Маяковский
тричества.
Она смущена волшебником, вызвавшим духов и не умеющим с ними справиться.
Такое же отношение большинства и к остальной
технике.
Создав граммофон и радио, они откидывают его
плебсу, говорят с презрением, а сами слушают
Рахманинова, чаще не понимают, но делают его
почетным гражданином какого-то города и препо-
дносят в золотом ларце — канализационных
акций на сорок тысяч долларов.
Создав кино, они отшвыривают его демосу, а сами гонятся за оперными
абонементами в опере,
где жена фабриканта Мак-Кормик, обладающая
достаточным количеством долларов, чтобы делать
всевввсе, что ей угодно, ревет белугой, раздирая вам
уши. А в случае неосмотрительности капельдине-
ровввввввувров, закидывается гнилым яблоком и тухлым яйцом.
И даже, когда человек «света» идет в кино, он бессовестно врет
бвам, что бьл в балете или в голом ревю.
Миллиардеры бегут с зашумевшей машинами,
громимой толпами 5-й авеню, бегут за город в пока еще тихие дачные углы.
«— Не могу же я здесь жить, — капризно сказала мисс Вандербильд,
продавая за 6000000 долларов свой дворец на углу 5-й авеню и 53-й улицы, —
не могу я здесь жить, когда напротив Чайльдс, справа —
булочник, а слева — парикмахер.
После обеда состоятельным — театры, концерты
и обозрения, где билет первого ряда на голых дам стоит 10 долларов. Дуракам
— прогулка
в украшенном фонариками автомобиле в китай
ский квартал, где будут показывать обыкновенные
кварталы и дома, в которых пьется обыкн
овеннейший чай — только не американцами, а китайцами.
Парам победнее — многоместный автобус на
»Кони-Айланд» — Остров Увеселений. После дол
гой езды вы попадаете в сплошные русские (у нас
американские) горы, высоченные колеса, вздымаю
щие кабины, таитянские киоски, с танцами и фо-
ном — фотографией острова, — чортовы колеса,
раскидывающие ступивших, бассейны для купаю
щихся, катание на осликах, — и все это в таком
электричестве, до которого не доплюнуть и ярчай-
шей международной парижской выставке».
В отдельных киосках собраны все отвратительнейшие уроды мира, —
женщина с бородой,
человек-птица, женщина на трех ногах и т. п.,—
существа, вызывающие неподдельный восторг американцев.
Здесь же постоянно меняющиеся, за грош нанимаемые голодные женщины,
которых засовывают в ящик, демонстрируя безболезненное
прокалывание шпагами; других сажают на стул с рычагами и электрифицируют,
пока от их прикосновения к другому не посыплются искры.
Никогда не видел, чтобы такая гадость вызывала
бы такую радость.
Кони-Айленд — приманка американского девичества.
Скупые? Нет. Страна, съедающая в год одного
мороженого на миллион долларов, может приобрести себе и другие эпитеты.
Бог — доллар, доллар — отец, доллар — дух святой.
Но это не грошовое скопидомство людей, только
мирящихся с необходимостью иметь деньги, решив-
ших накопить суммочку, чтобы после бросить
наживу и сажать в саду маргаритки да проводить
электрическое освещение в курятники любимых
наседок. И до сих пор ньюйоркцы с удовольствием
рассказывают историю, 11-го года о ковбое Дай
монд Джиме.
Получив наследство в 250 000 долларов, он нанял
целый мягкий поезд, уставил его вином и всеми
своими друзьями и родственниками, приехал
в Нью-Йорк, пошел обходить все кабаки Бродвея, спустил в два дня добрых
полмиллиона рублей и уехал к своим мустангам без единого цента
на грязной подножке товарного поезда.
Нет! В отношении американца к доллару есть поэзия. Он знает, что
доллар — единственная сила
в его стодесятимиллионной буржуазной стране
(в других тоже), и я убежден, что, кроме известных всем свойств денег,
американец эстетически любуется зелененьким цветом доллара, отождествляя
его с весной, и бычком в овале, кажущимся ему портретом крепыша, символом
довольствия. А дядя Линкольн на долларе и возможность для каждого демократа
пробиться в такие же
люди делает доллар лучшей и благороднейшей страницей, которую может
прочесть юношество. При встрече американец не скажет вам безраз-
личное:
— Доброе утро.
Он сочувственно крикнет:
— Мек моней? (Делаешь деньги?) — и пройдет
дальше.
Американец не скажет расплывчато:
— Вы сегодня плохо (или хорошо) выглядите.
Американец определит точно:
— Вы смотрите сегодня на два цента.
Или:
— Вы выглядите на миллион долларов. О вас не скажут мечтательно,
чтобы слушатель терялся в догадках — поэт, художник, философ.
Американец определит точно:
— Этот человек стоит 1 230 000 долларов.
Этим сказано все: кто ваши знакомые, где вас
принимают, куда вы уедете летом и т.д. Все на продажу!
Путь, каким вы добыли ваши миллионы, безразличен в Америке. Все —
бизнес, дело, — все, что растит доллар. Получил проценты с разошедшейся
поэмы — бизнес, обокрал, не поймали — тоже.
К бизнесу приучают с детских лет. Богатые родители радуются, когда их
десятилетний сын, забросив книжки, приволакивает домой первый доллар,
вырученный от продажи газет.
— Он будет настоящим американцем.
Газеты созданы трестами; тресты, воротилы трестов запродались
рекламодателям, владельцам
универсальных магазинов. Газеты в целом проданы
так прочно и дорого что американская пресса считается неподкупной. Нет
денег, которые могли бы
перперекупить уже запроданного журналиста.
А если тебе цена такая, что другие дают больше, — докажи и сам хозяин
набавит...
…В одном только Нью-Йорке выходит 1500различных газет и журналов.
Больше, чем на 90% это — буржуазная пресса наипохабнейшего направления.
Американский репортер — это что-то вроде старого «ростовского жулика»… Что
же до американской прессы, то она живет сенсациями, убийствами и т.д.
Убийства, кстати, там случаются каждый день но если бы их не было, это было
бы убийством для американской прессы. Американские журналисты выглядят не
такими продажными, как французские, но это от того, что американские газеты
продаются целиком, вместе со своими хозяевами, раз и навсегда.
Страна такого всепоглощающего потребления не могла вызвать особого
расположения поэта. А в стихотворении «Вызов» (1925) Маяковский заявляет:
Я
полпред стиха
и я
с моей страной
вашим штатишкам
бросаю вызов.
Каков же вызов этим «штатишкам»? В Америке были, конечно, у поэта
выступления, лекции, поездки в крупнейшие рабочие центры страны – Нью-Йорк,
Чикаго, Детройт, Кливленд, Питтсбург, Филадельфию. Встречи с рабочим,
коммунистами, видевшими в поэте прежде всего представителя нового общества,
многим тогда казавшегося столь притягательным. Отзывы в газетах, интервью.
В самом стихотворении «Вызов» есть и облечение «капитала – его препохабия»,
и посылка «к чертям свинячим всех долларов всех держав». Но есть и вызов
другого рода:
…Нам смешны
дозволенного зоны.
Взвод мужей,
остолбеней,
цинизмом поражен!
Мы целуем –
беззаконно! –
над Гудзоном
ваших
длинноногих жен…
Поэт в прозаичном, «смешном», зашифрованном виде сообщает о важнейшем
в его личной жизни событии. Здесь, в Америке (вдали от Бриков), Маяковский
встретил и полюбил женщину – Элли Джонс (Елену Петровну Зиберт, 1904-1985),
из русских немцев, покинувших Россию в первые годы после революции. Все
время пребывания Маяковского в Америке они были вместе. Не простым было их
расствание. Елизавета и Владимир уже знали, что у них скоро будет ребенок.
Поэтому стихотворение «Домой» (1925), написанное на пароходе, увозившем
Маяковского их Америки обратно в Европу, начинается стихами, выражающими
смятение поэта:
Уходите, мысли, восвояси.
Обнимись,
души и моря глубь.
Тот,
кто постоянно ясен, -
тот,
по-моему,
просто глуп.
15 июня 1928 года у Маяковского и Элли Джонс в США родилась дочь Хелен-
Патриция. Сохранилась (не полностью) переписка родителей. Но их разделяет
огромное пространство – океан… Они встретятся еще раз, в 1928 году, во
Франции. Но, к сожалению, будущего у их любви не было. И его любовь – тайна
для окружающих.
А в выступлении уже после поездки в Америку у киевских рабкоров –
только о злободневном:
«…Про меня там распространялась всякая чепуха, а когда я спросил
репортера — почему он еще не написал, что я, например, убил свою тетку, он
задумался и сказал — и правда, почему не написал?» (Отчет о выступлении
Маяковского у киевских рабкоров. «Пролетарская правда», Киев, 2 февраля
1926).
...Типичным бизнесом и типичным ханжеством назовем и американскую
трезвость, сухой закон «прогибишен».
Виски п
| |  скачать работу |
Маяковский |
