Андрей Николаевич Колмогоров - разносторонняя личность 20-го века
ее или менее по
любому вопросу».9 Андрей Николаевич был светлой, глубокой, неповторимой
личностью. Он обладал безграничным кругозором в философии, экономике,
политике, географии, в вопросах, связанных с искусством и литературой. Он
был при этом очень самобытен, почти всегда непредсказуем. В частности в
своих пристрастиях. Он считал вершинами мировой литературы 20-го века
творчество А. Франса Т. Манна, что для многих было неожиданно.
Колмогоров был гений. Этим и интересен, как сказал бы Маяковский.
Взгляды гениев на литературу и искусство, их вкусы — не должно ли это быть
одним из предметов литературного обозрения, в том числе нового?
Поэзия и музыка, архитектура, живопись и другие виды пластических
искусств были неотъемлемой и важной частью внутреннего мира Колмогорова.
Мало сказать, что он имел обширные и глубокие знания в каждой из этих
художественных сфер. Стихи и музыкальные произведения, здания, картины и
скульптуры он воспринимал как необходимую среду существования, как своего
рода синхронизаторы, регуляторы, гармонизаторы эмоционального статуса
человека — как нечто, задающее ритм внутренней жизни. В этой роли он
отказывал кино, считая его не искусством, а развлечением. Высказанная им
аргументация была такова: после прослушания музыкального произведения или
прочтения стихов возникает
9. Сосинский А. Б. А. Н. Колмогоров в воспоминаниях
учеников. «Квант», 1988 г., № 11-12, ст. 8.
желание немедленного повторения (разумеется, если музыка или стихи
понравились); после просмотра фильма такого желания не возникает. Весной
1965 г. (а именно, в тот день в начале мая, когда Колмогоров встретился у
В. А. Успенского с Лотманом), он сделал попытку увлечь Колмогорова записью
Галича, достигшего, как ему казалось, высочайших вершин в своём жанре. Он
выбрал одну песню — о том, как гады физики на пари раскрутили шарик
наоборот. Эта песня была выбрана потому, что в ней, через мироощущение её
лирического героя, выражена глубокая философская идея; идея состоит в вере
в безграничное могущество науки и в убеждении, что ничего хорошего из
реализации этого могущества произойти не может. Колмогорову, однако, Галич
оказался противопоказан (это при том, что Колмогоров признавал возможным
переживание катарсиса под воздействием песни.
Колмогоров считал роман высшей формой прозы и говорил: “Крупнейшими
писателями XX века являются Томас Манн и Анатоль Франс”10. А многим
запомнились непочтительные высказывания Колмогорова о Диккенсе, сочинения
которого он называл “керосинкой для подогревания чувств старых дев”11.
Что касается русской прозы, то из современных писателей он хвалил
Солоухина. Андрей Николаевич очень любил природу и очень любил «Весну»
Пришвина, любил выражение „весна света и воды».
По поводу А. И. Солженицына он отзывался примерно так: “Я полностью
прослушал по западному радио «Архипелаг ГУЛАГ», знаю, что всё там описанное
— правда, но я категорически не согласен с жёсткой позицией автора: он
пишет о том, что коммунисты, борцы за революцию, расстрелянные или попавшие
в лагеря, заслужили такую участь, что „так им и надо“.12 То есть Андрей
Николаевич критиковал Солженицына не «справа», а «слева» — за
недостаточность гуманизма, чего он не мог простить никому. При этом он
очень любил многие вещи Солженицына, особенно «В круге первом», где
прообразом художника «шарашки» был ещё гимназический друг Андрея
Николаевича, художник С. Н. Ивашев-Мусатов.
Недостаточность гуманизма не прощалась даже Пушкину. Колмогоров
упрекал его в том, что он стрелялся с Дантесом, желал его
10, 11, 12. А. Б. Сосинский. Беседа с А. Н. Колмогоровым.
«Квант», 1983 г., № 4, ст. 7.
смерти, стрелял в него, крикнул „Браво“, когда тот рухнул после
выстрела... „Ведь он хотел его смерти“, — взволнованно говорил Андрей
Николаевич. Но к Пушкину-поэту Андрей Николаевич испытывал чувства
великого восхищения.
Он знал и любил не только Пушкина. Обширные цитаты из русской поэзии
(в частности, из Сологуба и Ахматовой) встречаются в письмах Колмогорова к
его ближайшим друзьям. В. М. Тихомиров пишет: «Андрей Николаевич очень
глубоко и интимно любил Тютчева, чувствовал огромный духовный контакт с
Блоком, очень трогательно и светло воспринимал Есенина (здесь мы с ним
особенно сходились). Клмогоров много исследовал Маяковского и часто о его
поэзии говорил с восхищением, хотя эти две личности — Колмогоров и
Маяковский, — всё-таки не имели особых точек соприкосновения.»13
...Как-то речь зашла о поэзии, и Андрей Николаевич спросил, кто В.
М. Тихомирову нравится из современных поэтов (Ахматова, Пастернак были
живы, но он их считал как бы из прошлого века). Он назвал Слуцкого,
Мартынова.
Андрей Николаевич помрачнел. “Это странно, Володя, я думал о Вас
другое. Оказывается, Вы сторонник рациональной поэзии. А ведь суть поэзии —
выразить невыразимое!”14
Андрей Николаевич очень любил Тютчева и Есенина. О поэзии Есенина он
сказал так: “Есенина я ставлю по поэтическому дарованию выше Пастернака,
что злит любителей Пастернака”15.
И ещё о стихах. Как-то В. М. Тихомиров выразил удивление, что ему
может нравиться Маяковский. С раздражением он возразил: “Вы, конечно,
имеете точку зрения, какие поэты мне должны нравиться, а какие нет. А я
просто люблю хорошие стихи и не люблю плохие”16. Впрочем, если считать
Маяковского оптимистом (что, как говорится, не “однозначно”), то для его
удивления были основания: как-то Колмогоров сказал ему, что, будучи
оптимистом в жизни, к оптимизму в литературе испытывает неприязнь.
Колмогоров всегда несколько недоверчиво относился к тому, что его
собеседник любит поэзию, и всегда просил прочесть наизусть несколько
____________________________________________________________
13, 16. А. Б. Сосинский. А. Н. Колмогоров в
воспоминаниях учеников. «Квант», 1988 г., №
11-12, ст. 14.
14, 15. А. Б. Сосинский. Беседа с А. Н. Колмогоровым.
«Квант», 1983 г., № 4, ст. 9.
строчек из поэта, объявленного любимым. Не все выдерживали это
суровое испытание. Сам же он знал наизусть много, причём даже из поэтов им
не любимых.
Колмогоров был связан с литературой отчасти и генетически. Его отец
Николай Матвеевич Катаев хотя и служил по ведомству земледелия (был, по
словам Колмогорова, “учёный агроном”), но писал рассказы и время от времени
печатал их в журналах; при личной встрече в Ялте Чехов предрекал ему
литературную судьбу, каковая, впрочем, не состоялась. С большей
определённостью литературный ген проявился в боковой линии, проходящей
через Ивана Матвеевича, родного брата Николая Матвеевича (они были двумя из
трёх сыновей благочинного с Урала): его сыном был известный писатель Иван
Катаев, который, таким образом, приходился Колмогорову двоюродным братом.
Вспоминает двоюродный племянник Колмогорова, сын И. И. Катаева Георгий
Иванович Катаев:
«...Андрей Николаевич, в частности, приводил некоторые результаты
проведённой работы: “Э. Багрицкий продвинулся в развитии ямба дальше всех.
Анализ пауз в его стихах, например, даёт материал для психологии
познания...”. В других случаях он говорил, что из всех русских поэтов
Пушкин — наиболее информативен. Сравнение Е. Евтушенко с А. Вознесенским
показало большую информативность первого1. Это не понравилось
Вознесенскому, он хотел встретиться с Колмогоровым, но тот отказался...»17
А. Н. Колмогоров очень любил книги. Вот один характерный эпизод.
Группа учёных была в Венгрии на конгрессе по теории информации. Получили по
1300 форинтов. Поскольку там их там поили-кормили, у каждого образовалась
большая сумма денег. И возник вопрос: что купить? Колмогоров сразу спросил
про книжный магазин. Придя в магазин, он тут же увидел книгу рисунков
Микеланджело, которая стоила 1200 форинтов, купил её, потратив всё, что у
него было, и сказал своим ученикам: « А билет на трамвай вы уж мне купите
».
А. Н. Колмогоров был страстным и неутомимым лыжником, очень любил
дальние лыжные переходы. Как-то он попросил пригласить к нему
____________________________________________________________
17. Николай Горбачёв. Что значит быть математиком?
«Смена», 1978, № 12, ст. 45.
кого-нибудь из сильных лыжников со старших курсов, чтобы сделать
особенно дальний переход. Студенту с юношеским разрядом передали его
просьбу, и он согласился. Поначалу он резвился, убегал, поджидал Андрея
Николаевича, потом уже шёл рядом берёг силы, а в конце Андрей Николаевич
просто нёс его лыжи.
Андрей Николаевич как-то сказал одному из своих учеников, что
человечество представляется ему в виде блуждающих в тумане огней, которые
лишь смутно чувствуют свет, рассеиваемый другими. Но эти слова невозможно
отнести к нему самому: он был не только великим учёным, не только великим
учителем, но и великим Просветителем. Андрей Николаевич принадлежал к числу
тех несравненных гениев, которые вы-светляют жизнь уже самим фактом своего
существования.
| |  скачать работу |
Андрей Николаевич Колмогоров - разносторонняя личность 20-го века |
