Проблематика и структура пьесы Б. Шоу Пигмалион
ожденной низости или продажности, и кто не смог правильно
истолковать описание среды в конце первого акта, тому откроет глаза
самоуверенное и гордое выступление превращенной Элизы»[8].
Насколько тщательно при перевоспитании своих читателей и зрителей Шоу
учитывает предубеждения, можно подтвердить многочисленными примерами.
Широко распространенное мнение многих состоятельных господ, как известно,
заключается в том, что жители Ист-Энда сами виноваты в своей нищете, так
как не умеют «экономить». Хотя они, как и Элиза в Ковент-Гардене, очень
падки на деньги, но лишь для того, чтобы при первой же возможности снова
расточительно потратить их на абсолютно ненужные вещи. У них вовсе нет
мыслей использовать деньги благоразумно, например, для профессионального
образования. Шоу стремится это предубеждение, как, впрочем, и другие,
сначала усилить. Элиза, едва заполучив какие-то деньги, уже позволяет себе
поехать домой на такси. Но сразу же начинается разъяснение настоящего
отношения Элизы к деньгам. На следующий день она спешит потратить их на
собственное образование.
«Если человеческое существо обусловлено средой и если объективное
существо и объективные условия взаимно соответствуют друг другу, тогда
превращение существа возможно лишь при замене среды или ее изменении. Этот
тезис в пьесе «Пигмалион» конкретизируется тем, что для создания
возможности превращения Элизы ее полностью изолируют от старого мира и
переносят в новый»[9]. В качестве первой меры своего плана перевоспитания
Хиггинс распоряжается насчет ванны, в которой Элиза освобождается от
наследия Ист-Энда. Старое платье, самая близкая к телу часть старой среды,
даже не откладывается в сторону, а сжигается. Ни малейшей частицы старого
мира не должно связывать Элизу с ним, если серьезно думать о ее
превращении. Чтобы показать это, Шоу ввел в действие еще один особенно
поучительный инцидент. В конце пьесы, когда Элиза, по всей вероятности, уже
окончательно превратилась в леди, вдруг появляется ее отец. Непредвиденно
происходит проверка, дающая ответ на вопрос о том, прав ли Хиггинс, считая
возможным возвращение Элизы к прежней жизни:
(В среднем окне появляется Дулиттл. Бросив на Хиггинса укоризненный и
полный достоинства взгляд, он бесшумно подходит к дочери, которая сидит
спиной к окнам и поэтому не видит его.)
Пикеринг. Он неисправим, Элиза. Но ведь вы не скатитесь, правда?
Элиза. Нет. Теперь уже нет. Я хорошо заучила свой урок. Теперь я уже
не могу издавать такие звуки, как раньше, даже если б хотела.
(Дулиттл сзади кладет ей руку на плечо. Она роняет вышиванье,
оглядывается, и при виде отцовского великолепия вся ее выдержка сразу
испаряется.) У-у-ааааа-у!
Хиггинс (торжествующе). Ага! Вот, вот! У-у-ааааа-у! У-у-ааааа-у!
Победа! Победа!»[10].
Самое незначительное соприкосновение лишь с частью своего старого мира
превращает сдержанную и, казалось бы, готовую к изысканному поведению леди
на какой-то момент снова в уличного ребенка, который не только реагирует,
как и прежде, но, к собственному удивлению, снова может произносить,
казалось, уже забытые звуки улицы.
Ввиду тщательного подчеркивания влияния среды у зрителя легко могло бы
возникнуть ложное представление о том, будто характеры в мире героев Шоу
целиком поддаются ограничению влиянием среды. Для предупреждения этого
нежелательного заблуждения Шоу с подобной же тщательностью и
основательностью внес в свою пьесу контртезис о существовании естественных
способностей и их значении для характера того или иного индивидуума. Это
положение конкретизируется сразу во всех четырех главных героях пьесы:
Элизе, Хиггинсе, Дулиттле и Пикеринге.
«Пигмалион» – это насмешка над поклонниками «голубой крови»… каждая
моя пьеса была камнем, который я бросал в окна викторианского
благополучия»[11], - так отзывался сам автор о своей пьесе.
Для Шоу было важно показать, что все качества Элизы, которые она
раскрывает как леди, можно уже обнаружить в цветочнице как естественные
способности или что качества цветочницы можно затем снова обнаружить в
леди. Концепция Шоу уже содержалась в описании внешности Элизы. В конце
детальной характеристики ее внешнего облика говорится:
«Без сомнения, она по-своему чистоплотна, однако рядом с дамами
решительно кажется замарашкой. Черты лица у нее недурны, но состояние кожи
оставляет желать лучшего; кроме того, заметно, что она нуждается в услугах
дантиста»[12].
Превращение Дулиттла в джентльмена, точно так же как и его дочери в
леди, должно показаться относительно внешним процессом. Здесь как бы
модифицируются лишь его природные способности благодаря его новому
общественному положению. Как акционер сыроваренного треста «Друг желудка» и
видный оратор уоннафеллеровской Всемирной лиги моральных реформ, он, в
сущности, даже остался при своей настоящей профессии, которая, по
свидетельству Элизы, еще до его социального превращения состояла в том,
чтобы вымогать деньги у других людей, пуская в ход свое красноречие.
Но самым убедительным образом тезис о наличии природных способностей и
их значении для создания характеров демонстрируется на примере пары
Хиггинс— Пикеринг. Оба они по своему социальному положению джентльмены, но
с тем различием, что Пикеринг и по своему темпераменту джентльмен, в то
время как Хиггинс предрасположен к грубости. Различие и общность обоих
персонажей систематически демонстрируется на их поведении по отношению к
Элизе. Хиггинс с самого начала обращается с ней грубо, невежливо,
бесцеремонно. В ее присутствии он говорит о ней «глупая девушка», «чучело»,
«так неотразимо вульгарна, так вопиюще грязна», «скверная, испорченная
девчонка» и тому подобное. Он просит свою экономку завернуть Элизу в газету
и бросить в мусорный ящик. Единственной нормой разговора с ней является
повелительная форма, а предпочтительным способом влияния на Элизу — угроза.
Пикеринг, врожденный джентльмен, напротив, в обращении с Элизой с самого
начала проявляет такт и исключительную вежливость. Он не дает
спровоцировать себя на неприятное или грубое высказывание ни навязчивым
поведением цветочницы, ни плохим примером Хиггинса. Так как никакие
обстоятельства не объясняют эти различия в поведении, .зритель должен
предположить, что, наверное, все же имеется нечто вроде врожденных
склонностей к грубому или деликатному поведению. Для предупреждения ложного
вывода, будто грубое поведение Хиггинса по отношению к Элизе обусловлено
исключительно существующими между ним и ею социальными различиями, Шоу
заставляет Хиггинса вести себя заметно резко и невежливо также и среди ему
равных. Хиггинс не особенно старается скрыть от миссис, мисс и Фредди Хилл,
как мало он с ними считается и как мало они для него значат. Разумеется,
Шоу дает возможность проявляться грубости Хиггинса в обществе в значительно
модифицированной форме. При всей врожденной склонности к бесцеремонному
высказыванию правды, Хиггинс не допускает там таких грубостей, какие мы
наблюдаем при его обращении с Элизой. Когда его собеседница миссис Эйнсфорд
Хилл по своей ограниченности полагает, что было бы лучше, «если б люди
умели быть откровенными и говорить то, что думают», Хиггинс протестует
восклицанием «Упаси бог!» и возражением, что «это было бы неприлично».
Характер человека определяется не непосредственно средой, а через
межчеловеческие, эмоционально окрашенные отношения и связи, через которые
он проходит в условиях своей среды. Человек — чувствительное, восприимчивое
существо, а не пассивный предмет, которому можно придать любую форму,
подобно куску воска. Какое значение Шоу придает как раз этому вопросу,
подтверждается выдвижением его в центр драматического действия.
Вначале Элиза для Хиггинса кусок грязи, который можно завернуть в
газету и бросить в мусорный ящик, во всяком случае «замарашка, чумазая
замухрышка», которую заставляют вымыться, как грязное животное, невзирая на
ее протесты. Вымытая и одетая Элиза становится не человеком, а интересным
подопытным предметом, на котором можно производить научный эксперимент. За
три месяца Хиггинс сделал из Элизы графиню, он выиграл свое пари, как
выражается Пикеринг, ему это стоило большого напряжения. То, что Элиза сама
участвует в этом эксперименте и как человек в высшей степени была связана
обязательством, до его сознания — как, впрочем, также и до сознания
Пикеринга — не доходит вплоть до наступления открытого конфликта, который
образует драматическую кульминацию пьесы. К своему большому удивлению,
Хиггинс должен в заключение констатировать, что между ним и Пикерингом, с
одной стороны, и Элизой — с другой, возникли человеческие отношения,
которые не имеют больше ничего общего с отношениями ученых к своим объектам
и которые нельзя больше игнорировать, а можно разрешить лишь с болью в
душе.
«Отвлекаясь от лингвистики, следует прежде всего отметить, что
«Пигмалион» был веселой, блестящей комедией, последний акт которой содержал
элемент истинной драмы: маленькая цветочница хорошо справилась со своей
ролью знатной дамы и больше уже не нужна
| |  скачать работу |
Проблематика и структура пьесы Б. Шоу Пигмалион |
