Монада - центральное понятие в философии Лейбница
монад
заключается их счастье, хотя к смутной стадии этого беспокойства неизбежно
примешано едва заметное страдание. Однако «…счастье заключается в наиболее
гармоничном состоянии ума». Путь к этой гармонии идет, таким образом, через
активность, деятельность, борьбу, преодолевающую чувство лишенности,
неудовлетворенности, страдания и своими результатами устраняющую его.
Принцип активного стремления у Лейбница распространен на всю природу – в
этом его естественнонаучное значение. Последнее – самое замечательное в
динамичной трактовке монад. Маркс в письме Энгельсу от 10 мая 1870г.
заметил: «Ты знаешь, как я восхищаюсь Лейбницем».
В соображениях Ленина есть существенный момент: монады Лейбница – это не
только принципы деятельности, силы, contus’ы, но также и носители
деятельности. Монады обладают не только динамической, но и собственно
субстанциальной и притом индивидуальной характеристикой.
Идеалистическое понимание Лейбницем вопроса о субстратности монад
неизбежно сказалось и на трактовке их динамизма. Сущностные силы – это силы
«первичные», вечные, всегда живущие в своих действиях, неповторимые и
соединяющие в себе способность к изменению и тенденцию к актуализации.
Актуализация устремлена из идеально-духовного в материальное: духовные силы
порождают духовное движение, которое обнаруживает себя затем как движение
материальное, и уже отсюда проистекает далее протяженность и структурность
физических процессов. Монады суть «точки» в том, в частности, смысле, что
они суть сосредоточения неделимых вследствие своей духовности сил, которые
нельзя ни раздробить, ни размножить. Делимо пространство и повторимы его
фрагменты, а монады не делимы не только вследствие своего точечного
характера, но и потому, что по своей сущности они вне пространственных
измерений. Населяя весь мир своим метафизическим континуумом, они не
оставляют никакой возможности для «метафизической пустоты» не потому, что
их очень много и их множество заполняет пустоту, а потому, что понятия
заполненности и незаполненности не имеют применительно к сущности монад и
сочетаний последних никакого смысла. Соответственно динамические свойства
монад не носят векторного характера, силы-монады не имеют направлений.
Монады рассматривались и описывались Лейбницем по анологии с
человеческими «я». Их жизнь заключается не только в деятельности, но и в
сознании. Когда Лейбниц пишет о монаде, что «субстанция есть существо,
способное к действию», это ещё не означает спиритуализма.
6
Так, личность, изменяясь на протяжении всей жизни человека, остается
именно данной личностью, сохраняющей сознание непрерывности своего
существовании во времени. «Движение» каждой монады есть её духовное
изменение, развитие. Вся огромная совокупность монад напоминает «народ»,
состояние которого есть сочетание сознаний составляющих его отдельных монад-
личностей.
Имея общую духовную природу и, как увидим ниже, общее происхождение, все
монады, согласно первому принципу метода, не тождественны друг другу,
подобно тому, как различаются друг от друга характеры, ум и взгляды людей.
Различия между монадами, как и между человеческими душами, могут быть
указаны, по крайней мере, по двум основным параметрам – по «углу зрения» на
мир, т.е. по оригинальности структуры сознания, и по степени общего
развития, активности и совершенства.
Согласно принципу постепенности, монады не только отличаются друг от
друга, но и в той или иной мере похожи друг на друга именно так, как это
бывает у людей, в результате чего образуются различные группы и виды
единого монадного царства.
Впрочем, всеобщая совокупность монад похожа и на республику: ведь подобно
душам людей каждая из них – обособленный мир, обладающий своим содержанием,
в которое не может внедриться никакое духовное содержание извне и из
которого не может ни что «просочиться» вовне. Каждая монада – замкнутый
космос, и отсюда знаменитое изречение Лейбница: «Монады вовсе не имеют окон
(les monads n'ont point de fenetres), через которые что-либо могло бы войти
туда или оттуда выйти». Монады не могут воздействовать ни на что вовне себя
и сами не подвержены никакому внешнему влиянию – в этой самодостаточности
их совершенство, а в их самоограниченности гарантия того, что мир
представляет собой не хаос, а систему.
Но это своеобразная система: как бы повторяя в философии германский
политический партикуляризм той эпохи, взаимообособленность монад достигает
опасной грани, за которой их связи и взаимодействия могли бы исчезнуть. И
Лейбницу придется немало поломать голову над тем, как вновь восстановить
единство и гармонию мира, подорванную замкнутостью и взаимоизолированностью
монад.
Лейбниц мечтал как о гармоничной координации монад, так и об их
субординации, образующей систему управления. Но все это недостижимо,
поскольку противоречит самозамкнутости монад, а объяснение Лейбница, что
одни монады охотно подчиняются другим, если близки их взгляды на мир,
крайне искусственно. Если монады самозамкнуты, то невозможна не только их
организация в систему руководства и подчинения, но и диалог, а значит, и
коллективная работа ученых в академиях, о которой так горячо мечтал великий
просветитель…
Почему эти единство и гармония мира, столь строго утверждаемые принципами
метода Лейбница, были поколеблены? Виной этому – идеализм его концепции, у
которой был предшественник и современник, окказионализм (от слова occasion
– случай). Изъяв монады из реального вещественно-протяженного мира, Лейбниц
обособил тем самым существенные отношения от феноминальных: факт
взаимодействия между вещами перестал быть в его глазах свидетельством
связей между монадами. «Метафизическим точкам» невозможно общаться друг с
другом, если нет пространства для их общения и сами они внепространственны.
Перенесение окказионалистского решения проблемы на монады, по которому
бог, беспрерывно воздействуя на них, гармонизирует и приводит во взаимно
однозначное соответствие их состояния, не вполне удовлетворило Лейбница.
Бог здесь выступает в роли неумелого часовщика, вынужденного по средством
своего вмешательства непрестанно поддерживать синхронный ход часов.
Оставалось именно в собственной
7
внутренней деятельности каждой монады искать причину её системного единства
со всеми остальными монадами и описать процессы, к этому единству ведущие.
Отсюда вытекала задача охарактеризовать эту внутреннюю деятельность монад
именно как определенную историю их жизни.
Сам по себе данный замысел содержал в себе некоторое диалектическое
зерно. Ведь аналогичный замысел Спинозы, стремившегося определить все
происходящее в мире как продукт внутренних причин (causa sui), единой
субстанции, Энгельс оценил как стихийную диалектику взаимодействия. Акцент
на беспредельную неисчерпаемость содержания каждой монады усиливает то
качественное многообразие мира, которое определяется фактом различия всех
монад друг от друга. И если их оригинальность и неповторимость говорит
скорее против мирового единства и гармонии, чем в его пользу, то
бесконечное многообразие внутри каждой из них дает надежду на обретение
этого единства и гармонии, чем в его пользу, то бесконечное многообразие
внутри каждой монаде может быть нечто такое, что соответствует в тот или
иной момент времени состояниям и изменениям всех остальных монад.
Если же ограничиться лишь самодостаточностью для каждой монад её
внутреннего индивидуального мира, то тем самым закрепляются метафизические
черты всей системы Лейбница. Внутреннее в таком случае обособляется от
внешнего, монада ревниво замыкается в своем личном и неповторимом, хотя в
этом неповторимом всегда можно найти что-то, приблизительно соответствующее
неповторимым чертам каждой из всех прочих монад. Иного результата и не
могло быть, коль скоро субстанция Спинозы – весь макромир, а субстанция у
Лейбница – это частный и строго индивидуальный микромир.
В результате система Лейбница не только оказывается отягощенной
метафизикой, но и впадает в субъективный идеализм. Она приобретает облик
своеобразного коллективного солипсизма. Одни из новейших комментаторов, Г.
Карр, утверждая, что философ поставил перед собой задачу «сконструировать
систему реальности, отправляясь солипсистского базиса», объявил Лейбница
духовным отцом всего идеализма ХХ в.
Как Лейбниц понимал внутреннее развитие монад? Каждая из них живет более
или менее интенсивной жизнью, которую можно объяснить опять-таки по
аналогии с психической жизнью людей: ощущения, созерцания, представления,
самосознание – вот её ступени. Монады как бы двулики: стремление и
восприятие – это две стороны их жизни. Саморазвитие каждой монады – это
теологический переход её ко всё более высоким ступеням сознания, что
совпадает с прогрессом её познания. Впоследствии эту идею Лейбница сделал
центральным принципом всей своей философии Гегель: развитие субстанции, её
самопознания и познания есть одно и то же. Развитие монады происходит в
соответствии с принципом непрерывности. Представления, будучи у
| |  скачать работу |
Монада - центральное понятие в философии Лейбница |
