г. Рюккеру, в 1857 г. опубликовавшему "Учебник мировой истории в
органическом изложении". Поэтому бездоказательным является утверждение С.
Фрумкина о том, что учение Шпенглера "о жизненных циклах отдельных, не
связанных между собой культурно-исторических миров" якобы заимствовано им
"вплоть до многих деталей" у Данилевского. Проблема Шпенглера была
совершенно ясно поставлена К. Леонтьевым. Он также, отрицая прогресс,
исповедывал теорию круговорота, утверждая, что после сложного цветения
культуры наступает ее закат. Для западноевропейской культуры он считал эту
смерть необратимой. Специфической и новой чертой его теории было приложение
циклической модели не к народам, нациям, государствам и цивилизациям, а к
культурно-историческим мирам, понимаемым весьма оригинально. Если в первом
издании 1918 г. речь шла о западноевропейской культуре, вступление США в
первую мировую войну и тем самым их выход на мировую арену заставили
Шпенглера в переработанном издании в 1922г. говорить уже о
западноевропейско-американской культуре.
Глава 3
Освальд Шпенглер и Закат Европы.
______
В основе &ldqu
| |  скачать работу |
Другие рефераты
| 
