Главная    Почта    Новости    Каталог    Одноклассники    Погода    Работа    Игры     Рефераты     Карты
  
по Казнету new!
по каталогу
в рефератах

Непостижимая Россия в творчестве В.В. Набокова

оте, со стула,
                  Где спички и часы лежат,
                  В глаза, как пристальное дуло,
                  Глядит горящий циферблат.
Говоря о подвигах, нельзя не упомянуть еще об  одном  поэте   двадцатого
века - о Н. С. Гумилеве, у которого эта тема занимала  большое  место  в
жизни и творчестве. Гумилев  много  путешествовал,  принимал  участие  в
Первой Мировой войне, и это ни могло не отразиться  на  его  стихах.  По
мнению Николая  Скатова  "военные  стихи  Гумилева,  может  быть,  самое
бледное и невыразительное из всего им написанного". Критикуя  стихи,  он
тут же восхищается другим:  "Военные  дела  офицера  Гумилева  еще  одно
подтверждение его силы воли и  героизма: два Георгия (солдатских!)".  То
есть Гумилев, в отличии от Набокова, не только мечтал о подвигах,  но  и
сам совершал их. Лишь смерть на поле  боя,  смерть  за  Родину  казалась
Гумилеву наиболее достойной:
                  Есть так много жизней достойных,
                  Но одна лишь достойна смерть.
                  Лишь под пулями в рвах спокойных
                  Веришь в знамя Господне, твердь.
Но вернемся к стихотворению Набокова "Расстрел". В  нем  мечта  Набокова
остается лишь  мечтою,  несмотря  на  тщетные  попытки  убедить  себя  в
обратном.   Даже проснувшись, поэт продолжает жить во сне, поэтому он со
страхом и надеждой смотрит на "горящий циферблат", который ассоциируется
у него с дулом пистолета. Не желая признавать, что  все  произошедшее  с
ним этой ночью всего  лишь  красивый  сон,  поэт  обманывает  сам  себя,
пытаясь удержать еще хоть на мгновение те ощущения, которые  переполняли
его:
                  Закрыв руками грудь и шею,-
                  Вот-вот сейчас пальнет в меня…
Но судьбу не обманешь, и осознание реальности приходит к нему  вместе  с
тем, как "оцепенелого сознанья коснется тиканье часов".
С  этим  звуком  его  иллюзии  рассеиваются,  а  его  самого   окутывает
разочарование:
                  Но сердце, как бы ты хотело,
                  Чтоб это вправду было так:
                  Россия, звезды, ночь расстрела
                  И весь в черемухе овраг.
Я  думаю, что Россия часто приходила к нему во сне, и он  был  рад  этим
встречам. Поэт с охотой принимал все то, что напоминало  ему  о  Родине:
книги, сны, воспоминания, даже если они были причиной  бессонниц.  Чтобы
не произошло по вине России, Набоков все принимал и со всем  соглашался.
Если ей надо было лишить его сна, он уверял себя, что так и должно быть:
                  Ночь дана, чтоб думать и курить
                  И сквозь дым с тобою говорить.
Набоков ценил каждую минуту, проведенную с Россией,  сохраняя  в  памяти
все ее "наплывания", которые,  как  ему  казалось,  олицетворяли  победу
над эмиграцией:
                  Но где бы стезя ни бежала,
                  нам русская снилась земля.
                  Изгнание, где твое жало,
                  Чужбина, где сила твоя?
Пройдут годы, а точнее двенадцать лет, прежде чем Набоков осознает,  что
все бессонницы, все "слепые наплывания"  России  -  это  и  есть  "жало"
изгнания. Со временем оно все чаще будет давать о себе знать,  с  каждым
годом причиняя еще больше страданий. И  вот  наступил  тот  день,  когда
Набоков, обращаясь "К России" (1939), сказал: "Отвяжись, я тебя умоляю!"
Это был крик измученной души. "Я  беспомощен", -  признается  он,  хотя,
если вспомнить, несколько лет назад в стихотворении "Родина"  он  считал
себя победителем:
                  Изгнание, где твое жало,
                  Чужбина, где сила твоя?
В том же стихотворении, только в следующей строфе, он уверенно говорил:
                  Мы знаем молитвы такие,
                  Что сердцу легко по ночам.
Почему же эти "молитвы" не спасают его в 1939 году? Возможно,  он  забыл
их, поэтому в стихотворении  "К  России"  "вечер  страшен".  Набоков  не
находит в ночи утешения, так как понимает, что вновь будут сны, а значит
и Россия, поэтому, если говорить словами Зинаиды Шаховской, он "от  боли
…от отчаяния  от  нее  отрекается"  -  "спускается  в  долину".  Набоков
понимает, что никогда больше не вернется в Россию, а "выть на  вершинах"
о своем "бессмертном счастие" он уже не в силах. Об  этом  поэт  говорит
уже в первой строфе своего произведения: "Я  умираю". Набоков уходит  со
сцены, предоставляя возможность   "выть"   о  России  тем,  кто  "вольно
отчизну покинул".  Сам  же  он  готов  "затаиться  и  без  имени  жить",
"отказаться от всяческих снов", только, чтобы "не сходиться" с  Родиной.
Но это кажется ему малой ценой за спокойствие, и поэтому он продолжает:
                  …обескровить себя, искалечить,
                  не касаться любимейших книг,
                  променять на любое наречье
                  все, что есть у меня, - мой язык.
То есть, он готов отказаться от  всего,  что  так  дорого  ему  и  самое
главное от своего языка, только, чтобы ничего не знать о России.  Грубый
тон  в  начале  стихотворения    сменяется   тоской.   Вспомним   начало
произведения. "Отвяжись…"- говорит Набоков. В  этих  словах  чувствуется
сила,  уверенность,  но  постепенно  она  пропадает  ("Я   беспомощен").
Пытаясь показать свое безразличие к Родине, поэт не обращается к ней  по
имени. Но это лишь маска, которую  он  сам  снимает  в  пятой  и  шестой
строфах,  где  впервые  за  все  стихотворение  он  обращается  к   ней:
"…Россия…".  В  этих  строфах,  которые  являются   половинками   одного
предложения, появляется прежний Набоков, который так  долго  искал  свою
"непостижимую":
                  Но зато, о Россия, сквозь слезы,
                  сквозь траву двух несмежных могил,
                  сквозь дрожащие пятна березы,
                  сквозь все то, чем я смолоду жил,
                  дорогими слепыми глазами
                  не смотри на меня, пожалей,
                  не ищи в этой угольной яме,
                  не нащупывай жизни моей!
Но, даже сняв маску, Набоков остается непоколебимым в своем решении. Еще
любя Россию, он отказывается  от  нее.  Решение  принято  и  уже  поздно
просить прощение:
                    …поздно, поздно! - никто не ответит,
                  и душа никому не простит.
С этого момента начинается новый период в творчестве Набокова. О  России
он прекращает писать,  по  крайней  мере,  по-русски.  А  несколько  лет
спустя, он вообще откажется от родного языка. Валентин Федоров в   своей
вступительной статье  "О жизни и литературной судьбе Владимира Набокова"
так определил этот период в  творчестве  писателя:  "Война  в  Европе  и
отъезд в  Америку,  накануне  гитлеровской  оккупации  Парижа,  ускорили
превращение Набокова не скажем - в  американского,  но  в  англоязычного
писателя и положили начало новому  витку  его  писательской  судьбы".  С
этого момента русский Набоков-прозаик уходит со сцены, оставляя Набокова-
поэта доигрывать свою роль. Еще несколько  лет  после  стихотворения  "К
России", в котором, как  мы  помним,  поэт  отказывается  от  нее  и  от
русского языка, он все  же  пишет  по-русски,  но  по  прошествии  этого
времени Набоков-поэт отправляется вслед за Набоковым-прозаиком:
                  …но теперь я спустился в долину,
                  и теперь приближаться не смей, -
тем самым доказывая, что все сказанное в 1939 году не просто слова.  Но,
как мне кажется, Набоков делает  это,  скрипя  сердцем.  Такой  вывод  я
сделала,  после  того,  как  узнала  историю  создания  и  перевода   на
английский язык стихотворения "Каким бы полотном батальным  ни  являлась
…". Это стихотворение Набоков написал в  1943 году. И хотя сделал он это
не по собственной инициативе, а  по  просьбе  журнала  "Новоселье",  оно
стоит в одном ряду со  всеми  его  произведениями.  Ведь  раз  оно  было
написано, значит, эти слова уже жили в  Набокове,  и  просьба  оказалась
лишь поводом. Из писем жены Набокова, приведенных в журнале "Звезда",  я
прочитала: "В 1965 году видный эмигрантский  критик  Владимир  Федорович
Марков и американский поэт Мэррим Спарке подготовили  антологию  русской
поэзии в переводе на английский язык с параллельными русскими  текстами.
Марков  обратился  к  Набокову   за   разрешением   включить   два   его
стихотворения: "Каким бы  полотном  батальным  ни  являлась…"  и  "Какое
сделал я дурное  дело…"  ".  Но  эти  произведения  нужно  было  сначала
перевести.  Набоков-поэт  отказался  делать  это,  что  говорит  о   его
привязанности к русскому языку. Он,  видимо,  все  еще  чувствовал  себя
русским  поэтом  и  поэтому  перевод  этих  двух  стихотворений  доверил
Маркову.   Но   когда   они    были    готовы,    Набоков    нашел    их
"неудовлетворительными". А так как он сам переводить их не собирался, то
в письме, адрессованном Маркову, жена Набокова от имени  мужа  попросила
не включать его стихи в  сборник.  Но  через  десять  дней  после  этого
письма, Набоков все-таки переводит стихотворения на английский язык, тем
самым заставляя себя совершить переход от родного языка к английскому:
Каким бы полотном батальным не являлась        No matter how the  Soviet
tinsel glitters
советская сусальнейшая Русь,                                        Upon
the canvas of a battle piece;
какой бы жалостью душа ни наполнялась -       No  matter  how  the  soul
dissolves in pity,
не поклонюсь, не примирюсь                                             I
will not bend, I will not cease

со всею мерзостью,  жестокостью  и  скук
12345
скачать работу

Непостижимая Россия в творчестве В.В. Набокова

 

Отправка СМС бесплатно

На правах рекламы


ZERO.kz
 
Модератор сайта RESURS.KZ