Бургундия в поисках самоидентификации (1363-1477 гг.)
азвития Европы не
однозначны и являются предметом дискуссий. Так на взгляд некоторых
исследователей: поскольку в данный период численность самодеятельного
населения выражала состояние основной производительной силы и,
следовательно, уровень валового продукта и поскольку именно этому фактору
экономики был нанесен длительно ощущавшийся ущерб демографическим спадом
XIV-XV вв., есть все основания предполагать для этих столетий хозяйственный
цикл упадка.[111]
Однако, при ближайшем рассмотрении аргументации приверженцев данной
точки зрения, не трудно заметить, что вся она построена на свидетельствах,
отражающих экстенсивную сторону хозяйственного развития (посевные площади,
объем производства в промышленности и т.д.). При этом почти полностью
игнорируются свидетельства, отражающие интенсивную сторону его развития, то
есть рост производительности труда.[112] К тому же цифровые данные,
содержащиеся в средневековых источниках, систематически нуждаются в том или
ином поправочном коэффициенте, вследствие чего их познавательное значение
оказывается сплошь и рядом ничтожным или даже приводящим в заблуждение.
Нет сомнения, что психологический эффект эпидемии XIV в. был глубоким
и длительным. Но как конкретно он отразился на хозяйственной деятельности?
В Бургундском государстве демографический спад с 1350 по 1450 гг.
если и не вызвал переворота в хозяйственной конъюнктуре, то, во всяком
случае, внес в нее значительные изменения в сравнении с предыдущим этапом.
Заимствуя категории более поздней эпохи, можно утверждать, что
экономическая конъюнктура в данный период характеризовалась ярко выраженной
тенденцией к низким ценам на землю, что проявилось в стагнации и снижении
уровня земельных рент, дешевизной предметов твердого спроса (прежде всего
хлеба) и ростом стоимости рабочих рук (заработной платы).[113]
В данное столетие наблюдается облегчение сеньориальных повинностей,
так как площадь пахоты на одного работника в среднем увеличилась, и на
первый план выступил поиск сеньором держателя,[114] согласного занять
опустевшее место и тем самым взять на себя несение повинностей.
Однако прежде чем обратиться к статистике, необходимо заметить, что в
движении рыночных цен отражена не только долговременная тенденция, но и
влияние кратковременных факторов, таких, как урожайность, а также порча
монеты правительством.
Цены на пшеницу с единицах серебра.[115]
(для сравнения добавлены данные Англии)
|Годы |Англия |Страсбург |Фландрия |
| 1401-1410 = 100% |
|1411-20 |81 |89 |75 |
|1421-30 |80 |94 |92 |
|1431-40 |102 |66 |106 |
|1441-50 |77 |94 |74 |
|1461-70 |74 |66 |65 |
|1471-80 |59 |56 |65 |
Приведенные цифры вскрывают текущую тенденцию к снижению хлебных цен.
Но цены на продукцию животноводства постоянно повышаются. Также цены на
предметы длительного пользования – ремесленные изделия значительно
опережают цены на зерно.[116]
Таким образом, земледелец, обращаясь к рынку, оказывается в вдвойне
невыгодном положении. Во-первых, чтобы уплатить ренту, он должен выступить
как продавец зерна. И хотя ренты проявили тенденцию к снижению, цены на
зерно снизились в гораздо большей степени, чем цены на продовольствие в
целом. И с точки зрения крестьянского бюджета рента не только не снизилась,
но и серьезно повысилась. Во-вторых, если крестьянин выступал как
покупатель ремесленных изделий, то и тут конъюнктура складывалась не в его
пользу, поскольку цены на зерно были ниже цен на ремесленные изделия.
Исходя из выше сказанного, можно предположить, что резкое и
повсеместное увеличение площади пастбищ и лугов за счет заброшенной пашни,
было обусловлено не только демографическими условиями, но и выгодно
сложившейся рыночной конъюнктурой, резко повысившимся спросом на продукцию
животноводства. Все это выделило скотоводство в качестве наиболее
прибыльной отрасли сельского хозяйства. О чем свидетельствует резкое
повышение ренты на пастбища и луга, на фоне падения ренты за пахотные
участки.
В общем и целом хозяйственная конъюнктура в Бургундском государстве,
где лично – наследственная зависимость отошла или отходила в прошлое, в
1350 – 1450 гг. была выгодна зажиточному крестьянству. В первую очередь
речь идет об открывшейся для имущих крестьян возможности перестройки
хозяйства в соответствии с конъюнктурой рынка.
Большая часть населения Бургундского государства проживала в деревне и
естественно занималась сельским хозяйством. Можно выделить два основных
центра, где товаризация сельского хозяйства произошла относительно широко:
герцогство Бургундия и Нидерланды. Это не значит, что остальная территория
ничего не производила, но в плане экспорта выделяются именно эти регионы.
Герцогство Бургундия специализировалась на льноводстве, поставляя сырье
местной текстильной промышленности, кроме того, традиционной статьей
экспорта уже тогда являлись продукты виноделия.[117] Технические культуры
рано стали доминировать в данной области, вследствие большого числа
свободных крестьян.
В Нидерландах, при наличии большого числа городов, а, следовательно,
рынков сбыта, сельское хозяйство являлось рентабельным и товарным. Обширные
пространства низменных земель на севере Нидерландов при теплом и влажном
климате представляли собой прекрасные пастбища, разводили главным образом
крупный рогатый скот.[118]
В XV в. среди зерновых на первом месте стояла рожь, которую
возделывали почти повсюду. Пшеница поступала главным образом из Фрисландии
и Зеландии. В местностях с наиболее бедными почвами выращивали гречиху, а
также ячмень, находивший широкое применение в животноводстве и пивоварении.
С развитием торгового мореплавания в XIV-XV вв. выросла роль
животноводства, ставшего основной отраслью хозяйства на Севере.[119] В
общем, все необходимые для потребления населения продукты имелись здесь в
достаточном количестве.
Но не сельское хозяйства было главной статьей экономики Бургундского
государства. Залог его процветания заключался в промышленности и торговле.
Главная роль здесь, естественно, принадлежала Нидерландам. Именно
Нидерланды в XIII-XV вв. являлись крупным центром экспортного сукноделия.
Страну накрывала густая сеть промышленных и торговых городов Брюгге, Ипр,
Аррас, Гент, Брюссель, Мехелен, Лувен, Камбре, Валансьен и многие другие,
всего более 300 в XV в.[120] Высокая степень обеспечения личных и
имущественных прав граждан, широкое самоуправление городов привели к
раннему и крупномасштабному развитию торговли и промышленности.
Различия в природных, климатических, географических условиях
способствовали складыванию экономической специализации. По ряду
экономических признаков Нидерланды можно разделить на три района:
1) район развитых ремесленных и торговых городов (Фландрия, Брабант,
Артуа).
2) северо-западные районы (Голландия, Зеландия, Утрехт), с очагами
торговых и ремесленных центров и товарным сельским хозяйством.
3) окраинные провинции (Гелдерн, Намюр, Люксембург), преимущественно
сельскохозяйственные районы.
Вторая половина XIV – первая половина XV вв. стали периодом расцвета
Фландрии. Только в одном городе Брюгге было 40 тысяч станков.[121]
Шерстяная промышленность, торговля, кредитные операции – вот три отрасли
экономики Фландрии, которые достигли небывалого ранее расцвета.
Для торговли с Англией, в первую очередь шерстью, было создано
торговое товарищество “Лондонская Ганза”. Это была ассоциация купцов ряда
фландрских и северофранцузских городов, данная крупная организация (более
50 городов) монополизировала шерстяную торговлю с Англией. Лидером Ганзы
был Брюгге.[122]
Но не все было так безоблачно. Вторую половину XIV в. Фландрия
сохраняла еще высокий уровень благосостояния, но уже начали появляться
тревожные признаки. Финансовая мощь Фландрии держалась на двух факторах:
шерстяная промышленность и выгодное положение порта Брюгге. Стоило
подломиться одному из них, и Фландрия должна начала клониться к упадку. В
конце XV в. подломились оба.
В 1436 г. в Англии появляется стихотворение “Libell ef english
palicye.” автор говорит, что Фландрия живет тем, что ее города ткут
английскую шерсть, и это залог ее благосостояния.[123] Действительно,
Фландрия не производила шерсть, и работала целиком на привозном сырье, в
основном английском; и в этом была ее слабость.
Главным потребителем фламандского сукна был север Европы, где у
Фландрии не было конкурента. Англия не имела собственной текстильной
промышленности. Но с середины XIV в. в Англии основывается свое суконное
производство, которое к концу века уже работает на экспорт.[124] Ганзейцы,
которые ранее запасались сукном только во Фландрии, стали брать грузы в
английских портах.[125] Развитие английского сукноделия подрывало экономику
Фландрии. Фламандцы вынуждены были перейти к практическим мерам, чтобы
предотвратить надвигающуюся опасность. Чтобы поддержать местную
промышленность, власти обложили пошлиной вывозимую из Фландрии шерсть[126],
в ответ на это иностранцы стали покупать шерсть в Англии. Брюгге запретил
ввоз английского сукна в свой порт, а герцог Филипп Добрый в 1432 г.
расширил этот запрет на все Нидерланды,[127] но это не принесло
результатов. Сюда добавились бедствия Столетней войны, которые довершили
разорение страны. Особенно от этого пострадал Ипр, главный центр суконного
производства. Бургундские герцоги пытались помочь городу, запрещая
| |  скачать работу |
Бургундия в поисках самоидентификации (1363-1477 гг.) |
