Представление субъекта в новоевропейском классическом дискурсе
ожественный свет разума пытливо ловится в бликах
светотени, природа демонстрирует себя в естественности бытия и быта
(«низкий» жанр: плебеи, кабаки, бойни, больницы, то, где творится и
проходит естество), судьбой оказалось существование в стихии этой
природы с желанием, пребывая внутри, оказаться в позиции независимого
наблюдателя и оценка возможности им стать, стать субъектом по отношению
ко всем объектам: «До сих пор зрачок художника покорно вращался, как
птоломеевы светила, по орбите вокруг предметов. Веласкес деспотично
устанавливает неподвижную точку зрения. Отныне картина рождается из
единого акта видения, и предметам стоит немалых усилий достичь
зрительного луча. Зрачок художника водружается в центре пластического
космоса, и вокруг него блуждают формы вещей. Неподвижный зрительный
аппарат направляет свой луч-видоискатель прямо, без отклонений, не
отдавая предпочтения ни одной фигуре. Сталкиваясь с предметом, луч не
сосредотачивается на нем, и в результате вместо округлого тела
возникает лишь поверхность, остановившая взгляд» [39, 196-197].
Атмосферное, поверхностное видение предполагает необязательность,
а точнее, невозможность глубины. Дабы решить проблему (судьбу)
сочетания создания представления о мире в целом (говоря языком Канта),
сохраняя знание о локальности своего индивидуального положения,
человеку-субъекту оказалось необходимым ограничиться и сосредоточиться
в сфере видимости, представления, определенным образом памятуя о
глубине, о фатально непредставимом.
2.3 Рефлексия науки.
Для характеристики исторической и экзистенциальной ситуации Нового
времени обычно используют то, что сама новая рациональность положила
себе в качестве образца и оправдания – науку в современном смысле
слова. Исследования в этой области подробны и многочисленны, но нас в
этом аспекте интересует возможность интерпретировать научную активность
человека через эстетическое понимание категории «представление», в
особенности, по отношению к субъекту познания, так чтобы наука
предстала результатом творческих актов, однородных по своей сути с
актами искусства. Смысл подобной интерпретации заключается в
принципиальной «искусственности» позиции человека, выступающего
субъектом, в фатальной парадоксальности этой позиции, требующей от
человека служить всеобщей инстанцией смысла, сохраняя уникальность
индивида.
Главная характеристика Нового времени – сама новизна, обновление
всех форм теоретизирования и практики, основанное на раскрепощении
свободной активности индивида от структур «старого», традиционного,
замкнутого: «Он хочет – независимо от заданных образцов – увидеть все
своими глазами, испытать собственным рассудком и получить критически
обоснованное суждение» [13, 135].
Благодаря разрыву системы традиционных мировоззренческих связей и
детерминаций, человек осознает свою исключительность, и, как следствие,
одиночество: «Все эти перемены вызывают человека двойственное ощущение.
С одной стороны, - свобода движения и личной деятельности. Появляется
самовластный, отважный человек-творец, движимый своим «ingenium»
(врожденным разумом), ведомый фортуной», получающий в награду «fama» и
«glorie» – славу и известность. Но, с другой стороны, именно из-за
этого человек теряет объективную точку опоры, которая в прежнем мире у
него была, и возникает чувство оставленности, даже угрозы… Страх,
присущий Новому времени, возникает не в последнюю очередь из сознания,
что у человека нет больше ни своего символического места, ни
непосредственно надежного убежища, из ежедневно подтверждающегося
опыта, что потребность человека в смысле жизни не находит убедительного
удовлетворения в мире» [13, 137].
Иерархическая картина мира распалась, человек лишился
обусловленности своего существования, системы воспроизводства смысла
жизни, потерял свое происхождение, фиксированное в мировой иерархии,
потерял родовые признаки, позволявшие быть в нее вписанным. Без
генетических признаков, он оказался замкнут на самого себя с
самоопределением зафиксированным Спинозой для субстанции – «causa sui»
– причиной самого себя, оборвав логическую укорененность в мире, и тем
обретя призрачное существование, исчерпывающееся самозаявленностью,
демонстрацией своей значимости, сменяющей демонстрацию признаков,
идентифицирующих индивида в средневековом феодальном обществе:
«Различие, противопоставляющее феодальное общество обществу
буржуазному, а признак – знаку, состоит в следующем: признак имеет
происхождение, тогда как знак – нет; перейти от признака к знаку значит
разрушить последний (или исходный) рубеж – идею происхождения,
основания, устоев; это значит включиться в процесс бесконечной игры
эквивалентностей и репрезентаций» [7, 53].
Саморепрезентация, самопредставление оказывается способом нового
существования человека, побуждая его к новому смысловому
самоопределению, поиску в самом себе структуры и обретенной свободы и
суверенности, и, внутри этой свободы, детерминации своей активности
(описание своей сугубо человеческой конечности). Эта структура
разворачивается в двух планах представления, соединяемых в точке
творческого усилия и превращения (бесконечной игры репрезентаций) –
планах природы и субъективности. Образцом классического
рационалистического разворачивания этих планов является научное знание
Нового времени, выступившее средством особой аккомодации зрения -
видения субъекта, позволившей ему организовать и сконструировать:
«…новое понятие природы. Оно подразумевает непосредственную данность;
совокупность вещей как они есть до тех пор, пока человек ничего с ними
не сделал; общее понятие для энергий и веществ, сущностей и
закономерностей. Это и предпосылка нашего существования, и задача для
познания и творчества» [13, 137-138]. Природа в Новое время выступает в
качестве некоей независимой сущности, которая одновременно не сводима к
культурным стереотипам человеческого разумения: «Природа, которую
открывают в семнадцатом веке, не первобытная или райская культура, не
запечатленная книга или сокровенный текст, она вообще внекультурна,
внесловесна» [3, 38], – но и является внутренней сутью и детерминантом
самого человека: «В своем первом, телесно-душевном бытии человек сам
принадлежит к природе. Но стоит ему осознать эту принадлежность, как он
начинает, распоряжаясь ею по своему усмотрению, выходить из мира
природных связей и противопоставляет себя ему. Этот опыт лежит в основе
второго главного элемента нового понимания человеческого бытия: понятия
субъективности» [13, 139]. В природе человек обнаручивает свое чужое,
связь с которым потеряна, ибо не регламентирована отныне какой-либо
высшей инстанцией и, благодаря этому приобретает особый эмоциональный
эффект новизны: «Ужас» Б. Паскаля перед несоизмеримой с человек
вселенной, но также и восторг «героического исступления Дж. Бруно
более, чем все математические доказательства и физические эксперименты,
свидетельствуют о неожиданной реальности новооткрывшегося мира. Дело
идет не о гипотезах, взглядах, теориях, учениях. Неотвеченные
спекуляции, не трезвые наблюдения, не здравый смысл, а чуть ли не
метафизический страх и мистическое вдохновение образуют начало новой
премудрости. Подлинно философское изумление и бытийный страх перед
лицом неведомо как разверзшейся бездны лежат в истоках страсти к
научному познанию…» [4, 196]. Принципиально-мировоззренчески задача
формулируется так: благодаря какой своей способности человек может
удовлетворить свою познавательную страсть и преодолеть ее ужас и с
помощью каких средств? Человеку необходимо оправдание, не доходящее до
богохульства даже в секуляризированную эпоху, и метод.
Выше описывалась сопричастность субъекта-творца творческой
активности Бога. Соответствие субъекта-ученого высшему Субъекту находит
свое описание и оправдание еще в философии Николая Кузанского, где
четко распределены субъектные роли: Бог, собравший всю объектную
полноту (и творческую и познающую) в едином своем акте, в точке
абсолютного минимума, имприцитно содержащей все, и человек, шаг за
шагом отслеживающий экспликацию, развертку порядков бытия, ум-
измеритель, получивший право иметь дело если не с тотальным, то с
наличным, и тем (в этой сфере) присвоив себе суверенные права субъекта-
инстанции значений сущего, опираясь на собственную рациональность.
Однако, в силу именно отсутствия тотальности охвата сущего, сугубо
человеческой локальностью видения, его права субъекта не абсолютны.
Человек находится как бы «рядом» с комплексом всех смыслов, с точкой
пересечения активности природы
| |  скачать работу |
Представление субъекта в новоевропейском классическом дискурсе |
