Теории о несуществовании загробного бытия
ло мертв".
Такой подход к смерти помогает решить философскую проблему, поставленную
двумя психологами в их исчерпывающем и увлекательном исследовании наших
реакций на смерть. Они задавали вопрос: "Сколько времени длится смерть?",
сопровождая его логическим контрвопросом: "Сколько времени существо должно
быть живым, чтобы его таковым признали?" Ответ на второй вопрос, очевидно,
состоит в том, что существо должно быть живым не меньше времени, чем
потребуется на необходимое наблюдение. Его последующая гибель никак не
опровергнет начального наблюдения, установившего, что оно живо. Однако та
же логика неприменима к смерти. Если путем наблюдения было установлено, что
существо мертво, но впоследствии оно оказалось живым, мы предполагаем, что
прежнее наблюдение было ошибкой, что кто-то допустил ошибку.
Корни проблемы лежат в нашем культурном, лингвистическом, социальном,
научном, медицинском и психологическом убеждении, что смерть - это нечто
неизменное. Однако если рассматривать смерть как болезнь, считать ее
излечимой, тогда проблема сама собой отпадает. Ответ на вопрос: "Сколько
времени длится смерть?" - будет таким же, как и ответ на вопрос: "Сколько
времени длится рак?" До тех пор, пока организм либо не излечится, либо не
погибнет. До тех пор, пока мертвый организм либо не оживет, либо не
превратится в готу.
Сравнение смерти с раком вполне правомерно. Эксперимент, проведенный с
культурой тканевых клеток мыши, наводит на мысль о сходстве этих двух
состояний. Единичная клетка, взятая у мыши, выращивалась в культуре, пока
от нее не были получены две отдельные линии клеток. После длительной серии
размножений одна из линий погибла, достигнув предела Хейфлика, а другая
продолжала жить. Когда клетки выжившей линии были пересажены мышам того же
штамма, что и первый донор, они вызвали образование злокачественной
опухоли, убившей своих реципиентов. Клетки стали раковыми. Обычно рак
вызывается клетками, которые настолько изменились в результате мутации, что
нарушают видовую организацию, бурно разрастаясь с неимоверной скоростью.
Таким образом, рак является иной организацией, при которой не происходит
нормального роста клеток, и этим он очень похож на заболевание, которое мы
называем смертью. Рак - это не какая-то одна болезнь, как, например,
ветрянка, его нельзя лечить одним и тем же способом, и, очевидно, он не
возникает у всех одинаково. У рака, как и смерти, нет одной причины.
Средства от рака будут найдены, однако они не уничтожат рак. Средства от
смерти уже находят, но люди по-прежнему будут умирать - и их будут от этого
лечить. И смерть, и рак - состояния жизни.
От всех других заболеваний и расстройств смерть отличается тем, что она
неизбежна. С того момента эволюции, когда бактерии научились размножаться,
каждая особь была приговорена к смерти. Вероятно, только человеку выпала
горькая участь знать об этом приговоре и бояться его; бояться, что мы живем
и, следовательно, должны умереть. У животных, по-видимому, нет
самосознания, но и они, разумеется, знают о состоянии смерти.
Эжен Марэ, загадочный и блестящий натуралист, который в одиночку успешно
исследует души муравьев и обезьян, рассказывает о ручной самке
южноафриканского бабуина, у которой пришлось забрать детеныша для лечения.
Мать почти непрерывно кричала три дня, пока Марэ пытался спасти детеныша,
который все-таки погиб. Когда мертвого малыша вернули безутешной матери,
она "приблизилась к телу, издавая звуки, обозначающие на языке этих обезьян
ласку, и дважды коснулась его рукой. Затем она приблизила лицо к спине
мертвого ребенка, дотрагиваясь до его кожи губами. Вдруг она встала,
несколько раз вскрикнула и, отойдя в угол, спокойно уселась на солнце, не
проявляя никакого видимого интереса к телу". Инцидент был исчерпан.
Джильберт Манли, наблюдая колонию шимпанзе в лондонском зоопарке, заметил,
что самка, прижимая раненого детеныша к груди, таскает его с собой повсюду,
не позволяя служителям забрать его. Когда малыш умер, мать просто положила
его на землю и больше к нему не прикасалась.
Смерть детеныша для животных не менее очевидна, чем для людей, но,
вероятно, она их не пугает. В обоих случаях ответом на замеченное изменение
является утрата интереса к объекту. В работе о поведении собак Смит
говорит: "Я часто наблюдал, как собака пробегает мимо мертвого тела другой
собаки, с которой она незадолго до этого играла, совершенно ее не узнавая и
даже не пытаясь обнюхать труп". Он добавляет: "Прежде, когда свиней
забивали на виду у их сородичей, те, дожидаясь своей очереди, могли вбежать
и слизывать кровь, льющуюся из перерезанных глоток".
У приматов и домашних животных отсутствие интереса, видимо, является
соответствующей биологической реакцией на смерть одного из членов группы.
Оставшиеся в живых ничем не могут помочь и им незачем предпринимать какие-
либо охранительные действия. Наблюдения над миром диких животных
показывают, что внезапная смерть от далекого выстрела или бесшумного лука
сама по себе не производит или почти не производит никакого впечатления на
тех, кто уцелел. Если же смерть сопровождается видом, звуком или запахом
хищника, послужившего причиной смерти, тогда реакция будет иной, однако
полет оставшейся в живых куропатки или бег газели - реакция на присутствие
убийцы, а не убитого.
В целом животные, по-видимому, понимают, что что-то изменилось, однако они
не лучше нас определяют критический момент. Известно много сообщений о
самках, не расстающихся с детенышами, пока те не начнут разлагаться.
Рассказывают о слонах и буйволах, которые остаются с убитыми членами стада,
тщетно пытаясь поставить их на ноги. Общественные животные могут разными
способами, некоторые из которых, возможно, инстинктивны, помогать молодым
или пострадавшим членам своей группы. Конрад Лоренц описывает, как дикие
гуси стоят с распростертыми крыльями над умирающим собратом, угрожающе
шипя. Он добавляет: "Такое же поведение я наблюдал, когда египетский гусь
убил серого гусенка, ударив его по голове крылом. Гусенок, шатаясь,
добрался до родителей и упал, погибнув от кровоизлияния в мозг. Хотя
родители не могли видеть смертельного удара, они отреагировали
вышеописанным способом". При этих обстоятельствах защитное поведение было
уместным, оно помогало выжить гусенку, который вполне мог отделаться
временным сотрясением мозга; но наступает момент, когда сородичи больше
ничего не могут сделать для своего товарища. Умение распознавать этот
момент, возможно, приобретается обучением.
Джордж Шаллер в своей работе о горных гориллах Кисоро рассказывает о
молодом животном, отказавшемся покинуть труп своего взрослого товарища.
"Детеныш оказался перед жестоким выбором: убежать от людей в лес и одному
искать свою стаю - задача, для которой он не был подготовлен, - или же
цепляться за последнее, что связывало его с прошлой счастливой жизнью в
стае, мертвого вожака, впервые не сумевшего защитить его. Малыш был пойман
людьми и окончил свои дни в лондонском зоопарке".
Сравните этот случай с рассказом Роберта Кастенбаума о полуторагодовалом
ребенке, впервые столкнувшемся со смертью в образе мертвой птицы. Мальчик
понял, что это птица... "но он выглядел неуверенным и озадаченным. К тому
же он не пытался дотронуться до птицы. Это была странная предосторожность
для ребенка, обычно пытающегося потрогать или схватить все, что ему
попадется. Затем Дейвид нагнулся и медленно приблизился к птице. Выражение
его лица изменилось. Первоначальное возбуждение, вызванное открытием,
сменилось замешательством, а затем - неподдельным горем".
Мы видим, что при первом столкновении со смертью детеныши как гориллы, так
и человека не понимают, что это такое. Через несколько недель Дейвид снова
увидел мертвую птицу, однако теперь его реакция была совершенно иной. "Он
поднял птицу и... побежал с ней к дереву, держа ее над головой. Он повторил
это действие несколько раз... сопровождая его движениями, которые можно
было интерпретировать как птичий полет. Когда попытки оживить птицу,
посадив ее на дерево, не увенчались успехом, Дейвид убедился в их
бесполезности. Поняв это, он успокоился и больше не проявлял к птице ни
малейшего интереса".
По-видимому, у различных видов животных нет никакого предрасположения к
определенной модели поведения при виде смерти. Первое столкновение со
смертью редко вызывает какую-нибудь реакцию со стороны молодой неопытной
особи. Поведение при последующих столкновениях со смертью в значительной
мере определяется первым и дальнейшим опытом. Дети до некоторой степени
подготовлены к первому контакту со смертью, так как они очень рано
привыкают иметь дело с исчезающими и возникающими вновь явлениями. Смена
дня и ночи, сна и бодрствования, игра в прятки - все это вводит контрастные
понятия бытия и небытия. Ада Морер утверждает, что слова "peek-a-boo",
произносимые в детской игре в прятки, произошли от древнеанглийской фразы,
означающей "живой или мертвый". Постепенно ребенок понимает, что одни вещи
уходят и возвращаются, а другие исчезают навсегда.
По-видимому, развитие представлений ребенка о смерти проходит через
несколько четко определенных этапов. Дети до пятилетнего возраста сначала
вообще не понимают, что такое смерть. Они считают все живым. Ребенок может
принести домой несколько камешков, чтобы им не было скучно, или обходить
стороной огородное пугало, чтобы его не видеть. В этом возрасте дети
воспринимают все вещи в неразрывном единстве и не пытаются провести
различие между живым и неживым. Возможно, потому, что у них еще нет для
этого критериев, ибо они еще не научились расчленять мир, однако очень
хочется сравнить примитивный анимизм с новым "космическим сознанием".
Убеждаясь, с какой необыкновенной ясностью дети видят сложнейшие вещи, я не
могу отделаться от мы
| |  скачать работу |
Теории о несуществовании загробного бытия |
