Роль фантазии в творчестве
ые
энергетически следует возложить ответственность за возникновение фантазии.
Такого рода толкование Юнг назвал редуктивным.
Со временем, пишет Юнг, мы были вынуждены значительно расширить наше
понимание скрытого смысла фантазии прежде всего в смысле причинности:
психологию отдельного человека никогда нельзя исчерпывающе объяснить из
него самого, но надо ясно понять, что его индивидуальная психология
обусловлена современными ему историческими обстоятельствами и как именно.
Она не есть лишь нечто физио-логическое, биологическое или личное, но и
некая проблема истории того времени. И потом, никакой психологический факт
никогда не может быть исчерпывающе объяснен только из одной своей
причинности, ибо в качестве живого феномена он всегда неразрывно связан с
непрерывностью жизненного процесса, так что, хотя он, с одной стороны, есть
всегда нечто ставшее, с другой стороны, он все же есть всегда нечто
становящееся, творческое.
«Пророки всегда со всем несогласны и отличаются дурными манерами, но,
как говорится, они иногда чешут в затылке. Существуют, как известно,
большие и малые пророки, а к каким принадлежит Джойс, решать истории. Как
всякий истинный про-рок, художник является рупором психических тайн своего
времени, зачастую таким же бессознательным как лунатик. Он думает, что он
сам говорит, но на деле слово берет дух времени, а истинность того, что он
произносит, познается по результату... «Улисс» - человеческий документ
нашего времени, который, что особенно важно, содержит секрет... Книга мне
кажется написанной в ясном сознании; это не сон, и не выброс
бессознательного... Но потрясающей особенностью «Улисса» является
абсолютное ничто, которое открывается за тысячной завесой; оно не
принадлежит ни миру духа материи, ни духу и холодно взирает на нас из
глубин космоса, подобно Луне, позволяя комедии рождения и разрушения идти
своим чередом... Какой такой бережно хранимый секрет может скрываться с
невиданным упорством на протяжении семисот тридцати пяти бесконечных
страниц?.. Тайна нового космического сознания; и она открывается не тому,
кто, исполненный внимания, пройдет путем всех семиста тридцати пяти
страниц, но тому, кто сможет на протяжении семиста тридцати пяти дней
смотреть на мир и на себя глазами Улисса. Это пространство времени, в любом
случае, должно быть понято символически - «время, времена и еще полвремени»
- иначе говоря, неопределенный период; но достаточный для того, чтобы
произошла трансформация. Отделение сознания может быть выражено Гомеровским
образом Одиссея, плывущего между Сциллой и Харибдой, между смыкающимися
скалами мировой материи и духа...» (3).
Итак, объединяя все вместе, Юнг считает, что фантазию следует понимать
и каузально, и финально. Для каузального объяснения она есть такой симптом
физио-логического или личного состояния, который является результатом
предшествующих событий. Для финального же объяснения, фантазия есть символ,
который пытается обозначить или ухватить с помощью имеющегося материала
определенную цель или, вернее, некоторую будущую линию психологического
развития. Так как активная фантазия составляет главный признак
художественной деятельности духа, то художник есть не только изобразитель,
но творец и, следовательно, воспитатель, ибо его творения имеют ценность
символов, предначертывающих линии будущею развития. Более ограниченное или
более общее социальное значение символов зависит от более ограниченно, или
более общей жизнеспособности творческой индивидуальности. Чем ненормальнее,
т. е. чем нежизнеспособнее индивидуальность, тем ограниченнее соци-альное
значение созданных ею символов, хотя бы эти символы и имели для данной
индивидуальности абсолютное значение.
Оспаривать существование скрытого смысла фантазии можно только тому,
кто полагает, что естественный процесс вообще лишен удовлетворительного
смысла. Между тем естествознание уже выделило смысл естественного процесса
в форме законов природы. Признано, что законы природы суть человеческие
гипотезы, установленные для объяснения естественного процесса. Но,
поскольку удостоверено, что установленный закон согласуется с объективным
процессом, постольку мы имеем право говорить о смысле совершающегося в
природе. И поскольку нам удается установить закономерность фантазий,
постольку мы имеем право говорить и об их смысле. Однако найденный смысл
лишь тогда удовлетворителен, или, другими словами, установленная
закономерность лишь тогда заслуживает этого имени, когда она адекватно
передает сущность фантазии. Есть закономерность при естественном процессе и
закономерность самого естественного процесса. Это закономерно, например,
что человек видит сновиденья, когда спит, однако это не такая
закономерность, которая высказывает нечто о сущности сновидений. Это
простое условие сновидения. Установление физиологического источника
фантазии есть лишь простое условие ее существования, а отнюдь не закон ее
сущности. Закон фантазии, как психологического феномена, может быть только
психологическим законом.
Мы подходим теперь ко второму пункту объяснения понятия фантазии, а
именно к понятию воображающей деятельности. Фантазия, как воображающая
деятельность, писал Юнг, есть просто непосредственное выражение психической
жизнедеятельности, психической энергии, которая дается сознанию не иначе,
как в форме образов или содержаний, подобно тому, как и физическая энергия
проявляется не иначе, как в форме физическогo состояния, физическим путем
раздражающего органы чувств. Подобно тому как всякое физическое состояние с
энергетической точки зрения есть не что иное, как система сил, точно так же
и психическое содержание с энергетической точки зрения есть не что иное,
как являющаяся сознанию система сил. Поэтому с этой точки зрения можно
сказать, что фантазия в качестве фантазмы есть не что иное, как
определенная сумма либидо, которая никогда не может явиться сознанию иначе,
как именно в форме образа. Фантазма есть idee-force. Фантазирование, как
воображающая деятельность, тождественно с течением процесса психической
энергии.
У современного человека, утратившего религиозно-мифологические «замес-
тители» архетипов, вторжения бессознательного ведут и к психозам, и ко
всякого рода лжепророчествам. Прорвавшись в сознание со всею силой, архетип
властно предписывает инициативу, как действовать, мыслить, чувствовать.
Поскольку опыт архетипа нуминозен, то он воспринимается как нечто абсолютно
значимое. Происходит «инфляция сознания» сначала у всяких «вождей»,
становящихся медиумами до - или сверхчеловеческих сил. Их лжепророчество
захватывает массы, у которых те же архетипы уже пребывают в активированном
состоянии. Факельные шествия и парады, коллективный экстаз идолопоклонства
ведут к удушению индивидуального, к моральной дегенерации общества. Ведь
мораль связана с выбором, с ответственностью индивида. Чем больше власть
охваченных коллективным безумием толп, тем сильнее государственное давление
на всех критически мыслящих, тем больше заявляют о себе всеобщее
усреднение, аморальность, глупость.
Правда у «вождей» этих толп в сознание вошли те же архетипы, что
«расширяют» сознание гениального художника, ученого, поэта или пророка.
«Черная благодать бесноватости» какого-нибудь фюрера и высшие достижения
человеческого творчества обязаны своим происхождением одному и тому же
источнику. Все различие в том, что у подлинного пророка сознание не
поглощается без остатка архетипическим образом, а, напротив, символически
его перерабатывает. Лжепророк отождествляет свое сознание с архетипом,
отсюда - «инфляция» его сознания и морали, он превращается в марионетку
бессознательных сил.
Юнг вовсе не был сторонником растворения разума в «расовой душе» и
весьма критически относился к фашизму; обвинения его в том, что он был чуть
ли не нацистом, переписываемые иными нашими авторами у фрейдистов, лишены
всякого основания. Но остается тот факт, что Юнг не может различать по
содержанию пророчество и одержимость бесами, творчество великого художника
и мистические судороги духа, истинную и ложную философскую доктрину.
«Я психиатр, а это предполагает профессиональную предвзятость по
отношению к любым психическим проявлениям. Вследствие этого я должен
предупредить читателя: трагикомедия среднего человека, холодная и темная
сторона жизни, скука и серость духовного нигилизма в целом служат мне
хлебом насущным...
«Улисс» поворачивается ко мне спиной. Он не сговорчив, он предпочитает
идти в вечность, насвистывая под нос свой бесконечный мотивчик, - мотивчик,
знакомый мне до слез... Но это не просто одна сторона вопроса - это
симптоматика! Здесь все знакомо... Даже для адвоката не составит трудности
провести аналогии между «Улиссом» и ментальностью щизофреника. Аналогия,
напротив, настолько подозрительна, что нетерпеливый читатель тут же
отбросит книгу в сторону, поставив диагноз: «шизофрения». Для психолога
аналогия, безусловно, поразительна, однако он не сможет не отметить тот
факт, что отличительная особенность композиций больного человека здесь
отсутствует напрочь... Но у психиатра не хватает критериев для оценки
подобной личности. То, что кажет
| |  скачать работу |
Роль фантазии в творчестве |
