Борьба за власть в 20-е - 30-е годы в СССР
ССР, Т.1).
Между тем, аппаратная подготовка съезда продолжалась. Сталин, будучи
уверенным, что ленинградская делегация окажется на съезде в полной
изоляции, был весьма заинтересован в ее единодушном выступлении и столь же
единодушной реакции большинства съезда на это выступление. Поэтому он и
отверг предложение своих союзников послать на Ленинградскую партконференцию
несколько членов ЦК, дабы сообщить ленинградцам точку зрения большинства
ЦК.
Зиновьев же допустил очередной просчет, решив, что для победы на
съезде будет достаточно «монолитного единства» делегации. Очевидно, он
рассчитывал на репутацию Ленинградской организации, всегда считавшейся
наиболее демократичной, пролетарской и наиболее подверженной
мелкобуржуазным влияниям. Используя привычные аппаратные методы подготовки
съезда, они оставили на этот счет некоторые компрометирующие документы,
которые в столь же привычном аппаратом порядке дошли до Секретариата ЦК. В
результате Молотов с торжеством зачитал на съезде в качестве доказательства
антидемократизма ленинградских руководителей (не стоит и говорить о том,
что при этом он умолчал о еще более грубых махинациях со стороны
Секретариата в других организациях).
«Монолитность» и «однородность» ленинградской делегации столкнулась с
той же «монолитностью» и «однородностью» всех остальных делегаций съезда. В
искусстве аппаратной механики Зиновьеву и Каменеву было далеко до Сталина.
14 съезд ВКП(б) – события и их влияние на дальнейший ход истории
Атмосфера съезда была напряженной. Хрущев позже вспоминал, что
«Сталин, Бухарин и Рыков выступали за линию ЦК. То есть за линию Сталина
…так говорили – вот линия ЦК, а там линия оппозиции» (Вопросы истории. 1990
№2). Зиновьев говорил о причинах, «загнавших в оппозицию» ленинградцев.
Каменев также говорил о том, что на октябрьском пленуме большинство ЦК
запретило открыть предсъездовскую дискуссию и вынести разногласия на
широкое обсуждение. По существу, после смерти Ленина, 14 съезд стал первым
и последним, на котором обсуждались в дискуссионной форме принципиальные
вопросы.
В начале работы съезда могло создаться впечатление, что спор между
Зиновьевым и Бухариным касается лишь отдельных нюансов, но разногласия
проявлялись все резче, и атмосфера накалялась. Один из акцептов
внутрипартийных разногласий, наиболее резко проявивший себя во время
дискуссии, касался трактовки НЭПа. Считая, что расширение НЭПа есть не что
иное, как оживление капиталистических элементов, Каменев расценил
«облегчение аренды земли» как «уступку кулаку». В противовес этому Молотов
говорил о «бухаринской школе» как о продолжении «школы ленинской».
Тут следует заметить, что по прошествии всего лишь нескольких лет тот
же Молотов вслед за развенчанием самого Бухарина обрушит на «бухарскую
школу» обвинения в том, что она есть «агентура кулачества в партии» и уже в
начале 30-х «бухаринцы» вслед за «троцкистами» пойдут в тюрьму и
политизоляторы.
Помимо тезисов о трактовке НЭПа и социальной дифференциации деревни
«новая оппозиция» поставила ряд вопросов, имевших несомненную важность для
оценки перспектив социалистического строительства. В частности, Крупская
критиковала Молотова и Бухарина за выдвинутое ими положение о том, что
госаппарат сам по себе уже является широкой организацией рабочего класса.
Зиновьев доказывал, сложившиеся на госпредприятиях условия (наемный труд,
деление на управляющих и управляемых) нельзя назвать социалистическими.
Главный довод Бухарина и других представителей большинства ЦК,
выдвинутый против этого тезиса, сводится к тому, что трудовой энтузиазм
рабочих ослабеет, если им внушить, что госпредприятия – не вполне
социалистические. Отстаивание идеологии ведущей фракции тезиса о
социалистическом характере отношений, сложившихся на госпредприятиях,
представляло важнейший шаг к сталинскому тезису о построенном в СССР
социализме.
Еще один аспект внутрипартийных разногласий, прошедший на съезде как
бы вторым планом, но оказавший впоследствии огромное влияние на исход
внутрипартийной борьбы, был связан с вопросом о равенстве. В содокладе на
съезде Зиновьев произнес положение о том, что стремление к равенству
доминирует в рабочей среде. В ответ Сталин заявил, что Зиновьев «толкует о
каком-то неопределенном народническом равенстве без указания классовой
подоплеки равенства…Лозунг о равенстве в данный момент есть эсеровская
демагогия. Никакого равенства не может быть, пока есть классы и пока есть
труд квалифицированный и неквалифицированный» (Сталин И. В. Соч. Т. 7).
«Теснейшая братия Сталина» объявила, что положение Зиновьева в корне
противоречит марксизму, поскольку при социалистическом строе, согласно
учению Маркса и Ленина, не может быть полного равенства, так как
господствует принцип «каждый получает в зависимости от выполненного им
труда». Однако этот тезис Зиновьев и не пытался оспаривать, его осторожная
критика была в первую очередь направлена против привилегированного
положения и излишеств бюрократии. Троцкий в своих работах справедливо
замечал, что «ни Маркс, ни Ленин не предусмотрели, что бюрократия прятала
свои материальные интересы за интересы прилежного крестьянина и
квалифицированного рабочего… Было объявлено, что левая оппозиция покушается
на марксизм, на заветы Ленина,…на наши дачи, на наши автомобили, на наши
благоприобретенные права…
Остальные разногласия, проблемы, вопросы организации сразу отступили
на второй план. Каждый бюрократ знал, из-за чего идет борьба, и тянул за
собой свою канцелярию…» (Троцкий Л. Д. Сталин. Т. 2).
Этим обстоятельством и объяснялось грубое и нелояльное отношение
правящей фракции ко всем выступлениям участников «новой оппозиции».
Бухарин, например, почувствовав, что на стороне правящей фракции находится
абсолютное большинство съезда, выступил с беспрецедентным заявлением о том,
что «какие бы решения съезд ни принял, все мы…признаем решения партийного
съезда единственным окончательным (курсив автора) истолкованием ленинской
партийной линии» (14 съезд ВКП(б)). Такое заявление объективно представляло
собой новый шаг к сталинистской концепции «единства и монолитности» партии,
согласно которой любые решения партии (а затем – ее «вождя») объявлялись
истиной, правильность которой обязана безоговорочно признавать вся партия,
каждый ее член.
Если в содокладе Зиновьева еще не был назван по имени основной
виновник фактического раскола в центральных органах партии, а вопрос о
необходимости коллективного руководства ставился в самой общей форме, то в
последующих выступлениях лидеров оппозиции возник вопрос о фактическом
подавлении Сталиным коллективного руководства. Сокольников и Каменев прямо
говорили о необходимости снять Сталина с поста генсека. Еще более четко
вопрос о Сталине был поставлен в речи Каменева, где излагались пути выхода
из кризиса, созданного злоупотреблением Сталиным захваченной им необъятной
властью. «Мы против того, чтобы создавать теорию «вождя», мы против того,
чтобы делать «вождя», - говорил Каменев. - …я неоднократно говорил это т.
Сталину лично,…я повторяю это на съезде: я пришел к убеждению, что тов.
Сталин не может выполнить роли объединителя большевистского штаба (курсив
автора)» (14 съезд ВКП(б)).
В этой накаленной атмосфере слово взял Ворошилов, произнесший льстивый
панегирик в адрес Сталина. Он не только впервые в истории назвал Сталина
«главным членом политбюро», но одновременно невзначай выболтал истинную
причину его силы. «Тов. Сталину, очевидно,…суждено формулировать вопросы
несколько более удачно, чем какому-либо другому члену политбюро…в чем же
тут дело?…в том, что у тов. Сталина…имеется в руках аппарат, и он может им
действовать, двигать, передвигать и проч.»
После этого большинство съезда в штыки встретило речь Крупской при
обсуждении отчета ЦКК, где она напомнила о том, что Ленин определял роль
ЦКК, как предотвратителя раскола в партии. Однако большинство съезда
поддержало давнюю точку зрения Куйбышева, отошедшего от ленинского
понимания роли ЦКК. Еще на 13 съезде он заявил, что «соблазнительная роль»
высшей инстанции «не соблазнила ЦКК», которая последовала «безоговорочно и
без всякого раздумья» за ЦК.
Однако на этом дискуссия не закончилась. Следующим камнем
преткновения стал вопрос о доносительстве, чрезвычайно широко
распространившемся в партии. Оппозиционер Бакаев утверждал, что подобное в
партии недопустимо, но ему в решительной форме возразили Шкирятов, Куйбышев
и Гусев, заявившие, в свою очередь, что партия страдает «не от
доносительства, а от недоносительства» (14 съезд ВКП(б)).
В целом, можно сделать вывод, что с самого начала съезд был вовлечен
во все обостряющуюся полемику, где только курсивом были намечены вопросы,
которым в будущем предстояло определить не только исход внутрипартийной
борьбы, но и судьбу всей с
| |  скачать работу |
Борьба за власть в 20-е - 30-е годы в СССР |
