Пушкин и Ломоносов. Литературно-языковое творчество
uo;, «Послание Лиде», «Торжество Вакха», «К Овидию»), но и в поздних
сочинениях поэта славянизмы выполняют эту стилистическую функцию: «На
перевод Илиады», «Мальчику», «Гнедичу», «Из Афенея», «Из Анакреона», «На
выздоровление Лукулла»). Например:
Мудрый после третьей чаши
Все венки с главы слагает
И творит цж возлиянья
Благодатному Морфею.
(«Из Афенея»)
Юношу, горько рыдая, ревнивая дева бранила.
К ней на плечо преклонен, юноша вдруг задремал,
Дева тотчас умолкла, сон его легкий лелея,
И улыбалась ему, тихие слезы лил.
(«Из Анакреона»)
Во-вторых, славянизмы используются Пушкиным для более достоверной
передачи библейских образов. Он широко употребляет библейские образы,
синтаксические конструкции, слова и словосочетания библейской мифологии.
В крови горит огонь желанья,
Душа тобой уязвлена,
Лобзай меня: твои лобзанья
Мне слаще мирра и вина.
Склонись ко мне главою нежной,
И да почию безмятежный,
Пока дохнет веселый день
И двигнется ночная тень.
Можно сравнить со строками из Библии:
Да лобжет мя от лобзаний уст твоих: яко блага сосца твоя паче вина, и
вона мирра твоего паче всех аромат.
Повествовательный, приподнятый тон многих стихотворений Пушкина создается
за счет синтаксических конструкций, свойственных Библии: сложное целое
состоит из ряда предложений, каждое из которых присоединяется к предыдущему
с помощью присоединительно-усилительного союза И.
И внял я неба содроганье,
И горний ангелов полет,
И гад морских подводный ход,
И дольней лозы прозябанье,
И он к устам моим приник
И вырвал грешный мой язык,
И празднословный, и лукавый,
И жало мудрыя змеи
В уста замершие мои
Вложил десницею кровавой...
В- третьих, славянизмы используются Пушкиным для создания восточного
слога («Подражание Корану», «Анчар»).
В-четвертых – для создания исторического колорита. («Полтава», «Борис
Годунов», «Песнь о вещем Олеге»). Например, в монологе Бориса Годунова:
Ты, отче патриарх, вы все, бояре,
Обнажена душа моя пред вами:
Вы видели, что я приемлю власть
Великую со страхом и смиреньем..,
О праведник! О мой отец державный!
Воззри с небес на слезы верных слуг!
Старославянизмы также используются А. С. Пушкиным для создания речевой
характеристики героев. Например, в драме Пушкина «Борис Годунов» в диалогах
с хозяйкой, Мисаилом, Григорием чернец Варлаам ничем не отличается от своих
собеседников: [Хозяйка:] Чем-то мне вас потчевать, старцы честные? [Варлаам
:] Чем бог пошлет, хозяюшка. Нет ли вина?. Или: [Варлаам:] Литва ли, Русь
ли, что гудок, что гусли: все нам равно, было бы вино... да вот и оно!»
В разговоре с приставами Варлаам иной: особой лексикой, фразеологическими
единицами он старается напомнить дозорным о своем сане: Плохо, сыне, плохо!
ныне христиане стали скупы; деньгу любят, деньгу прячут. Мало богу дают.
Прииде грех велий на языцы земнии.
Нередко славянизмы используются Пушкиным как средство пародирования стиля
литературных противников, а также для достижения комических и сатирических
эффектов.
Чаще всего такое употребление славянизмов встречается в «статейной»,
критико-публицистической прозе Пушкина. Например: «Несколько московских
литераторов... наскуча звуками кимвала звенящего, решились составить
общество... Г-н Трандафырь открыл заседание прекрасной речью, в которой
трогательно изобразил он беспомощное состояние нашей словесности,
недоумение наших писателей, подвизающихся во мраке, не озаренных
светильником критики» («Общество московских литераторов») ; «Приемля
журнальный жезл, собираясь проповедовать истинную критику, весьма
достохвально поступили бы вы, м. г., если б перед стадом своих подписчиков
изложили предварительно свои мысли о должности критика и журналиста и
принесли искреннее покаяние в слабостях, нераздельных с природою человека
вообще и журналиста в особенности. По крайней мере вы можете подать благой
пример собратий вашей...» («Письмо к издателю»); «Но и цензора не должно
запугивать... и делать из него уже не стража государственного
благоденствия, но грубого буточника, поставленного на перекрестке с тем,
чтоб не пропускать народа за веревку» («Путешествие из Москвы в Петербург»)
и т. п.
Нередко ироническое и комическое употребление славянизмов и в
художественной прозе Пушкина. Например, в «Станционном смотрителе»: «Тут он
принялся переписывать мою подорожную, а я занялся рассмотрением картинок,
украшавших его смиренную, но опрятную обитель. Они изображали историю
блудного сына... Далее, промотавшийся юноша, в рубище и в треугольной
шляпе, пасет свиней и разделяет с ними трапезу... блудный сын стоит на
коленах; в перспективе повар убивает упитанного тельца, и старший брат
вопрошает слуг о причине таковой радости».
Не чужд комического и сатирического употребления «славянизмов» и
поэтический язык Пушкина, особенно язык шутливых и сатирических
стихотворений и поэм («Гавриилиала») и эпиграмм. В качестве примера можно
привести эпиграмму «На Фотия»:
Полу-фанатик, полу-плут;
Ему орудием духовным
Проклятье, меч, и крест, и кнут.
Пошли нам, господи, греховным,
Поменьше пастырей таких, —
Полу-благих, полу-святых.
Славянизмы на протяжении всей творческой деятельности Пушкина являются
неотъемлемой частью лирики поэта. Если в раннем творчестве для создания
поэтического образа славянизмы привлекались чаще других слов, то в зрелых
произведениях, как и в современной поэзии, художественный образ мог
создаваться за счет особых поэтических слов, русских и старославянских по
происхождению, и за счет нейтральной, общеупотребительной, разговорной
лексики. В обоих случаях мы имеем дело с пушкинскими стихами, не имеющими
себе равных в русской поэзии. Большой удельный вес имеют славянизмы в
стихотворениях «Погасло дневное светило...», «Черная шаль», «Гречанка», «К
морю», «Ненастный день потух...», «Под небом голубым...», «Талисман».
В лирических произведениях «Ночь», «Все кончено», «Сожженное письмо», «К
А. П. Керн», «Признание», «На холмах Грузии...», «Что в имени тебе
моем?...», «Я вас любил...» поэтический образ создается за счет
общеупотребительной русской лексики, что не только не лишает произведения
силы эмоционального воздействия на читателя, но заставляет читателя
забывать о том, что перед ним художественное произведение, а не
действительное, искреннее лирическое излияние человека. Подобных
поэтических сочинений русская литература до Пушкина не знала.
Таким образом, выбор церковнославянского или русского выражения
основывается у Пушкина на принципиально иных принципах, чем у его
предшественников. Как для «архаистов» (сторонников «старого слога»), так и
для «новаторов» (сторонников «нового слога») важна ровность стиля в
пределах текста; соответственно, отказ от галлицизмов или от славянизмов
определяется стремлением к стилистической последовательности. Пушкин
отвергает требование единства стиля и, напротив, идет по пути сочетания
стилистически разнородных элементов. Для Ломоносова выбор формы
(церковнославянской или русской) определяется семантической структурой
жанра, т.е. в конечном счете славянизмы соотносятся с высоким содержанием,
а русизмы — с низким, эта зависимость осуществляется опосредствованно
(через жанры). Пушкин начинает как карамзинист, в его творчестве явно
прослеживается карамзинистский «галло-русский» субстрат, и это
обстоятельство определяет характер сближения «славянской» и «русской»
языковой стихии в его творчестве. Однако позднее Пушкин выступает как
противник отождествления литературного и разговорного языка — его позиция в
этом отношении близка позиции «архаистов».
В 1827 г. в «Отрывках из писем, мыслях и замечаниях» Пушкин определил
сущность главного критерия, с которым писатель должен подходить к созданию
литературного текста: «Истинный вкус состоит не в безотчетном отвержении
такого-то слова, такого-то оборота, но - в чувстве соразмерности и
сообразности».
В 1830 г. в «Опровержении на критики», отвечая на упреки в
«простонародности», Пушкин заявляет: «... никогда не пожертвую искренностию
и точностию выражения провинциальной чопорности и боязни казаться
простонародным, славянофилом и т. п.». Обосновывая теоретически и
разрабатывая практически это положение, Пушкин в то же время понимал, что
литературный я
| | скачать работу |
Пушкин и Ломоносов. Литературно-языковое творчество |