Логика динамических систем
ц сновидения
совпадает с началом бодрствования, они совпадают в одном и том же звуковом
(например) эффекте, и именно здесь обнаруживается, по Флоренскому,
разнонаправленность времени — реального и ирреального: по словам
Флоренского, «в сновидении время бежит... навстречу настоящему, против
движения времени бодрственного сознания. Оно вывернуто через себя, и,
значит, вместе с ним вывернуты и все его конкретные образы» [29].
Однако то же явление можно объяснить и иначе, и это другое объяснение
имеет непосредственное отношение к теме настоящей работы. Представим, что
во сне проходят более или менее смутные (аморфные) и случайные образы,
которые при этом как-то фиксируются нашей памятью. Образы эти семантически
поливалентны — в том смысле, что они легко трансформируются
(переосмысляются) и в принципе способны ассоциироваться — соединяться,
сцепляться — друг с другом самыми разнообразными способами. Эти образы
могут вообще никак не осмысляться во сне, но откладываются в памяти — в
пассивном сознании.
Итак, события мгновенно организуются, выстраиваясь в линейный ряд
они даются сразу как бы озаренными «внезапной вспышкой прожектора». Таким
образом, задается семантическая установка (семантический код), которая
определяет прочтение увиденного: события воспринимаются постольку,
поскольку они связываются в сознании с конечным результатом.
Успенский предполагает, что «принципиально так же обстоит дело и с
восприятием истории. Коль скоро некоторое событие воспринимается (самими
современниками, самими участниками исторического процесса) как значимое для
истории, т. е. семиотически отмеченное в историческом плане, — иначе
говоря, коль скоро ему придается значение исторического факта, — это
заставляет увидеть в данной перспективе предшествующие события как
связанные друг с другом (при том, что ранее они могли и не осмысляться
таким образом). Итак, с точки зрения настоящего производит ся отбор и
осмысление прошлых событий — постольку, поскольку память о них сохраняется
в коллективном сознании. Прошлое при этом организуется как текст,
прочитываемый в перспективе настоящего»[30].
Таким образом, семиотически отмеченные события заставляют увидеть
историю, выстроить предшествующие события в исторический ряд. Так
образуется исторический опыт — это не те реальные знания, которые
постепенно откладываются (накапливаются) во времени, по ходу событий, в
поступательном движении истории, а те причинно-следственные связи, которые
усматриваются с синхронной (актуальной для данного момента) точки зрения.
Таким образом прошлое переосмысляется с точки зрения меняющегося
настоящего. История в этом смысле — это игра настоящего и прошлого. В свою
очередь, исторический опыт — то или иное осмысление прошлого — естественным
образом оказывает влияние на будущий ход истории: в самом деле, исходя
именно из подобных представлений, из подобного опыта, социум как
коллективная личность строит программу будущего, планирует свое дальнейшее
поведение.
Соответственно, восприятие истории оказывается одним из основных
факторов эволюции «языка» истории, т. е. того языка, на котором происходит
коммуникация в историческом процессе (см. выше). Итак, с каждым новым шагом
в поступательном движении истории меняется как настоящее, так и прошлое и,
вместе с тем, определяются дальнейшие пути исторического развития.
Исторический процесс в своей элементарной фазе предстает тогда как
последовательность рекурсивных ходов: от настоящего к прошлому, а от
прошлого к будущему и т. д. и т. п..
История, таким образом, «связывает настоящее и прошлое как разные
действительности, относящиеся к разным временным планам. Можно сказать, что
история имеет дело с потусторонней реальностью, но потусторонность
проявляется в данном случае не в пространстве, а во времени»[31].
Прошлое (поскольку оно осмысляется как таковое), в отличие от
настоящего, не поддается непосредственному, чувственному восприятию, однако
оно связано с настоящим опосредствованно — оно оставляет свой след в
настоящем, как в субъективных переживаниях, т. е. в явлениях памяти
(индивидуальной или коллективной), так и в объективных фактах, которые
естественно объясняются как следствия прошедших событий.
Итак, историческое прошлое не дано нам в конкретном опыте и поэтому
нуждается в дешифровке и реконструкции. Поскольку прошлое принадлежит
чужому опыту, само его существование в каких-то случаях может подвергаться
сомнению: характерным образом может возникать сомнение в том, действительно
ли существовали те или иные люди, в самом ли деле происходили те или иные
события.
Независимо от результативности такого рода попыток, само стремление
перестроить историю, по-новому организовать дошедшие до нас сведения — в
высшей степени симптоматично и значимо: оно очень отчетливо демонстрирует
подход к прошлому именно как к дешифруемому тексту; чем абсурднее эти
попытки, тем нагляднее предстает это стремлением.
Если согласиться с тем, что сон моделирует наши представления о иной
действительности (в самом широком смысле) и если принять во внимание, что
историческое сознание так или иначе имеет дело с потусторонней реальностью
(опять-таки, в широком смысле), параллелизм между восприятием сна и
восприятием истории нельзя признать случайным: естественно и даже
закономерно, что здесь могут проявляться одни и те же механизмы восприятия,
обобщения и переживания.
До сих пор речь шла о семиотическом восприятии прошлого. Это
восприятие отражается, по-видимому, на восприятии настоящего и будущего.
Историческое восприятие прошлого противостоит космологическому.
Историческое и космологическое сознания, может быть, не исчерпывают всех
возможностей восприятия прошлого, но они могут быть представлены как
антитетически противоположные.
Историческое сознание организует события прошлого в причинно-
следственный ряд. «События прошлого последовательно предстают при этом как
результат каких-то других, относительно более ранних событий; таким
образом, историческое сознание всякий раз предполагает отсылку к некоторому
предыдущему — но не первоначальному! — состоянию, которое, в свою очередь,
связано такими же (причинно-следственными) отношениями с предшествующим,
еще более ранним состоянием — и т. д. и т. п. Космологическое сознание,
между тем, предполагает соотнесение событий с каким-то первоначальным,
исходным состоянием, которое как бы никогда не исчезает — в том смысле, что
его эманация продолжает ощущаться во всякое время»[32].
И тот и другой тип осмысления прошлого может определять восприятие
настоящего: иными словами, на настоящее может переносится как историческая,
так и космологическая модель переживания времени, отработанная на
восприятии прошлого.
В рамках исторического сознания — когда на настоящее переносится
историческое переживание времени — происходящие события оцениваются с точки
зрения будущего, как оно видится в данный момент: события настоящего
связываются причинно-следственными отношениями с предугадываемыми событиями
будущего и, соответственно, оцениваются по их возможным последствиям;
значительность последствий (результатов) заставляет воспринимать
происходящие события как значимые, и, напротив, не придается значения тому,
что не может, как мы думаем, иметь серьезных последствий. Итак, значимость
событий определяется их проекцией на будущее, т. е. их восприятием в
перспективе ожидаемого (моделируемого) будущего. Иначе говоря,
семиотический статус происходящих событий (событий настоящего) обусловлен
тем, что они рассматриваются как причины постольку, поскольку они
предопределяют, по нашим представлениям, дальнейшее развитие событий.
Однако будущее нам не дано, и мы не можем, вообще говоря, знать
последствия тех или иных событий — мы можем только догадываться об этих
последствиях. Наши реакции, таким образом, определяются не объективными, а
субъективными факторами, не самим существом дела, а нашими представлениями
о причинно-следственных отношениях.
Между тем, в рамках космологического сознания — когда на настоящее
переносится космологическое переживание времени происходящие события
оказываются значимыми постольку, поскольку они соотносятся не с будущим, а
с прошлым состоянием: события настоящего предстают как отражение
первоначального прошлого, т. е. настоящее оценивается не по будущим, а по
прошлым событиям; иначе говоря, в настоящем усматривается не столько
предвосхищение будущего, сколько проявление исходного состояния. Таким
образом, семиотический статус происходящих событий (событий настоящего)
определяется тем, что они рассматриваются не как причины, но, напротив, как
следствия — постольку, поскольку они предопределены, как полагают,
событиями первоначального времени.
Если события настоящего при этом связываются с будущим, то они
связываются не причинно-следственными, а какими-то другими — скорее
символическими — отношениями. В самом деле, причинно-следственные отношения
связывают в космологическом сознании не настоящее и будущее: они связывают
прежд
| |  скачать работу |
Логика динамических систем |
