Николо Макиавелли: политическая культура средневековья
было в Римской империи. Поэтому если в то время приходилось больше
угрожать солдатам, ибо войско представляло большую силу, то в наше
время всем государям, кроме султанов, турецкого и египетского, важнее
угодить народу, ибо народ представляет большую силу.
Турецкий султан отличается от других государей тем, что он окружен
двенадцатитысячным пешим войском и пятнадцатитысячной конницей, от
которых зависит крепость и безопасность его державы. Такой государь
поневоле должен, отложив прочие заботы, стараться быть в дружбе с
войском. Подобным же образом султану египетскому, зависящему от
солдат, необходимо, хотя бы в ущерб народу, ладить со своим войском.
Заметьте, что государство султана египетского устроено не так, как все
прочие государства, и сопоставимо лишь с папством в христианском мире.
Его нельзя назвать наследственным, ибо наследниками султана являются
не его дети, а тот, кто избран в преемники особо на то уполномоченными
лицами. Но его нельзя назвать и новым, ибо порядок этот заведен давно,
и перед султаном не встает ни одна из тех трудностей, с которыми имеют
дело новые государи. Таким образом, несмотря на то, что султан в
государстве -- новый, учреждения в нем -- старые, и они обеспечивают
преемственность власти, как при обычном ее наследовании.
Но вернемся к обсуждаемому предмету. Рассмотрев сказанное выше, мы
увидим, что главной причиной гибели императоров была либо ненависть к
ним, либо презрение, и поймем, почему из тех, кто действовал
противоположными способами, только двоим выпал счастливый, а остальным
несчастный конец. Дело в том, что Пертинаксу и Александру, как новым
государям, было бесполезно и даже вредно подражать Марку, ставшему
императором по праву наследства, а Коммоду и Максимину пагубно было
подражать Северу, ибо они не обладали той доблестью, которая позволяла
бы им следовать его примеру. Соответственно, новый государь в новом
государстве не должен ни подражать Марку, ни уподобляться Северу, но
должен у Севера позаимствовать то, без чего нельзя основать новое
государство, а у Марка -- то наилучшее и наиболее достойное, что нужно
для сохранения государства, уже обретшего и устойчивость, и прочность.
ГЛАВА XX
О ТОМ, ПОЛЕЗНЫ ЛИ КРЕПОСТИ, И МНОГОЕ ДРУГОЕ, ЧТО ПОСТОЯННО
ПРИМЕНЯЮТ ГОСУДАРИ.
Одни государи, чтобы упрочить свою власть, разоружали своих
подданных, другие поддерживали раскол среди граждан в завоеванных
городах, одни намеренно создавали себе врагов, другие предпочли
добиваться расположения тех, в ком сомневались, придя к власти; одни
воздвигали крепости, другие -- разоряли их и разрушали до основания.
Которому из этих способов следует отдать предпочтение, сказать трудно,
не зная, каковы были обстоятельства в тех государствах, где
принималось то или иное решение; однако же я попытаюсь высказаться о
них, отвлекаясь от частностей настолько, насколько это дозволяется
предметом.
Итак, никогда не бывало, чтобы новые государи разоружали подданных,-
- напротив, они всегда вооружали их, если те оказывались не
вооруженными, ибо вооружая подданных, обретаешь собственное войско,
завоевываешь преданность одних, укрепляешь преданность в других и
таким образом обращаешь подданных в своих приверженцев. Всех подданных
невозможно вооружить, но если отличить хотя бы часть их, то это
позволит с большой уверенностью полагаться и на всех прочих. Первые,
видя, что им оказано предпочтение, будут благодарны тебе, вторые
простят тебя, рассудив, что тех и следует отличать, кто несет больше
обязанностей и подвергается большим опасностям. Но, разоружив
подданных, ты оскорбишь их недоверием и проявишь тем самым трусость
или подозрительность, а оба эти качества не прощаются государям. И так
как ты не сможешь обойтись без войска, то поневоле обратишься к
наемникам, а чего стоит наемное войско -- о том уже шла речь выше; но,
будь они даже отличными солдатами, их сил недостаточно для того, чтобы
защитить тебя от могущественных врагов и неверных подданных.
Впрочем, как я уже говорил, новые государи в новых государствах
всегда создавали собственное войско, что подтверждается множеством
исторических примеров. Но если государь присоединяет новое владение к
старому государству, то новых подданных следует разоружить, исключая
тех, кто содействовал завоеванию, но этим последним надо дать
изнежиться и расслабиться, ведя дело к тому, чтобы в конечном счете во
всем войске остались только коренные подданные, живущие близ государя.
Наши предки, те, кого почитали мудрыми, говаривали, что Пистойю
надо удерживать раздорами, а Пизу -- крепостями, почему для укрепления
своего владычества поощряли распри в некоторых подвластных им городах.
В те дни, когда Италия находилась в относительном равновесии, такой
образ действий мог отвечать цели. Но едва ли подобное наставление
пригодно в наше время, ибо сомневаюсь, чтобы расколы когда-либо
кончались добром; более того, если подойдет неприятель, поражение
неминуемо, так как более слабая партия примкнет к нападающим, а
сильная -- не сможет отстоять город.
Венецианцы поощряли вражду гвельфов и гибелинов в подвластных им
городах -- вероятно, по тем самым причинам, какие я называю. Не доводя
дело до кровопролития, они стравливали тех и других, затем, чтобы
граждане, занятые распрей, не объединили против них свои силы. Но как
мы видим, это не принесло им пользы: после разгрома при Вайла сначала
часть городов, а затем и все они, осмелев, отпали от венецианцев.
Победные приемы изобличают, таким образом, слабость правителя, ибо
крепкая и решительная власть никогда не допустит раскола; и если в
мирное время они полезны государю, так как помогают ему держать в
руках подданных, то в военное время пагубность их выходит наружу.
Без сомнения государи обретают величие, когда одолевают препятствия
и сокрушают недругов, почему фортуна,-- в особенности если она желает
возвеличить нового государя, которому признание нужней, чем
наследному,-- сама насылает ему врагов и принуждает вступить с ними в
схватку для того, чтобы, одолев их, он по подставленной ими лестнице
поднялся как можно выше. Однако многие полагают, что мудрый государь и
сам должен, когда позволяют обстоятельства, искусно создавать себе
врагов, чтобы, одержав над ними верх, явиться в еще большем величии.
Нередко государи, особенно новые, со временем убеждаются в том, что
более преданные и полезные для них люди -- это те, кому они поначалу
не доверяли. Пандольфо Петруччи, властитель Сиены, правил своим
государством, опираясь более на тех, в ком раньше сомневался, нежели
на всех прочих. Но тут нельзя говорить отвлеченно, ибо все меняется в
зависимости от обстоятельств. Скажу лишь, что расположением тех, кто
поначалу был врагом государя, ничего не стоит заручиться в том случае,
если им для сохранения своего положения требуется его покровительство.
И они тем ревностнее будет служить грсударю, что захотят делами
доказать превратность прежнего о них мнения. Таким образом они всегда
окажутся полезнее для государя, нежели те, кто, будучи уверен в его
благоволении, чрезмерно печется о своем благе.
И так как этого требует обсуждаемый предмет, то я желал бы
напомнить государям, пришедшим к власти с помощью части граждан, что
следует вдумываться в побуждения тех, кто тебе помогал, и если
окажется, что дело не в личной приверженности, а в недовольстве
прежним правлением, то удержать их дружбу будет крайне трудно, ибо
удовлетворить таких людей невозможно. Если на примерах из древности и
современной жизни мы попытаемся понять причину этого, то увидим, что
всегда гораздо легче приобрести дружбу тех, кто был доволен прежней
властью и потому враждебно встретил нового государя, нежели сохранить
дружбу тех, кто был недоволен прежней властью и потому содействовал
перевороту.
Издавна государи ради упрочения своей власти возводят крепости,
дабы ими, точно уздою и поводьями, сдерживать тех, кто замышляет
крамолу, а также дабы располагать надежным убежищем на случай
внезапного нападения врага. Могу похвалить этот ведущийся издавна
обычай. Однако в нашей памяти мессер Николо Вителли приказал срыть две
крепости в Читта ди Кастелло, чтобы удержать в своих руках город.
Гвидо Убальдо, вернувшись в свои владения, откуда его изгнал Чезаре
Борджа, разрушил до основания все крепости этого края, рассудив, что
так ему будет легче удержать государство. Семейство Бентивольи,
вернувшись в Болонью, поступило подобным же образом. Из чего следует,
что полезны крепости или нет -- зависит от обстоятельств, и если в
одном случае они во благо, то в другом случае они во вред. Разъясню
подробнее: тем государям, которые больше боятся народа, нежели внешних
врагов, крепости полезны; а тем из них, кто больше боится внешних
врагов, чем народа, крепости не нужны. Так семейству Сфорца замок в
Милане, построенный герцогом Франческо Сфорца, нанес большой урон,
нежели все беспорядки, случившиеся в государстве. Поэтому лучшая из
всех крепостей -- не быть ненавистным народу: какие крепости ни строй,
они не спасут, если ты ненавистен народу, ибо когда народ берется за
оружие, на п
| |  скачать работу |
Николо Макиавелли: политическая культура средневековья |
