Главная    Почта    Новости    Каталог    Одноклассники    Погода    Работа    Игры     Рефераты     Карты
  
по Казнету new!
по каталогу
в рефератах

Русское философское движение в России в XVIII веке

м  Лейбницем.  Кстати
сказать, как раз  за  год  до  приезда  Радищева  в  Лейпциг  было  впервые
напечатано главное сочинение Лейбница по гносеологии (Nouveaux  essais).  В
годы пребывания Радищева в Лейпциге  этот  труд  Лейбница  был  философской
новинкой, и совершенно невозможно представить себе, чтобы Радищев,  который
вообще много  занимался  философией,  не  изучил  этого  трактата  Лейбница
(влияние  которого,  несомненно,  чувствуется  во  взглядах   Радищева   на
познание). Следы  изучения  «Монадологии»  и  даже  «Теодицеи»  могут  быть
разыскиваемы в разных полемических замечаниях Радищева.  Наконец,  то,  что
Радищев хорошо знал Bonnet, который, следуя лейбницианцу Robinet,  отвергал
чистый  динамизм  Лейбница  (что  мы  находим  и  у   Радищева),   косвенно
подтверждает знакомство Радищева с Лейбницем.
       Из немецких мыслителей Радищев больше всего  пленялся  Гердером,  имя
которого не раз встречается в философском трактате Радищева. Но особенно по
душе приходились Радищеву французские мыслители. О прямом  интересе  его  к
Гельвецию мы знаем из  его  отрывка,  посвященного  его  другу  Ушакову.  С
Гельвецием Радищев часто полемизирует, но  с  ним  всегда  в  то  же  время
считается. Французский сенсуализм XVIII века  в  разных  его  оттенках  был
хорошо знаком Радищеву, который вообще имел вкус к тем мыслителям,  которые
признавали полную реальность материального мира. Это одно, конечно, не дает
еще права считать Радищева материалистом, как это тщетно стремится доказать
Бетяев.  Занятия  естествознанием  укрепили  в  Радищеве  реализм   (а   не
материализм), и это  как  раз  и  отделяло  Радищева  от  Лейбница  (в  его
метафизике). Упомянем, наконец, что Радищев  внимательно  изучал  некоторые
произведения английской философии (Локк, Пристли).
       Как ни значительна и даже велика роль Радищева в развитии  социально-
политической мысли в России, было бы очень неверно весь интерес к  Радищеву
связывать лишь с этой стороной его деятельности.  Тяжелая  судьба  Радищева
дает ему, конечно, право  на  исключительное  внимание  историков  русского
национального движения в XVIII веке  —  он,  бесспорно,  является  вершиной
этого  движения,   как   яркий   и   горячий   представитель   радикализма.
Секуляризация мысли шла в России XVIII века очень быстро и вела к светскому
радикализму потомков тех, кто раньше стоял за церковный радикализм. Радищев
ярче других, как-то целостнее других опирался на идеи естественного  права,
которые в XVIII  веке  срастались  с  руссоизмом,  с  критикой  современной
неправды. Но, конечно, Радищев в этом не  одинок  —  он  лишь  ярче  других
выражал новую  идеологию,  полнее  других  утверждал  примат  социальной  и
моральной темы в построении  новой  идеологии.  Но  Радищева  надо  ставить
прежде всего в связь именно с последней задачей — с  выработкой  свободной,
внецерковной,  секуляризованной  идеологии.  Философское  обоснование  этой
идеологии было на очереди — и Радищев первый пробует  дать  самостоятельное
ее обоснование (конечно, опираясь на мыслителей  Запада,  но  по-своему  их
синтезируя).  Развиваясь  в  границах  национализма  и  гуманизма,  Радищев
проникнут горячим пафосом свободы и восстановления «естественного»  порядка
вещей. Радищев, конечно, не эклектик, как его  иногда  представляют,  но  у
него  были  зачатки  собственного  синтеза  руководящих  идей  XVIII  века:
базируясь на Лейбнице в теории познания,  Радищев  прокладывал  дорогу  для
будущих построений в этой области (Герцен, Пирогов и др.). Но  в  онтологии
Радищев —  горячий  защитник  реализма,  и  это  склоняет  его  симпатии  к
французским мысли. В Радищеве очень сильна тенденция к смелым,  радикальным
решениям философских вопросов, но в нем велико и философское раздумье. Весь
его трактат о бессмертии свидетельствует о философской  добросовестности  в
постановке таких трудных вопросов, как тема бессмертия... Во всяком случае,
чтение философского  трактата  Радищева  убеждает  в  близости  философской
зрелости  в  России   и   в   возможности   самостоятельного   философского
творчества...
        От этого течения в философском движении в России XVIII века перейдем
к третьему крупному течению, имеющему религиозно-философский характер. И
это течение идет по линии секуляризации — не отделяясь от христианства, оно
отделяется и отдаляется от Церкви. Первые проявления свободной религиозно -
философской мысли мы находим в замечательном русском ученом М. В.
Ломоносове, о котором было верно сказано, что с ним связан «первый русский
теоретический опыт объединения принципов науки и религии».
       Ломоносов был гениальным ученым, различные учения и открытия которого
(например, закон о сохранении материи) далеко опередили его время, но не
были оценены его современниками. Ломоносов был в то же время и поэт,
влюбленный в красоты природы, что он выразил в ряде замечательных
стихотворений. Получив строгое научное образование в Германии, Ломоносов
(1711-1765) хорошо познакомился с философией у знаменитого Вольфа, но он
знал хорошо и сочинения Лейбница. Философски Ломоносов ориентировался
именно на Лейбница и постоянно защищал мысль, что закон опыта нужно
восполнять «философским познанием». Ломоносов хорошо знал Декарта и
следовал ему в определении материи; между прочим, однажды он высказал
мысль, что «Декарту мы особливо благодарны за то, что он ободрил ученых
людей против Аристотеля и прочих философов — в их праве спорить и тем
открыл дорогу к вольному философствованию». Для Ломоносова свобода мысли и
исследования настолько уже «естественна», что он даже не защищает этой
свободы, а просто ее осуществляет. Будучи религиозным по своей натуре,
Ломоносов отвергает стеснение одной сферы другой и настойчиво проводит идею
мира между наукой и религией. «Неверно рассуждает математик,— замечает он,—
если хочет циркулем измерить Божью волю, но не прав и богослов, если он
думает, что на Псалтирье можно научиться астрономии или химии». Ломоносову
были чужды и даже противны наскоки на религию со стороны французских
писателей, и, наоборот, он относится с чрезвычайным уважением к тем ученым
(например, Ньютону), которые признавали бытие Божие. Известна его формула:
«Испытание натуры трудно, однако, приятно, полезно, свято». В этом
признании «святости» свободного научного исследования и заключается
основной тезис секуляризованной мысли: здесь работа мысли сама по себе
признается «святой». Это есть принцип «автономии» мысли как таковой, вне ее
связи с другими силами духа.
      Религиозный мир Ломоносова тоже очень интересен. В тщательном  этюде,
написанном на тему «О заимствованиях  Ломоносова  из  Библии»,  очень  ясно
показано, что в  многочисленных  поэтических  произведениях  Ломоносова  на
религиозные темы он следует исключительно Ветхому Завету,— у него нигде  не
встречается новозаветных мотивов. Это, конечно, вовсе не случайно и связано
с общей внецерковной установкой даже  у  религиозных  людей  XVIII  века  в
России. Любопытно отметить у Ломоносова религиозное отталкивание от  ссылок
на случайность:
         О вы, которые все...
          Обыкли случаю приписывать слепому,
         Уверьтесь...
         Что Промысел Вышнего господствует во всем.
        Вообще, у Ломоносова  есть  склонность  к  идее  «предустановленной
гармонии». Природа для  него  полна  жизни  —  и  здесь  Ломоносов  всецело
примыкает  к  Лейбницу.  Очень  ярко  и  сильно  выражает  Ломоносов   свое
эстетическое любование природой — оно неотделимо для  него  и  от  научного
исследования, и от религиозного  размышления.  Из  всех  естественных  наук
больше всего любя химию, Ломоносов ценил  ее  за  то,  что  она  «открывает
завесу внутреннейшего  святилища  натуры».  Здесь  Ломоносов  предвосхищает
философское понимание химии у другого, более позднего русского  гениального
химика — Д. И. Менделеева.
        В  лице  Ломоносова  мы  имеем  дело  с  новой  для  русских  людей
религиозно-философской  позицией,  в  которой  свобода  мысли   не   мешает
искреннему религиозному  чувству,—  но  уже,  по  существу,  внецерковному.
Несколько иной является позиция  тех  русских  религиозных  людей,  которые
искали удовлетворения своих исканий в масонстве, которое  в  XVIII  веке  с
необычайной силой захватило большие круги русского общества.
        Русское масонство XVIII и начала XIX веков сыграло громадную роль в
духовной мобилизации творческих сил России. С одной стороны, оно привлекало
к себе людей, искавших противовеса атеистическим  течениям  XVIII  века,  и
было в этом смысле выражением  религиозных  запросов  русских  людей  этого
времени.  С  другой  стороны,  масонство,  увлекая   своим   идеализмом   и
благородными  мечтами  о  служении   человечеству,   само   было   явлением
внецерковной религиозности, свободной от всякого церковного  авторитета.  С
одной стороны, масонство уводило от «вольтерианства», а с другой стороны  —
от Церкви; именно поэтому масонство  на  Руси  служило  основному  процессу
секуляризации,  происходившему  в   XVIII   веке   в   России.   Захватывая
значительные  слои  русского  общества,  масонство,  несомненно,   подымало
творческие движения в душе,  было  школой  гуманизма,  но  в  то  же  время
пробуждало и умственные интересы.  Давая  простор  вольным  исканиям  духа,
масонство освобождало от поверхностного и пошлого русского вольтерианства.
       Гуманизм, питавшийся от масонства, нам уже знаком по  фигуре  Н.  И.
Новикова. В основе этого гуманизма  лежала  реакция  против  одностороннего
интеллектуализма эпохи. Любимой формулой здесь была мысль, что «просвещение
без нравственного  идеала  нес
12345
скачать работу

Русское философское движение в России в XVIII веке

 

Отправка СМС бесплатно

На правах рекламы


ZERO.kz
 
Модератор сайта RESURS.KZ