Стремя Тихого Дона
*Теперь умерла и Марья Акимовна. Не знаю: унесла ли с собой тайну
или и не было ее.
(Примеч. 1986)___________
_________
завалена была И. Н. скучной, утомительной, но кормящей договорной работой.
При проезде
Москвы она видалась со мной и с Люшей, давала мне читать наброски глав,
Люша (или Кью в Ленинграде) перепечатывала их с трудного почерка, со
множества вставок, – чужому ведь и дать нельзя.
Последний раз мы виделись с И. Н. в марте 1972 – в Ленинграде, снова в
том кабинете, где познакомились и где она предлагала мне работать. (Теперь
так сгустились времена – отяготительно было, что я в дверях натолкнулся на
какую-то писательскую соседку, могла узнать, могло поплыть – что мы
связаны. Плохо.) Болезнь резче проступила в чертах И. Н., но держалась она
несокрушимо, крепко, по-мужски, как всегда. Сама начала такой монолог: что
она будет отвечать, если вот придут и найдут, чем она занимается. (Я-то и
забыл о такой проблеме, все черты давно переступив, а ведь каждому
достается когда-то первую переступить – и как трудно.) Готовилась она
теперь отвечать – непреклонно и в себе уверенно. Не подписывала она
петиций, ни с кем не встречалась, – в одинокой замкнутости проходила свой
путь к подвигу.
Незадолго до всей развязки все та же Мильевна подбросила нам еще поленца
в огонь. Настояла, чтоб я встретился со старым казаком, хоть и большевиком,
но также и бывшим зэком, – он хочет мне дать важные материалы о Филиппе
Миронове, командарме 2-й Конной, у кого был комиссаром полка. Я пришел.
Оказалось, недоразумение: С. П. Стариков собрал (в доверии у властей, из
закрытых архивов) много вопиющих материалов – не только о своем любимом
Миронове, кого загубил Троцкий, но и об истреблении казачества большевиками
в Гражданскую войну. Хотел же он увековечить Миронова отдельной книгой, да
написать ее сам не мог. И вот теперь предлагал мне без смеха: работать у
него «негром»: обработать материалы, написать книгу, он ее подпишет,
издаст, а из гонорара со мной расплатится. Я сказал: отдайте мне материал –
и Миронов войдет в общую картину эпохи, все постепенно. Нет. Так бы
недоразумением и кончилось. Но уже расставаясь, поговорили о смежном, и
оказалось: Миронов – одностаничник и лучший друг Крюкова в юности, и сам
Стариков из той же станицы Усть-Медведицкой, и не только не сомневается,
что Шолохов украл «Тихий Дон» у Крюкова (Шолохова в 15 лет он видел в
Вешенской совсем тупым неразвитым мальчишкой), но даже больше знает: кто
«дописывал» «Тихий Дон» и писал «Поднятую целину», – опять-таки не Шолохов,
но тесть его Петр Громославский, в прошлом станичный атаман (а еще перед
тем, кажется, дьякон, снявший сан), но еще и литератор; он был у белых,
оттого всю жизнь потом затаясь; он был близок к Крюкову, отступал вместе с
ним на Кубань, там и похоронил его, завладел рукописью, ее-то, мол, и дал
Мишке в приданое вместе со своей перестаркой-дочерью Марией (жениху было,
говорил,19 лет, невесте – 25). А после смерти Громославского уже никак не
писал и Шолохов*.
Переговоры мои со Стариковым вспыхнули еще раз в последние месяцы, в
грозную для нас осень 1973. Сообщила Мильевна: Старков умирает, хочет мне
все отдать, просит приехать скорей. Я приехал. Нет, от сердечного припадка
оправясь, он не слишком готовился к смерти, но возобновил со мной те же
занудные переговоры. Я – о своем: дайте мне использовать мироновские
материалы в большой эпопее. Он, уже предупрежден и насторожен: вы, говорят,
советскую историю извращаете. (Это – Рой Медведев и его коммунистическая
компания: ведь старик-то в прошлом большевик! Почти тут же вослед он отдаст
все материалы Рою, так и возникнет книга того о Доне, о которой Рой за
прежнюю жизнь, может быть, и пяти минут не думал.) Все же согласился
Стариков дать мне кое-что на короткое время взаймы. Куй железо, пока
горячо! Надо – хватать, а кому брать? Много ли рук у нас? Аля – с тремя
младенцами на руках. Все та же Люша опять, едва оправясь, не до конца, от
своего сотрясенья при автомобильной аварии. Она поехала к Старикову, с
важным видом отбирала материалы, не давая ясно понять, что нас интересует,
он ей дал на короткий срок, потом позвонил, еще укоротил, – пришлось сперва
на диктофон, двойная работа, – уж Люша гнала, гнала, выпечатывала
(ксерокопия ведь у нас недоступна!). Материал был, действительно,
сногсшибательный. Но и Стариков на пятки наседал: спохватился и требовал –
вернуть, вернуть! (А когда уже выслали меня – приходил к Але и настаивал
взятые выписки тоже ему вернуть: откроются на границе, а кто брал из тайных
архивов? – Стариков.) В общем, на историю поработал Сергей Павлович,
молодец, молодец!
______________
*Громославский еще жив был в 50-е годы, тогда-то и появилась 2-я книга
«Поднятой целины», а после смерти Громославского за 20 лет Шолохов не выдал
уже ни строчки. Я указывал на это в статье о «Поднятой целине» – «По
донскому разбору» («Вестник РХД», № 141, 1984), где заодно ответил и на
смехотворный «компьютерный анализ» норвежского слависта Гейра Йетсо и его
коллег, пытавшихся через компьютер доказать авторство Шолохова. (Примеч.
1986)__________
В ту осень сгрудилось все: провал «Архипелага» – и встречный бой – и
смерть Кью – и тревога, что Кью могла открыть всю линию «Тихого Дона»
(Ирину Николаевну она видела в Гурзуфе, последняя из нас, – да ведь как!
Таскала к И. Н. и того «поэта Гудякова», прилипшего к ней в Крыму, и это
могло стать роковой наводкой).
Ирина Николаевна, тем летом только что прошедшая свое 70-летие вместе с
дочерью и сыном, в начале сентября после их отъезда одна в Гурзуфе –
услышала по западному радио о провале «Архипелага» и смерти Е. Д., и стался
у нее инфаркт. (Мы не знали.) Но, при железном ее характере, вывод она
сделала: не прятать рукописей и не прекращать работу, но напротив: собрать
силы и доканчивать! С несравненной волей своей именно сейчас, когда она
лежала пластом, когда для нее был труд – протянуть руку за книгой, – теперь-
то она и работала, и наверстывала в тайном труде. На сентябрь звала к себе
в гости Люшу – значит, усиленно помогать. Но Люша едва держалась на ногах
сама после аварии. Так еще и эта катастрофа помешала окончанию «Стремени».
Именно и опасаясь, что Кью на допросах рассказала о работе И. Н. и ту
захватят над рукописями, Люша теперь попросила Екатерину Васильевну
Заболоцкую, 60-летнюю вдову поэта, которая хорошо знала И. Н., – ехать к
ней, помочь, увезти бумаги из дому. Е. В., покинув четырех внуков, с
решимостью тотчас полетела в Крым. Она и застала Ирину Николаевну после
инфаркта, но не прекращающую работу, – и осталась при ней, ухаживать. И
прожила там месяц, пока нужды внуков не вызвали ее вернуться в Москву. Она
привезла долю работы И. Н.
Дочь И. Н. из Ленинграда наняла в Гурзуфе к матери приходящую медсестру.
Был, разумеется, и приходящий врач. И. Н. по телефону тревожилась, цела ли
ее ленинградская квартира (…нет ли обыска?).
И тут – известие о смерти Ирины Николаевны. Е. В. Заболоцкая сама
предложила: снова лететь в Гурзуф, спасать остатки рукописей, которые она
просила врача взять к себе в случае смерти И. Н. В той тревожной
обстановке, для безопасности, надо было ехать вдвоем. С кем же? Спутницей
для Заболоцкой взялась быть всегда подвижная Н. И. Столярова. (Предстояла
неизбежная ночевка в Симферополе, а в такое время невозможно было им
регистрироваться в гостинице, да в гостиницах и мест нет, вот еще
постоянное осложнение конспираций под коммунизмом. Я вспомнил дом в
Симферополе, где мы с Николаем Ивановичем когда-то жгли «Круг первый»,
написал записку наудачу. Переночевать пустили, хотя изумились, строго
записали их фамилии, потом говорили Николаю Ивановичу; но так и не узнали
Зубовы – кто ездил, зачем; хлестнул к ним от меня 20-летний дальний хвост
тайных затей, когда-то начинаемых сообща.) А съездили –
зря: врач ничего им не передал, а неясно говорил, что был поджог сарая близ
дачи И. Н., и вообще есть вещи, о которых он не может рассказать.
Обстоятельства смерти И. Н. остались загадочны для нас. Так и не уверены
мы, что имеем все написанные фрагменты ее работы.
Итак, что получили прежде – то и пошло в пополнение книги. Совсем
немного. За два года мало исполнилось из первоначального четкого смелого
плана И. Н. Если бы Люша была здорова и поехала бы в сентябре – может быть,
успели бы еще главы две вытянуть из неразборных черновиков. Нет, заколдован
был клад «Тихого Дона»*.
Так налегла на нас – трудным долгом – вся эта боковая донская линия, что
и последние месяцы, сами перед петлей, мы дотягивали и дотягивали ее. То
привезли к нам из Риги хорошие фотокопии всего первейшего издания «Тихого
Дона», которое в последующие годы полномочные редакторы сильно исчеркали, в
10 перьев (даже, говорят, и Сталин правил сам; на издании 1948 г.
замечание: «под наблюдением редактора Чурова Г. С.»; говорят, будто это и
есть Сталин). То – дорабатывал я свое предисловие к «Стремени», уж в самые
последние дни перед высылкой, в Переделкине. То – компоновал страничку
публикации из разных обрывчатых записей И. Н. (Из Дона и из Дамы составил я
для исследователя эту букву Д* – Ирина Николаевна выбирала псевдоним из
моего списка донских фамилий, но так и не выбрала.)**
____________
*В 1988-89 в израильском журнале «22» (№№60 и 63) опубликовано
исследование Зеева Бар-Селла «”Тихий Дон” против Шолохова», очень
убедительный текстологический анализ, – то
| |  скачать работу |
Стремя Тихого Дона |
