Натюрморт в Импрессионизме
идает чисто бытовому,
даже несколько банальному мотиву приподнятое звучание, окрашивая его в
романтические тона.
Сам художник считал свои натюрморты 1900-х годов созданными под
влиянием импрессионизма. "Сирень и незабудки" он определял как
"чистокровный импрессионизм ". Именно тогда Грабарь увлекался живописным
методом Клода Моне. "Хризантемы" в этом отношении чрезвычайно типичны.
Цветовой анализ вибрирующей световоздушной среды близок некоторым исканиям
французских живописцев этого направления. Однако уже в "Хризантемах"
чувствуется стремление преодолеть рыхлость формы, неустойчивость, "таяние"
цвета. Художник ищет выхода в подчинении форм и красок определенному
декоративному ритму.
Очень скоро это преодоление известной ограниченности
импрессионистического метода становиться у Грабаря последовательным.
Художник ставит натюрморты с целью специального анализа цвета, формы,
материальности предмета. Об этом свидетельствуют работы "На синей
скатерти", "На голубом узоре" (обе 1907). Натюрморты этого года вообще
отмечены разнообразием и сложностью поставленных задач, поисками новых
художественных приемов. Это не случайно. Все здесь говорит о близости
нового этапа в развитии русского натюрморта. В атмосфере борьбы за новые
художественные формы, которой проникнута живопись 1900-х годов, натюрморт
становиться одним из ведущих жанров, ареной творческого эксперимента.
В работах И. Грабаря можно заметить некоторую декоративность.
Картинное изображение, теряя пространственность, становилось, по сути
дела, плоскостным. Плоскостность живописи мелкими мазками, которые выглядят
расположенными на одной плоскости, моменты декоративности появляются и в
работах К.Коровина начиная с 1900 года. Но эта декоративность не выходит
за пределы импрессионистической манеры его живописи с широким и динамичным
мазком и построениями изображения цветными пятнами. Они лишь
интенсифицируются, цвет становится ярким и напряженным. Но сравнение черт
декоративности у позднего Коровина и у Грабаря выявляет различие между
этими художниками. Выявляет, что творчество Грабаря – это нечто иное, чем
импрессионизм. Импрессионизм К. Коровина был естественным выводом из той
"правды видения", той эмоциональности, которая развилась в живописи 80-90-х
годов. К импрессионистическим решениям он пришел самостоятельно, еще до
знакомства с импрессионизмом и постимпрессионизмом. Иными были истоки
творчества Грабаря и его становления. Еще в школе у Ашбэ и в первых
поездках в Париж он познакомился с импрессионизмом и постимпрессионизмом.
Если творчество Коровина развивалось в большей степени стихийно, то
расцвету творчества Грабаря предшествовали долгие годы учения и самых
разнообразных опытов. Это, разумеется, не лишало искусство Грабаря ни
национального характера, ни самостоятельности и оригинальности, но
стимулировало его в своих поисках идти дальше импрессионизма, искать и
разрабатывать новую систему живописи.
Возвращаясь к Коровину, следует заметить, что его живописный метод
также в известной мере близок к импрессионизму. Его натюрморты 1900-1910-х
годов развивают ту же живописную проблематику, которая была поставлена им
еще в 1880-х годах в картине "За чайным столом". Чувственная прелесть
предметного мира - вот, в сущности, содержание его работ. Радость бытия -
вот их главная тема. В духе традиций конца 1880 - 1890-х годов Коровин
сближает натюрморт с пейзажем, объединяя их приемами пленэрной живописи.
Одно из превосходных полотен этих лет - "Розы и фрукты" (Костромская
картинная галерея). Весь розово-голубой натюрморт пронизан взрывающимся
через открытое окно летним солнцем. Великолепен стеклянный графин,
"сотканный" по всем правилам импрессионистской живописи из одних рефлексов.
Ощущение объемной формы дается здесь только цветом, мазками краски,
передающими отражение солнечного света на поверхности стекла, отмечающими
рефлексы, бросаемые соседними предметами. В этой типичной исполнены "Розы"
начала 1910-х годов (частное собрание, Киев), изображенные на фоне моря, на
столе, рядом с яркими ягодами на тарелке; все предметы здесь окутаны
воздухом, над ними чувствуется небо. Подобных работ у Коровина много. В
большинстве своем они написаны в Крыму, на даче в Гурзуфе. В них необычайно
убедительно передано ощущение южного теплого воздуха, влажных морских
испарений, яркого солнца, всей нежащей атмосферы юга. Очень хорошо и в тоже
время типично в этом отношении полотно "Розы" (1912, Омский музей
изобразительных искусств). Натюрморт здесь органически соединен с пейзажем.
На столе, покрытом белой скатертью, - огромный, залитый солнцем букет
бледно-розовых цветов. Вокруг - панорама гурзуфской бухты, с синим морем,
маленькой пристанью, с фигурками людей, со скалами на горизонте.
Определяющим моментом в решении колорита служит яркий, прямой солнечный
свет, щедро заливающий и прибрежные скалы, и море, и крупные тугие цветы,
бросающие дрожащую тень на белую скатерть. Все дышит зноем. Лучи солнца как
бы съедают цвет предмета, окутывая все слепящим маревом. В этих лучах скалы
приобретают розовато - пепельный оттенок, на лепестки цветов ложатся
голубовато-белые блики, а стеклянный стакан на столе как бы исчезает вовсе,
оставаясь заметным лишь по легкой тени, отбрасываемой им на скатерти. И
только в глубине террасы, в тени, сгущаются темные, теплые тона.
Коровинское жизнерадостно - чувственное восприятие мира очень
убедительно в написанной несколько позже работе "Рыбы, вино и фрукты "
(1916, ГТГ). Маслянистый блеск чешуи в связке вяленой рыбы, насыщенный,
глубокий тон красного вина в бутылке, бросающего кругом золотые и кровавые
рефлексы, - во всем ощущается как бы аромат приморской лавчонки с ее
простой, но смачной снедью. Все многообразие формы, цвета и фактуры
предметов дано чисто живописными приемами. Вяленая рыба написана по теплому
коричнево-охристому подмалевку свободными ритмичными мазками красок
холодной гаммы: розовыми, голубыми, бирюзовыми, сиреневыми. Это и создает
впечатление переливов серебристой чешуи. Тень от бутылки вина,
определяющая пространственное соотношение предметов переднего плана, - как
бы и не тень вовсе: она цветная и состоит из золотых отсветов, которые
рождает солнечный луч, проходя сквозь вино. Эти золотые тона замечательно
гармонируют с желтыми и красными яблоками, рассыпанными на переднем плане.
Ликующее ощущение радости жизни, исходящее от этого полотна (как и от
других работ художника), есть и в самой манере Коровина, свободной и
легкой. Она артистически передает то чувство радостного восхищения, которое
охватывает зрителя в первый момент при виде всех этих цветов, залитых
солнцем и пронизанных воздухом моря, или многоцветного мерцания рыбьей
чешуи в лучах солнца, проникшим сквозь закрытые ставни. Однако при
кажущейся небрежности мазок художника необычайно точен в передаче цвета,
оттенка, тона.
Иные эмоции вызывают натюрморты, написанные в Париже: "розы и фиалки"
(1912, ГТГ) или "Гвоздики и фиалки в белой вазе" (1912, ГТГ). Изысканность
сервировки, блеск серебра, возбуждающие красно - лиловые тона цветов
прекрасно сочетаются с мерцающими огнями ночного города. "Узел" цветового
решения первого натюрморта - густой вишневый тон роз, холодная лиловизна
фиалок в темно-бирюзовых листьях и золотое, яркое пятно апельсина,
источающее теплое сияние. Все окрашено теплым, неярким светом, льющимся из
глубины комнаты, от переднего края картины. И здесь Коровин отнюдь не
ограничивается передачей внешнего вида группы предметов. Он стремиться
раскрыть то настроение, которое вызывает в нас созерцание этих предметов,
те ассоциации, которые они пробуждают. Он пишет здесь огни за окном не
просто как источники света, но стремиться передать их мерцающую, манящую
трепетность, говорящую о романтике большого, немного таинственного города,
о романтике ночного Парижа. Пряное сочетание лилового, вишнево-красного и
холодно зеленого вторит этому ощущению. Неровные блики света на столовом
серебре перекликаются с мерцающими уличными огнями за окном. Какая - то
особенная пламенеющая насыщенность желтого пятна апельсина усиливает общее
ощущение затаенного беспокойства, передающего атмосферу вечера в далеком,
"чужом" городе. Пусть в самой идее картины нет большой глубины,
эмоциональная убедительность раскрытия этой идеи несомненна.
Однако следует оговориться. Отнюдь не все работы Коровина, особенно
1910-х годов, столь интересны. В некоторых из них проскальзывают нотки
салонности, чего-то поверхностного. Свобода его манеры порой звучит как
нечто самодовлеющее. Живописный метод Коровина, который несколько условно
можно было бы назвать импрессионистическим, доведен в натюрмортах этих
годов до виртуозности. Однако в последующие годы развитие натюрморта как
жанра пошло иными путями. Да и в работах Коровина такой метод иногда давал
срывы, обнаруживая свои слабые стороны. Форма порой слишком раздроблялась,
цвет погасал. Иногда, желая преодолеть этот кризис, художник впадал в
пестроту.
То понимание натюрморта, которое мы находим у Грабаря и Коровина,
отнюдь не было единственным для конца XIX - первых лет
| |  скачать работу |
Натюрморт в Импрессионизме |
