Последний приют поэта
вказу.
Александр Беляев мог вспоминать об Одоевском, читать его стихи,
которые никогда не увидели света.
А сколько еще интересных людей бывало в «Домике»! Вот – поэт Александр
Николаевич Креницын. Прапорщик 18-го егерского полка, он был разжалован в
рядовые за организацию бунта в Пажеском корпусе. На Кавказе Креницын близко
сошелся с А.А. Бестужевым. После его смерти Александр Николаевич бережно
собрал портреты декабристов, присланные А.А. Бестужеву из Читинского
острога братом Николаем. Старший из братьев Бестужевых, Николай, в течение
многих лет рисовал в Сибири портреты участников заговора. Креницын переслал
портреты младшему Бестужеву, Павлу, в Петербург.
Об этих портретах, об авторе их, обо всей семье Бестужевых, из которой
вышли четыре брата-декабриста, а главным образом об Александре
Александровиче Бестужеве-Марлинском, несомненно, было много разговоров в
«Домике», когда приходил Креницын.
Не так часто, как другие декабристы, бывал в «Домике» Александр
Иванович Черкасов. Это был неутомимый собиратель фольклора, его живые
рассказы о народном творчестве собеседники слушали с увлечением.
Бывал здесь и декабрист А.И. Вегелин. Его в «Домике» прозвали
диктатором за нетерпимость к возражениям, слишком серьезный и важный вид.
Молодежь, а ведь Лермонтов и многие его товарищи были еще так молоды, во
всем находила повод для шуток.
Прозвища обычно придумывал Лермонтов.
«Всех окрестит по-своему», – вспоминал один из постоянных посетителей
«Домика» Николай Павлович Раевский, поручик Тенгинского полка, очень
любивший Михаила Юрьевича и впоследствии очень тепло вспоминавший о нем.
А какие живые, интересные беседы завязывались в «Домике», когда туда
приходили командир Нижегородского полка полковник С.Д. Безобразов и
художник Г.Г. Гагарин, известный своими прекрасными кавказскими рисунками.
Оба они совсем недавно участвовали в знаменитой в истории Кавказской
войны Черкейской экспедиции. Аул Черкей в Дагестане считался неприступным.
Шамиль будто бы уверял жителей аула, что они могут спать совершенно
спокойно, так как Черкея русским никогда не взять. Овладеть этим аулом было
действительно трудно. В 1841 г. аул был все же взят.
За эту экспедицию полковник Сергей Дмитриевич Безобразов был
представлен к производству в генералы. Очень простой, никогда не дававший
почувствовать разницу в чинах, Сергей Дмитриевич оставался среди товарищей
таким же живым собеседником, каким был всегда.
Для Лермонтова рассказы Безобразова и рисунки Гагарина были особенно
интересны: ведь он хорошо знал характер экспедиций и обстановку в горах.
Гагарин прожил в Пятигорске только до 20 июня и ежедневно бывал в
«Домике». С Лермонтовым и Трубецким занимался он еще в Петербурге
живописью. Среди совместных рисунков Гагарина и Лермонтова есть акварель
«Валерик». Сделана она в 1840 г. в Кисловодске по рассказам об этом бое
Лермонтова, только что вернувшегося из похода.
Искренний и благородный, Гагарин пришелся по душе поэту. Лермонтов и
живописью начал заниматься серьезно только после знакомства с Гагариным.
Европейски образованный художник мог рассказать много интересного.
Но если в «Домике» появлялся Руфим Иванович Дорохов, то все
«перевертывалось вверх дном». Бесшабашная голова, весельчак, остряк,
вспыльчивый до бешенства, страстный игрок в карты – Дорохов был всеобщим
любимцем.
Сын героя Отечественной войны 1812 г., знаменитого партизана, генерала
Ивана Семеновича Дорохова, Руфим Иванович был очень популярен на Кавказе. О
его храбрости создавались легенды. Дважды Дорохова разжаловали в рядовые, и
каждый раз исключительными подвигами он добивался освобождения «из-под
серой шинели».
Ему-то было о чем рассказывать в «Домике». В 1840 г. Дорохов и
Лермонтов участвовали в экспедиции против горцев. Дорохов командовал
отрядом охотников и, будучи раненным, передал командование Лермонтову.
«Я получил в наследство от Дорохова, которого ранили, – писал
Лермонтов своему другу А.А. Лопухину, – отборную команду охотников,
состоящую изо ста казаков – разный сброд, волонтеры, татары и проч., это
нечто вроде партизанского отряда, и если мне случится с ним удачно
действовать, то авось что-нибудь дадут».
Кипучая жизнь «Домика» изображалась в карикатурах в особом альбоме.
Рисовали тогда все, и альбом каждый день пополнялся новыми рисунками. Чаще
других изображался Николай Соломонович Мартынов.
Мартынов был в отставке в чине майора. В Пятигорск приехал в конце
апреля «для пользования водами». Жил он по соседству, в угловом доме
Верзилина (ныне № 6 на углу улиц Лермонтовской и Анджиевского).
Бесхитростную, но точную характеристику Мартынову дала родственница
Лермонтова – Катенька Быховец:
«Этот Мартынов глуп ужасно, все над ним смеялись; он ужасно самолюбив…
всегда ходил в черкеске и с кинжалом».
Манера одеваться, непомерной величины кинжал Мартынова, напыщенность,
любовь к позе, – все это давало благодатный материал для товарищеских шуток
и карикатур.
А.И. Арнольди, племянник декабриста Лорера, вспоминал такой случай.
Зашел как-то к Лермонтову в «Домик», а заходил он часто, так как жил по
соседству, и услышал смех Лермонтова и Трубецкого. Они рассматривали альбом
с карикатурами. Трубецкой хотел закрыть альбом, но Лермонтов сказал:
– Ну, этот ничего!
И они показали Арнольди «целую тетрадь карикатур на Мартынова, которые
сообща начертили и раскрасили».
Это была целая история в лицах, – вспоминал Арнольди. – Мартынов был
изображен в самом смешном виде.
Частым посетителем «Домика» был Лев Сергеевич Пушкин. Живой,
остроумный, он вносил в «Домик» суету, шум. Беспредельно любивший своего
брата Александра Сергеевича, он любил говорить о нем и читать товарищам его
произведения. Но был он и страстный картежник.
В большом доме Чиляева, выходившем на улицу, жили знакомые Лермонтова
по Петербургу – Александр Илларионович Васильчиков и Сергей Васильевич
Трубецкой.
Князь Трубецкой, сын героя Отечественной войны 1812 г., в 1840 г.
перешел в Кавказский корпус. Вместе с Лермонтовым участвовал в Чеченской
экспедиции, был ранен и, как и Лермонтов, представлен к награде. Но его имя
царь также вычеркнул из наградного списка.
Насколько Трубецкой не пользовался расположением Николая I, можно
судить по такому факту: в феврале 1841 г. он приехал в Петербург в
кратковременный отпуск для свидания с умирающим отцом. Царь лично наложил
на Сергея Трубецкого домашний арест, а в ответ на просьбу о продлении
отпуска приказал немедленно вернуться на Кавказ.
Летом 1841 г. Трубецкой приехал в Пятигорск без разрешения, рискуя
навлечь на себя большую неприятность по службе. Отлучаться из полка без
разрешения начальства строжайше запрещалось. Но в характере Трубецкого была
страсть к риску.
Князь Александр Илларионович Васильчиков был сыном того
государственного деятеля, который 14 декабря 1825 г. оказал царю услугу,
посоветовав применить против восставших картечь. За этот ли дружеский совет
или за какие-то другие заслуги Николай I, как утверждают историки, чтил
старика Васильчикова, как никого другого.
Александр Илларионович, по окончании юридического факультета, был в
1840 г. с комиссией сенатора Гана в Закавказье.
После отозвания Гана в Петербург Васильчиков получил отпуск и,
свободный от служебных обязанностей, по пути из Тифлиса в Петербург заехал
на Кавказские Минеральные Воды. Оказавшись соседями Лермонтова, Трубецкой и
Васильчиков участвовали во всех затеях поэта.
IV
Что случилось? Почему комендант предписывает ему, Лермонтову а также
Столыпину покинуть этот милый городок, когда сам разрешил остаться здесь
для лечения?
В комендатуре друзьям дали прочитать полученное из Ставрополя
распоряжение:
«Не видя из представленных вами при рапортах от 24 мая сего года за №№
805 и 806 свидетельств за №№ 360 и 361, чтобы Нижегородского драгунского
полка капитану Столыпину и Тенгинского пехотного поручику Лермонтову,
прибывшим в Пятигорск, необходимо было пользоваться кавказскими
минеральными водами, и напротив, усматривая, что болезнь их может быть
излечена и другими средствами, я покорно прошу ваше высокоблагородие
немедленно, с получением сего, отправить обоих по назначению, или же в
Георгиевский военный госпиталь, по уважению, что Пятигорский госпиталь и
без того уже наполнен больными офицерами, которым действительно необходимо
употребление минеральных вод и которые пользуются этим правом по
разрешению, данному от высшего начальства».
Распоряжение от 8-го июня подписал начальник штаба полковник Траскин.
Прочитав это предписание, поручик Лермонтов тотчас же в комендатуре,
отозвался на него рапортом командиру Тенгинского полка подполковнику
Хлюпину:
«Отправляясь в отряд командующего войсками на Кавказской линии и в
Черномории г. генерал-адъютанта Граббе, заболел я по дороге лихорадкой и,
был освидетельствован в гор. Пятигорске докторами, получил от Пятигорского
коменданта, г. полковника Ильяшенкова, позволение остаться здесь впредь до
излечения. Июня 13-го дня 1841 года, гор. Пятигорск.
О чем Вашему Высокоблагородию донести честь имею. Поручик Лермонтов».
Не может он уезжать из Пятигорска. Он должен получить ответ из
Петербурга. Он должен добиться продления отпуска.
И через два дня после отправки рапорта полковому командиру Лермонтов
досылает
| |  скачать работу |
Последний приют поэта |
