Поэзия Заболоцкого
ят животные, в
которых начинает просыпаться разум. Точнее, говорит человек с высоты новой
нравственности, рожденной сознательно - активным пониманием эволюции.
Реальность мира предстает глазами замученных, натуральных жертв
человеческой эксплуатации. Говорит бык, для кого смерть оборачивается роком
живодерни:
На мне печаль как бы хомут.
На дно коровьего погоста,
Как видно, скоро повезут.
О, стон гробовый!
Вопль унылый!
Продолжает конь:
Мужик, меня ногами обхватив,
Скачет, страшно дерясь кнутом,
И я скачу, хоть некрасив,
Хватая воздух жадным ртом.
Кругом природа погибает,
Мир качается, убог,
Цветы, плача, умирают,
Одна из следующих глав «Торжества земледелия» – «Битва с предками» –
это неизбежный спор с покорным согласием на данные природой рамки, с
философией природного кругооборота, дурной бесконечности, которую
представляют «предки». Сторону преодоления природного закона, творческого
дерзания держит Солдат:
Предки, все это понятно,
Но, однако, важно знать,
Не пойдем ли мы обратно,
Если будем лишь рожать?
И вот наступает «Начало науки», поданное как сон Солдата, как
осуществленная мечта. Человек, преобразующий собственную природу,
подтягивает до себя и отставших по лестнице эволюции своих меньших братьев,
устанавливает новый закон бытия, закон истинного родства, связующий все
существа земли. Этот закон высится на новой натуральной основе жизни, из
которой изгоняется принцип взаимного пожирания и вытеснения. И на этом
особенно настаивает поэт в своих ликующих сценках нового питания. Какой
контраст с бывшим удручающим «кровавым искусством жить»!
А под горой машинный храм
Выделывал кислородные лепешки,
Там кони, химии друзья,
Хлебали щи из ста молекул,
Иные, в воздухе вися,
Смотрели, кто с небес приехал.
Корова в формулах и лентах
Пекла пирог из элементов,
И перед нею в банке рос
Большой химический овес.
Поэма «Торжество земледелия» - задорная, веселая, торжествующая
поэзия. Мир в ней как будто рождается заново. «Младенец - мир» – гласит
одна из заключительных глав поэмы. Мир начинает науку новой жизни с самого
начала, с буквы А.
Мы старый мир дотла снесем
И букву А огромным хором
Впервые враз произнесем.
В более поздних стихах излюбленной формой выражения той же мысли
становится у Заболоцкого образ природы - ученицы, которую мудрый и строгий
учитель - человек засаживает за учебу.
Природа черная, как кузница,
Отныне людям будь союзница,
Тебя мы вылечим в больнице,
Посадим в школе за букварь,
Чтоб говорить умели птицы
И знали волки календарь.
Чтобы в лесу, саду и школе,
Уж по своей, не нашей воле
На нас работала сама.
То же через десять лет:
От моря до моря, от края до края
Мы учим и пестуем младшего брата.
(«Читайте, деревья, стихи Гезиода...», 1946)
А в «Торжестве земледелия» в главе «Начало науки» возникает образ
«большого животного института», где «ума растенье развивают. Здесь учат
бабочек труду, Ужу дают урок науки. < … > Здесь волк с железным микроскопом
Звезду вечернюю поет, Здесь конь с редиской и укропом Беседы длинные
ведет». А в «Школе жуков» (1931) предвосхищается то великолепное будущее,
когда растение сумеет превращаться в животное («Мы не забудем – Час, когда
в ножке листа Обозначился мускул, В теле картошки Зачаток мозгов появился И
кукурузы глазок Открылся на кончике стебля»), и засияет «животных разумное
царство». Воплощается углубленная библейская мечта, столь близкая сердцу
автора «Торжества земледелия» и «Безумного волка», о таком состоянии твари,
когда не просто возлягут рядом ягненок со львом, а станут участвовать
вместе с человеком в общем творчестве мира.
В «Торжестве земледелия» мир не просто перестраивается, а радикально
преображается, начинается настоящая онтологическая революция, призванная
установить «новое небо» и «новую землю».
Мы же новый мир устроим
С новым солнцем и травой.
Совсем недавно войдя в литературу, Заболоцкий уже оказался с клеймом
поборника формализма и апологета чуждой идеологии. Составленная им новая,
готовая к печати книга стихов (1933 г.) не смогла увидеть свет. Вот тут и
пригодился жизненный принцип поэта: "Надо работать и бороться за самих
себя. Сколько неудач еще впереди, сколько разочарований, сомнений! Но если
в такие минуты человек поколеблется - его песня спета. Вера и упорство.
Труд и честность..." (1928 г., письмо к Е. В. Клыковой). И Николай
Алексеевич продолжал трудиться. Средства к существованию давала начатая еще
в 1927 году - работа в детской литературе - в 30-х годах он сотрудничал в
журналах "Еж" и "Чиж", писал стихи и прозу для детей. Наиболее известны
его перевод - обработка для юношества поэмы Ш. Руставели "Витязь в
тигровой шкуре" (в 50-х годах был сделан полный перевод поэмы), а также
переложения книги Рабле "Гаргантюа и Пантагрюэль" и романа де Костера
"Тиль Уленшпигель".
В своем творчестве Заболоцкий все более сосредоточивался на
философской лирике. Он увлекался поэзией Державина, Пушкина, Баратынского,
Тютчева, Гете и, по-прежнему, Хлебникова, активно интересовался
философскими проблемами естествознания - читал труды Энгельса,
Вернадского, Григория Сковороды... В начале 1932 года познакомился с
работами Циолковского, которые произвели на него неизгладимое
впечатление. В письме к ученому и великому мечтателю писал: "...Ваши
мысли о будущем Земли, человечества, животных и растений
глубоко волнуют меня, и они очень близки мне. В моих ненапечатанных поэмах
и стихах я, как мог, разрешал их".
«Туда, на звезды, вперед!» – звал Циолковский. Заболоцкого поразила
созвучность многих идей Циолковского с собственными заветными мыслями,
поэтически высказанными в «Торжестве земледелия», «Безумном волке», «Школе
жуков»... Ближе всего ему было активно - эволюционное ядро космической
философии Циолковского: убежденность в восходящем развитии мира и самой
природы человека, когда его разум, его силы становятся сознательным
орудием такого восхождения. Как все мыслители - космисты, Циолковский не
считал человека окончательным венцом творения, остро чувствовал его
промежуточную, кризисную пока природу.
Заболоцкому трудно было принять атомный трансформизм,
нечувствительность к проблеме личности у Циолковского. Поэт резонно
отвечает космическому мыслителю: «Мне неясно, почему моя жизнь возникает
после моей смерти. Если атомы, составляющие мое тело, разбредутся по
вселенной, вступят в другие, более совершенные организации, то ведь данная
- то ассоциация их уже больше не возобновится и, следовательно, я уж не
возникну снова. < … > Наконец, и самый атом не есть неделимая частица. <...
> Атом при известных условиях разрушается точно так же, как разрушаюсь
(умираю) я. <... > Личное бессмертие возможно только в одной организации.
Не бессмертны ни человек, ни атом, ни электрон. <... > Вот мне и кажется,
что Вы говорите о блаженстве не нас самих, а о блаженстве нашего материала
в других, более совершенных организациях будущего. Все дело, очевидно, в
том, как понимает и чувствует себя человек. Вы, очевидно, очень ясно и
твердо чувствуете себя государством атомов. Мы же, ваши корреспонденты, не
можем отрешиться от взгляда на себя как на нечто единое и неделимое. Ведь
одно дело – знать, а другое – чувствовать» 28.
В основе натурфилософской концепции Заболоцкого - представление о
мироздании как единой системе, объединяющей живые и неживые формы
материи, которые находятся в вечном взаимодействии и
взаимопревращении. Развитие этого сложного организма природы
происходит от первобытного хаоса к гармонической упорядоченности всех
ее элементов. И основную роль здесь играет присущее природе сознание,
которое, по выражению К. А. Тимирязева, "глухо тлеет в низших существах и
только яркой искрой вспыхивает в разуме человека". Поэтому именно
человек призван взять на себя заботу о преобразовании природы, но в
своей деятельности он должен видеть в природе не только ученицу, но и
учительницу, ибо эта несовершенная и страдающая "вековечная давильня"
заключает в себе прекрасный мир будущего и те мудрые законы, которыми
следует руководствоваться человеку.
В поэзии Заболоцкого с редкой силой была выражена нестерпимая боль
умирания. Эта боль настолько велика, что ею наделяется вся природа:
Река дрожит и, чуя смертный час,
Уже открыть не может томных глаз,
И все ее беспомощное тело
Вдруг страшно вытянулось и оцепенело
И, еле двигая свинцовою волной,
Теперь лежит и бьется головой.
(«Начало зимы», 1935)
«Предсмертные черты», которые поэт уловил во «взгляде» замерзающей
реки, прямо соотносятся с тем, «как смотрят люди в день своей кончины».
«Природа в речке нам изобразила Скользящий мир сознанья своего» – сознание
страдания в тисках природного смертного закона. Мучительные сцены смерти в
природе («Засуха», 1936: «В смертельном обмороке бедная река Чуть шевелит
засохшими у
| |  скачать работу |
Поэзия Заболоцкого |
