Любовная лирика
т и играет важную роль другая
любовь — любовь к Родине, о чем он и говорит в своем стихотворении «Строфы
похвальные России, сочиненные в Париже 1728 года»:
Россия-мать! Любезный свет!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Мне мало сто гласов иметь,
Ни тысячею не воспеть.
В этом отношении особенно интересны его патриотические «Стихи похвальные
России», тогда же положенные на музыку и широко распространившиеся в
рукописи. Эти стихи были очень популярны, потому что в них звучит
неподдельное чувство любви к родине:
Начну на флейте стихи печальны,
Зря на Россию чрез страны дальны,
Россия-мати! Свет мой любезный!
О благородстве твоем высоком
Кто бы не ведал в свете широком!
Образы любви, возникающие в поэзии Тредиаковского («горячей страсти
любовь», «первой любви долгое коварство», «богини любве сладость», «сладку
огня... наглость») оказали влияние на всю последующую за ним русскую
любовную лирику.
Но в лирике Тредиаковского большую роль играет форма, а не содержание. Это
еще не личное переживание, а, скорее, то, что привнесено автором извне, из
сферы мыслимого. Тредиаковский воспринял все то внешнее, что присуще
классицизму, весь его антураж: жанры, образы и так далее.
Тредиаковский воспринял такой жанр классицизма, как песня. «Канты
Тредиаковского занимают центральное место в рукописных песенниках 1730-50-х
годов, а его опыт оказал сильнейшее влияние на других безымянных авторов,
усвоивших в песенном творчестве реформу русского поэта. Именно в области
песнетворчества Тредиаковский, этот неудачник, не понятый многими
современниками, ставший предметом насмешек последующих поэтов и критиков,
приобрел завидную популярность». Тредиаковский ввел в русскую поэзию такие
образы, как образ любви-страсти, страсти сладостно мучительной, иногда
смертельной, эта страсть всегда привносится извне, чаще всего с помощью
стрел Купидона:
Стрел к любви уж не надо:
Воля всех любить рада.
Ах, любовь дорогая!
Любовь язвит едину,
Другой ранен грезину.
Буди ненависть злая
После В. К. Тредиаковского появляется целая плеяда талантливейших поэтов,
которые продолжали разработку поэтического языка и новых форм лирики.
Одним из поэтов — младших современников В. К. Тредиаковского — был
гениальный русский ученый и поэт М. В. Ломоносов.
В «Письме о правилах русского стихотворства» М. В. Ломоносов изложил
принципы, завершавшие реформу русского стихосложения, начатую
Тредиаковским. Он также разрабатывал вопросы поэтического языка и стиля,
указал на практическую необходимость выделения трех главных штилей:
«высокого», наиболее насыщенного элементами старинной книжности,
«среднего», составлявшегося из «речений больше в российском языке
употребительных», и «низкого», куда принимаются слова и выражения, которых
вовсе нет в церковнославянском языке, а также допускаются «простонародные
низкие слова».
Главнейшие особенности поэтического стиля М. В. Ломоносова, такие, как
торжественный тон, яркие метафоры и сравнения, четкий ритм, символы и
аллегории, — все это убедительно доказывает то, что Ломоносова всегда
интересовали монументальные, величественные картины жизни. Он запечатлевал
в своем творчестве только то, что , по его мнению, остается на века:
государственные события (например, победы русского оружия), величественные
явления природы и так далее. «Сила и мощь ломоносовского поэтического «я» в
его уверенности, что он вправе говорить от имени нации и выражать ее
чувства». И поэтому Ломоносов считал свою поэзию выражением общих, а не
индивидуальных чувств:
Творец и царь небес безмерных,
Источник лет, веков отец,
Услышь глас россиян верных
И чисту искренность сердец.
Ломоносов не считал возможным перейти от общего к частному и
индивидуальному, от голоса народа, нации — к выражению индивидуального
чувства, так как это значило бы, по мнению Ломоносова, «из мира вечных
ценностей перейти в сферу эгоистических интересов сословий и людей, это
значило превратить поэзию из силы, равновеликой государству, религии,
истории, в забаву, игрушку, прихоть». Именно поэтому он так непримирим к
лирике любви:
Мне струны поневоле
Звучат геройский шум.
Не возмущайте боле
Любовны мысли ум,
Хоть нежности сердечной
В любви я не лишен,
Героев славой вечной
Я больше восхищен.
В «Разговоре с Анакреонтом» Ломоносов, отвечая на оду Анакреонта, в которой
тот умоляет нарисовать портрет своей возлюбленной, просит нарисовать
портрет своей Матери-России:
Изобрази Россию мне,
Изобрази ей возраст зрелой
И вид в довольствии веселый,
Отрады ясность по челу
И вознесенную главу.
В своем стихотворении «Ночною темнотою» (1747) автор обращается к теме
любви. Любовь здесь чувство, которое внезапно привносится извне, которое
мучит и от которого невозможно освободиться:
Мой лук еще годится,
И цел и с тетивой,
Ты будешь век крушиться
Отнынь, хозяин мой.
Теория страстей также занимает значительное место в «Риторике», где в числе
прочих рассматривается и природа любви. Чувства, вызываемые прекрасным (в
отличие от возвышенного), Ломоносов сближает с любовью. Он называет эту
страсть матерью всех других. Таким образом, прекрасное — основа, источник,
критерий эмоций, в том числе и любви.
Но все-таки главную роль в творчестве Ломоносова играет тема любви к Родине
как чувства всеобщего, а не просто индивидуального чувства, лишенного высот
духа. Но это чувство достаточно личное, в поэтической же форме оно
предстает перед нами как сверхличное, как обобщение всех чувств,
испытываемых по отношению к Родине — России!
Итак, собственно любовной лирике М. В. Ломоносов уделял немного внимания,
но его работы в области теории литературы помогли дальнейшему развитию
лирики. а его торжественные стихотворения, посвященные любви к Родине,
долгие годы оставались примером для подражания.
Принципы классицизма и, в особенности, классицистической лирики вслед за
В.К. Тредиаковским и М.В. Ломоносовым продолжал развивать А.П. Сумароков.
Свои мысли о творчестве А.П. Сумароков изложил в своей «Эпистоле о
стихотворстве», являющейся вольным переводом «Поэтического искусства»
Буало. Хотя Сумароков неоднократно заявлял, что у него не было никаких
руководителей в поэзии, однако несомненно то, что в начале своей
поэтической деятельности, во вторую половину 1730-х годов, он был
убежденным последователем Тредиаковского. Появление новаторской поэзии
Ломоносова Сумароков, по словам последнего, встретил недружелюбными
эпиграммами. Однако вскоре Сумароков, как, впрочем, и Тредиаковский, усвоил
новые принципы версификации и литературного языка, введенные Ломоносовым.
М.М. Херасков придумал такую надпись к портрету А.П. Сумарокова,
помещенному в полном собрании всех сочинений А.П. Сумарокова (1781):
Изображается потомству Сумароков,
Парящий, пламенный и нежный сей творец,
Который сам собой достиг Пермесских токов,
Ему Расин поднес и Лафонтен венец.
Но, кроме трагедий, басен и од, Сумароков писал и любовные стихотворения.
А.П. Сумароков творил в русле классицизма и, следовательно, строго
придерживался определенной жанровой организации. Именно поэтому его
стихотворения о любви часто написаны в чисто классицистических жанрах —
идиллии, эклоги, элегии. А.С. Пушкин называл поэзию Сумарокова «цинической
свирелью». «Свирель» в 18 веке служила для обозначения так называемых
пастушеских жанров — идиллии и эклоги. «Цинической» она названа потому, что
любовные стихотворения действительно отличаются некоторой фривольностью,
что полностью отвечало запросам придворной жизни того времени. Его любовные
песенки писались от лица как мужчины, так и женщины, в них выражались
оттенки любовных чувств, в особенности ревность, томление, любовная досада,
тоска.
Белинский, характеризуя эклоги и указав на их достаточную откровенность,
все же отметил: «и несмотря на это, Сумароков и не думал быть
соблазнительным или непримиримым, а, напротив он хлопотал о
нравственности».
В доказательство своей точки зрения Белинский полностью привел посвящение
из «Эклог» Сумарокова; основная идея этого посвящения сформулирована
Сумароковым в следующих словах: «В эклогах моих возвещается нежность и
верность, а не элопристойное сластолюбие и нет таковых речей, кои бы слуху
были противны». Сумароков, конечно же, понимая относительность подобных
слов: в одной своей, почти неприличной басне он иронически заметил: «Я
скромности всегда был крайний почитатель».
Сумароковым написано множество эклог, но все они более или менее
однообразны. П.А. Берков во вступительной статье к книге А.П. Сумарокова
отмечает, что почти каждая эклога начинается «большим «пейзажным»
введением, изображающим условную пастушескую, счастливую страну». Пейзаж в
сумароковских эклогах обычно тихий, безоблачный, чаще всего залитый
солнцем, иногда посеребренный луной:
К раскрытию очей и к услажденью взора
Выходит из-за гор прекрасная Аврора,
Сияет на лугах прекрасная весна...
После описания пейзажа либо герой, либо героиня сообщают своим друзьям или
поверяют источнику свою тайну — любовь к пастушке или пастуху. Дальнейшая
часть эклоги содержит борьбу между страстью и стыдом, всегда завершающая
«цитерскими утехами», о которых хотя и коротко, но всегда с несомненным
удовольствием говорит Сумароков в последних стихах:
И лишь коснулися они дубравы той,
В минуту овладел он всею красотой,
Лип были ветвия наместо им покрова,
А что там делалось, то знает та дуброва.
(«Цения»)
Как, например, в эклоге «Флориза»:
О, вы, страдания, дошедшие к концу!
Касайтеся, горя, любовному венцу,
Насытьтеся теперь цитерс
| |  скачать работу |
Любовная лирика |
