Судебная психология
посредствующих звеньев выводы утрачивают
самостоятельную роль и представляют ценность лишь постольку, поскольку они
покоятся на фактических данных, которые и рассматриваются как
доказательства. Сами по себе такие выводы свидетелей полезны для собирания
и оценки доказательств. Посылка и вывод корректируют друг друга, служат
средством взаимного контроля и указателем для отыскания новых фактов.
В связи с тем, что при восприятии внимание концентрируется на смысле
происходящего, а чувственная основа, как правило, отходит на задний план,
свидетель при воспроизведении зачастую вспоминает лишь значение события, а
исходные данные остаются в глубине его памяти. И из того, что свидетель
помнит, он далеко не все воспроизводит на допросе, полагая, что для
освещения поставленного вопроса достаточно сообщить свой вывод, рассказать,
о смысле воспринятого. Значительную часть информации он не передает, считая
ее несущественной.
Поэтому всегда следует побуждать свидетеля к исчерпывающему
воспроизведению всего, что может относиться к расследуемому событию или
иметь значение для проверки и оценки показаний. С целью контроля, выявления
имеющейся информации и облегчения припоминания забытых фактов бывает
необходимо прослеживать весь процесс образования понятий, суждений и
умозаключений свидетеля до их истоков, добиваться, чтобы свидетель
восстановил в своей памяти и описал первичные образы людей, вещей, событий
и по возможности текстуально воспроизвел содержание и конкретные формы
устной речи и письменных документов.
Нередко эмоции, испытываемые свидетелем в связи с допросом, отрицательно
влияют на его память и мешают вспомнить факты, которые в другой обстановке
воспроизводятся без особого труда. «Поэтому, во-первых, вся обстановка, в
которой идет следствие, должна быть так организована, чтобы по возможности
свидетель. не' испытывал волнения. Во-вторых, если есть основания думать,
что волнение помешало свидетелю вспомнить что-либо существенное, желательно
через некоторое время провести повторный опрос» .
Обстановка, в которой протекает допрос, влияет и на качество словесного
оформления свидетельских показаний.
Сохранившиеся в памяти образы и представления служат как бы сырым
материалом для воспроизведения. В ходе формулирования определенной мысли
она развивается, осознается и облекается в словесную форму.
Точность передачи информации зависит от того, насколько хорошо владеет
свидетель устной и письменной речью, от богатства его языка, способности
правильно выражать свои мысли. Но даже при высокой культуре речи нередко
наблюдается значительная разница между тем, .что думал свидетель, и тем,
что он сказал.
. Искажения могут быть результатом ускоренного темпа рассказа (ошибки,
оговорки) или затруднений в подборе слов, особенно в случаях трудности
припоминания или слабого понимания свидетелем предмета допроса, а также при
даче показаний на неродном языке. Поэтому темпы ведения допроса не должны
мешать свидетелю обстоятельно излагать свои мысли.
Словесное оформление помимо содержания информации включает в себя оценку
допрашиваемым точности и достоверности своих показаний. Уверенность или
неуверенность в правильности сообщенного свидетель выражает словами «по-
видимому», «смутно припоминаю», «кажется», «ясно помню». Эти речевые
оттенки могут свидетельствовать о возможности ошибок, о большей или меньшей
степени точности показаний, что должно учитываться при определении пределов
их проверки.
Нужно, однако, иметь в виду, что субъективное отношение свидетеля к
сообщаемой информации далеко не всегда отвечает действительному положению
вещей и очень часто определяется свойствами его личности (самоуверенность,
застенчивость и пр.).
Запасы знаний и жизненных наблюдений не представляют собой хаотического
нагромождения. При восприятии они увязывают-.ся нитями ассоциаций, и эти
связи вольно или невольно используются при воспроизведении.
Теорией и практикой разработаны специальные приемы оказания помощи
допрашиваемому в припоминании забытых фактов. Они заключаются в постановке
вопросов и словесных описаниях, активизирующих у свидетеля ассоциативные
связи, применении на допросе планов, схем, рисунков, фотоснимков, моделей и
макетов, а также предъявлении свидетелю различных объектов в расчете на
пробуждение ассоциаций и оживление памяти. В тех же целях с участием
свидетеля могут проводиться и специальные следственные действия (осмотр
вещественных доказательств или места происшествия, выход''на место,
предъявление для опознания и др.)..
Однако помощь свидетелю в припоминании забытых фактов не должна содержать
никаких элементов внушения. В педагогической практике для оживления памяти
учащегося используются подсказки, наводящие вопросы и. так далее. В
следственной и судебной практике эти методы неприемлемы, ибо в отличие от
педагога, который заранее знает, какой ответ является правильным,
допрашивающий зачастую не располагает такими точными данными и всегда
рискует внушить свидетелю неверный ответ.
Следует отметить, что искажение • информации под влиянием внушения может
произойти и на ранних стадиях формирования показаний, при уяснении смысла
воспринятого и в результате воздействия дополнительной информации
(например, слухов или газетных сообщений, влияния заинтересованных лиц,
общения с дру
гими свидетелями и пр.). Но особенно велика опасность внушения на допросе.
Опасность внушения тем больше, чем более фрагментарным и неполным было
восприятие, чем многочисленнее пробелы в памяти допрашиваемого, чем слабее
его воспоминания и чем доступней свидетель для посторонних влияний, в силу
индивидуальных особенностей личности или неблагоприятной обстановки
допроса.
Наиболее интенсивно действуют прямые утверждения допрашивающего-,
сопровождаемые требованием или увещеванием подтвердить или опровергнуть тот
или иной факт. Не случайно закон специально указывает на то, что допрос
начинается свободным рассказом свидетеля обо всем известном ему по делу.
Внушение может быть результатом вольных или невольных подсказок и
поправок по ходу изложения, которые, по мнению лица, производящего допрос,
помогают свидетелю приблизить его к наиболее точному описанию событий.
Доверяя авторитету следователя, допрашиваемый нередко старается оценить
свои показания его глазами, корректирует и приноравливает свои ответы к
тому, что уже установлено по делу.
Правильно или ложно истолкованные реплики, замечания, жесты, интонации и
выражение лица следователя (одобрение или неудовольствие, разочарование или
недоверие) действуют на добросовестного свидетеля и нередко побуждают к
определенному ответу, который представляется ему наиболее желательным для
допрашивающего. А при допросе заинтересованного свидетеля это может вызвать
и обратную реакцию.
Польский криминалист П. Хорошевский справедливо отмечает, что нередко сам
факт допроса вызывает у свидетеля «тенденцию дать конкретную информацию
даже тогда, когда ближе всего к истине было бы заявить «не знаю».
Иногда и настойчивость, с которой в ходе следствия возвращаются к
выяснению какого-либо обстоятельства, внушает свидетелю мысль о том, что
его показания не удовлетворяют допрашивающего и от него требуется какое-то
иное освещение события. Во избежание такого превратного толкования, причина
постановки повторных вопросов, как правило, должна объясняться свидетелю.
Наконец, внушающее воздействие могут оказывать вопросы, наводящие
свидетеля на определенный ответ. Закон прямо указывает на их
недопустимость.
Некоторые процессуалисты противопоставляют наводящим вопросам вопросы,
дополняющие, уточняющие, детализирующие, напоминающие, контрольные,
постановка которых правомерна и необходима. Нужно, однако, иметь в виду,
что каждый из этих вопросов, в определенной ситуации также может стать
наводящим. Так, невинный на первый взгляд вопрос «В какое время вы
встретили обвиняемого» примет характер явной подсказки, если свидетель
ничего о такой встрече не говорил. Следовательно, при постановке вопросов
необходимо учитывать не только их содержание и формулировки, но и
соотношение их с той информацией, которая до этого воспроизведена
свидетелем.
Не безразлична с точки зрения внушаемости и «словесная оболочка»
вопроса. Зарубежные исследования в этой области показывают, что так
называемая объективная форма вопроса («Был ли в данном месте N», при
условии, что его там не было) порождает большее количество ошибок, чем
субъективная («Видели ли вы там N»), а негативная конструкция вопроса («Не
было ли там N») действует более внушающе, чем позитивная («Был ли там N»)
'.
В любых случаях вопрос должен быть сформулирован и поставлен так, чтобы
свидетель не мог извлечь из него никакой информации для своего ответа и
вынужден был обращаться только к своей памяти. Лишь после того, как
свидетель исчерпал этот источник, ему могут быть сообщены дополнительные
данные (например, предъявлены какие-либо предметы или документы,
перечислены какие-либо понятия, оглашены показания и т. п.), если это
необходимо для устранения противоречий или освежения памяти.
Однако и здесь во избежание подсказки по возможности предъявляется не
один, а' несколько объектов, перечисляется не
| |  скачать работу |
Судебная психология |
