Главная    Почта    Новости    Каталог    Одноклассники    Погода    Работа    Игры     Рефераты     Карты
  
по Казнету new!
по каталогу
в рефератах

Панаевский цикл Н.А. Некрасова и Денисьевский цикл Ф.И. Тютчева

 в печку не могу»; «правды в них  и  проку  мало».  Однако
при всем этом — «Они мне милы».
      Более поздний текст с заглавием «Письма»  (1855)  целиком  основан  на
раскрытии, казалось бы, взаимоисключающих начал. Письма продиктованы  сердцу
любовью,  в  них  запечатлены  «души  <...>   черты,   Корыстному   волненью
непричастной», но они со злобой сожжены той рукой,  «Которая  с  любовью  их
писала!». Поэт, очевидно, дорожа этими стихами, включил  их  в  свой  первый
программный сборник и затем перепечатывал  во  всех  прижизненных  собраниях
стихотворений.
      И вот — 1877 год: «Горящие письма». Как и  в  1855  году,  сохраняется
мотив сожженных писем, вызывающий в памяти  известное  стихотворение  А.  С.
Пушкина  «Сожженное  письмо».  Правда,  мотивировки  сожжения  разные:  «она
велела» — у Пушкина, «злоба» — в  стихотворениях  Некрасова.  Сохраняется  и
раскрытие   противоречивости   чувств,   а   также    поступков    человека,
обусловленных его настроем  и  социальными  обстоятельствами.  Не  отец,  не
старший брат,  как  принято  было  в  ту  пору,  определил  судьбу  женщины:
«Свободно ты решала выбор свой». Этот смелый шаг повлек за собой и другие:

                         «Но ты идешь по лестнице крутой
                          И дерзко жжешь пройденные ступени!..»

      И хотя «он», любящий, умом признает за женщиной право  самостоятельных
решений, сердцу его тревожно и больно:

                         «Безумный шаг!., быть может, роковой...»

      Если  продолжить  наблюдения  над  общими  особенностями  произведений
Некрасова о любви, наблюдения над  изображением  «благородного  сердца»,  то
следует сказать, как устойчивы, часто употребляемы и  некоторые  обозначения
ситуаций жизни и свойств  личности  лирической  героини.  Избранница  героя-
интеллигента не только «подруга  трудных,  трудных  дней»,  «подруга  темной
участи»,  но  единомышленница  человека,  избравшего  нелегкую  писательскую
стезю (см. «Последние элегии», 1855).
      Одна из цитированных элегий («Ты меня отослала далеко...») включала  в
себя обращение к  женщине-другу.  «Другом  одиноким,  больным  и  бездомным»
представала «она» из воспоминаний рассказчика в более  раннем  стихотворении
«Еду ли ночью по улице темной...» (1847). Еще годом ранее в произведении  «В
неведомой глуши, в деревне  полудикой...»  раскрывалось,  что  же  привносит
женщина-друг в отношения любящих:

                         И думал, что душе, довременно убитой,
                         Уж не воскреснуть никогда.
                         Но я тебя узнал... Для жизни и волнений
                         В груди проснулось сердце вновь:
                         Влиянье ранних бурь и мрачных впечатлений
                         С души изгладила любовь...

      Поскольку отношения любящих не односторонни, другом называется и «он»:
«ревнивый твой друг» («Если мучимый страстью мятежной...»), «Еще  твой  друг
забыть не мог» («Так это шутка? Милая  моя...»),  «Я  друг,  а  не  губитель
твой...» («Тяжелый год  —  сломил  меня  недуг...»).  При  таком  доверии  и
понимании образ любого из друзей естественно соотносится с образами  сердца,
любви, бурь, души, которая может быть «возмущена», «безвременно убита»  или,
напротив, возрождена к жизни.
      В его «песнях любви», кроме чувства, его развития, состояния любящих в
определенные  периоды  или  при  определенных   жизненных   обстоятельствах,
изображаются общее дело и семья. Это было совсем новым для  русской  лирики.
И если в «Последних элегиях» общее дело обозначено несколько глухо, в  более
поздних произведениях  оно  будет  раскрываться  определеннее,  например,  в
цикле «Три элегии» (1874):

                         Все, чем мы в жизни дорожили,
                         Что было общего у нас, —
                          Мы на один алтарь сложили —
                          И этот пламень не угас!

                 Отношения  супругов,  семья,  ее  вершины  и  будни  заняли
заметное место в стихах «панаевского» цикла. Из воспоминаний Л. Я.  Панаевой
известно, как серьезно смотрел на брак и  семью  Некрасов-человек,  полагая,
что в эти ответственные отношения  должны  вступать  люди,  понимающие  один
другого, близкие по образу мыслей, образу жизни.  Можно  вспомнить  суждения
Николая Алексеевича о любви (в  самом  широком  смысле)  и  дружбе,  имеющие
характер откровенных признаний. 12 апреля 1857 года он писал из Рима  Л.  Н.
Толстому: «Мысль, что  заболит  другое  сердце,  может  меня  остановить  от
безумного или жестокого поступка — я это говорю по опыту;  мысль,  что  есть
другая душа, которая поскорбит или порадуется за меня, наполняет мое  сердце
тихой отрадой, <...> для такой души я не в состоянии пожалеть своей...»  (X,
330). Через месяц тому же адресату, из Парижа: «...и  вот  является  любовь.
Человек брошен в жизнь загадкой для самого себя, каждый день его  приближает
к уничтожению — страшного и обидного в этом много! На  этом  одном  можно  с
ума сойти. Но вот Вы замечаете, что другому (или другим) нужны Вы — и  жизнь
вдруг получает смысл, и человек уже не чувствует той  сиротливости,  обидной
своей ненужности <.. .>. Человек создан быть опорой другому, потому что  ему
самому нужна опора» (X, 334—335).
      Здесь  уместно  сказать  о  лирической  миниатюре  «Поражена   потерей
невозвратной...». Изображенная в ней ситуация такова:  у  супругов  —  горе.
Под этим художественным фактом — «потерей невозвратной»  —  был  и  реально-
биографический факт: случившаяся весной 1855  года  смерть  маленького  сына
Панаевой и Некрасова. Мотив  горя  в  семье  (обращаемся  к  стихотворению),
горя, вторгшегося в разделенную любовь,  как  и  тема  семьи,  были  новыми,
нетрадиционными  для  отечественной  лирики.  Супругам  кажется,  что  жизнь
застывает, что возврат к ней невозможен:

                         Я жду... но ночь не близится к рассвету,
                          И мертвый мрак кругом... и та,
                          Которая воззвать могла бы к свету —
                          Как будто смерть сковала ей уста!

      Окруженные мраком, видящие перед собой смерть и ограниченность  жизни,
он и она, конечно, попали в экстремальную ситуацию. И  очень  важно,  что  в
такой ситуации ответственным за все, но, прежде всего за судьбу,  состояние,
самочувствие  любимой,  считает  себя  мужчина.  Его  внимание,  его  забота
направлены к тому, чтобы помочь  вывести  из  отчаяния  ту,  которой  сейчас
несравненно труднее:

                         Лицо без мысли, полное смятенья,
                         Сухие, напряженные глаза —
                         И, кажется, зарею обновленья
                          В них никогда не заблестит слеза.

      Как выразительна и  психологически  насыщена  характеристика  горюющей
матери! Выразительна потому, что  художник  уловил  главное:  потрясенность,
смятенье —  до  потери  мысли,  до  потери  речи.  Он  заметил  и  упорство,
нежелание сдаться «мертвому мраку»: отсюда — «Сухие, напряженные  глаза».  В
сердце мужа возникла надежда на то, что жена,  мать  «воззвать  могла  бы  к
свету» (таковы сила, возможности женской любви). Но этого не происходит...
      Возвращаясь к  мысли  о  живом,  подчас  преходящем  характере  любви,
скажем, что Некрасов-художник не  боится  изображать  появляющиеся  на  пути
любящих испытания, тревоги, заботы,  подчас  круто  все  меняющие.  Напомним
строки из стихотворений «Еду ли ночью по улице темной...» («Не покорилась  —
ушла ты на волю, Да не на радость сошлась и со мной...»)  и  «Тяжелый  крест
достался ей на долю...» («Кому и страсть, и молодость, и волю —  Все  отдала
— тот стал ее палач!»).
      С самыми  разными  основаниями  связаны  возникновение  и  переживание
качественно  неодинаковых   состояний   любви.   Подчас   она   определяется
настроением  («Если,  мучимый  страстью  мятежной...»,  «Ты  всегда   хороша
несравненно...», «Я не люблю иронии твоей...» и т. д.),  подчас  зависит  от
времени жизни, встреч, общения  («Я  посетил  твое  кладбище...»,  «Давно  —
отвергнутый тобою..!»). В последнем из названных стихотворений  изображаются
фазы любви, обусловленные также разными обстоятельствами. Первая:  «он»,  не
получив признания, пытался уйти из жизни, броситься в волны, но они  «грозно
потемнели» и остановили печальное  намерение.  Вторая:  счастье  взаимности,
полноты жизни при наличии общих интересов. И еще один поворот: любовь  ушла,
жизнь утратила притягательность, что якобы понимает сама природа («волны  не
грозят сурово, А манят в глубину свою...»).
      В изумительной лирической миниатюре «Прости» (1856),  по  форме  своей
вызывающей  ассоциацию  с  заклинанием  (перечисление  того,  что  не   надо
помнить), определенно прочерчена линия зависимости состояния любви  от  хода
жизни:

                         Прости! Не помни дней паденья,
                         Тоски, унынья, озлобленья, —
                          Не помни бурь, не помни слез,
                          Не помни ревности угроз!

      Однако при всем этом герой наделен  благодарной  
12345
скачать работу

Панаевский цикл Н.А. Некрасова и Денисьевский цикл Ф.И. Тютчева

 

Отправка СМС бесплатно

На правах рекламы


ZERO.kz
 
Модератор сайта RESURS.KZ