Даосизм и буддизм
идея
засвидетельствована известной нам метафорой «туманной дымки».
Другим архетипическим образом реальности в традиционной китайской
мысли, также восходящим к древним даосским канонам, был образ «вечно
вьющейся нити» или, по-другому, нити, скручивающейся в узел бытия. Сходную
природу имеет представление о реальности как «одном тянущемся стволе».
Подобные метафоры имеют своим истоком, несомненно, внутренний опыт,
интуицию сокровенной преемственности жизни. В даосских школах боевых
искусств так описывалось движение в человеческом теле энергетического
импульса, служившего подлинным источником силы мастера кулачного боя.
Старинное изречение учителей кулачного искусства гласит: «Движение энергии
— как Девять сгибов в жемчужине, и нет такого места, куда бы оно ни
достигало». Под Девятью сгибами в данном случае понимались девять главных
сочленений тела: шея, лопатки, поясница, бедра, колени, щиколотки, плечи,
локти, запястья. В «Каноне Тайцзи-цюань», главном сочинении одной из
классических школ кулачного искусства, приписываемом даосу Чжан Саньфэну,
говорится:
«Когда начинаешь двигаться, в теле нет ничего, что не двигалось бы, и
движения должны быть как бусы, нанизанные на одну нить... Пусть все тело
будет словно пронизано одной нитью, и не позволяй этой нити обрываться где
бы то ни было...»
Все движения в даосской боевой гимнастике надлежит совершать, как бы
воспроизводя невидимые траектории циркуляции жизненной силы в организме —
по спирали или, говоря шире, по сфере, плавно и без разрывов, соблюдая
равновесие пустого и наполненного, жесткого и мягкого во внутреннем
состоянии. Примечательно понятие «свертывания» (чжэ де), обозначавшее
момент скручивания необходимого для смены вектора движения. Это понятие
объединяло даосскую гимнастику с техникой каллиграфии: речь идет о некоей
насыщенной паузе в движении кисти и руки, о своего рода «противодвижении»,
которое предваряет движение физическое. Технически акт «свертывания»
означал, что для того чтобы сделать движение кистью или рукой, к примеру,
влево, сначала нужно немного отвести их по окружности вправо, а чтобы
нанести удар вперед, рука должна переместиться по той же сферической
траектории назад и т.д. Так в фазе «свертывания» всякое поступательное
движение преображалось в движение возвратное, круговое, и «вечно вьющаяся
нить» Пути (выражение Лао-Цзы) не обрывалась. Но момент «свертывания»
знаменовал также перевод плоскостных, явленных на поверхности образов в
образы глубины, внутренней формы». (Малявин. Молния в сердце).
Китайское искусство, «китайская мудрость не знает трагического героя
западного образца – того, кто борется и побеждает… ценою собственной
гибели. Скрижали Китая повествуют о герое не борющемся, но сокрытом, идущем
внутренним путем сердца: о том, кто оставил мир и с неизбежностью оставил…
самое желание уйти; кто оставил мир и с неизбежностью оставил… самое
желание уйти; кто своим отказом от обладания чем бы то ни было возвращает
себе вечность мировых пространств и непоколебимую безмятежность духа…
Китайский мудрец «покоен в бедности». И более того: чем он «беднее»,
чем свободнее от всего, что наполняет его сознание, тем больше способен он
объять собой, тем больше в его душе покоя – непременного условия всякой
настоящей радости». (Малявин. Откровение радости. Книга Мудрых Радостей).
Человек в китайской традиции является органичной частью Природы,
совершенно естественно поэтому, что основной темой изображений и стихов в
Китае является Природа во всем своем величии и красоте. Каждый объект
Природы бесконечен, неисчерпаем в своей глубине, именно в Природе мы
находим высшую гармонию, естественность, безыскусность. Созданное же
человеком зачастую является жалкой пародией на сотворенное Природой, лишь
яркой оболочкой без содержания. Поэтому увлечение «искусственным» не ведет
к просветлению. Интересно высказывание из «Чжуан-цзы»: «У того, кто
применяет машину, дела идут механически. У того, чьи дела идут механически,
сердце становится механическим. Тот, у кого в груди механическое сердце,
утрачивает целостность чистой простоты. Кто утратил целостность чистой
простоты, тот не утвердится в жизни разума. Того, кто не утвердился в жизни
разума, не станет поддерживать путь».
В главе «Искусство и духовное пробуждение» книги «Молния в сердце»
В.В. Малявина, не рассматривается китайская поэзия. Это можно объяснить
тем, что сущность поэзии одинакова в культурах всех стран и не требует
отдельного исследования. Поэзия и состоит в том, чтобы посредством
ритмически связанных слов передать то, что лежит за пределами слов,
посредством простых образов, выразить сокрытое. Здесь мы не будем вдаваться
в подробности и приведем лишь два стихотворения китайского поэта Ли Бо (701-
762).
|(БЕЗ НАЗВАНИЯ) |ПОПУГАЙ |
|Гора Пэнлай |Попугаем владеют |
|Среди вод морских |Печальные мысли: |
|Высится, |Он умен - и он помнит |
|Говорят. |Про все, что бывало. |
|Там в рощах |Стали перья короче, |
|Нефритовых и золотых |И крылья повисли. |
|Плоды, |Много слов он узнал – |
|Как огонь, горят. |Только толку в них мало. |
|Съешь один - |Но он все-таки ждет: |
|И не будешь седым, |Не откроется ль клетка? |
|А молодым |Люди любят - да держат |
|Навек. |В неволе железной. |
|Хотел бы уйти я |И пустеет в лесу |
|В небесный дым, |Одинокая ветка. |
|Измученный |Что же делать ему |
|Человек. |С красотой бесполезной? |
«В Х веке теоретик каллиграфического и живописного искусства Цзин Хао
утверждал, что цель работы каллиграфа или художника есть «сотворение
подлинности» (чуан чжэнь), тем самым даже терминологически поставив
художественное творчество наравне с даосским совершенствованием, которое
именовалось в Китае «созиданием подлинности» (ею чжэнь). Выходит, человек
усилием своей просветленной воли, но превыше всего щедростью, божественным
богатством своего сердца способен придать бытию вещей еще большую
подлинность, нежели в так называемой «реальной действительности». Вот
настоящий секрет китайской живописи: человек способен завершить «работу
Небес». Благодаря человеку все в мире становится тем, чем должно быть.
Человек и Небо сходятся воедино в акте творчества. Такова безыскусная и
потому вечная истина Китая, делающая человеческую жизнь полем вольной и
праздной, по-праздничному радостной работы духа». (Малявин-Молния в
сердце).
Заключение
Главный вывод, который я сделал о влиянии даосизма и буддизма на
формирование культурных национальных традиций Китая – это то, что они
являются сердцем этих традиций. Поэтому мы не смогли в данном реферате
четко перечислить влияние этих религий на китайские традиции. Проведя такой
анализ, потеряли бы живой дух китайской культуры, разбили Единое на части,
а целое, как известно, нечто большее, чем комбинация составляющих его
частей. Как описать влияние сердца на организм человека? Без сердца – нет
жизни.
Идеи и принципы, на которых основаны даосизм и буддизм, коренятся в
глубинах бытия и поверяются личным опытом, в «обычной» жизни. Даосизм и
буддизм не являются чем-то особенным в мировой культуре. Просто их
проявление было наиболее открыто и заметно. Идеи даосизма и буддизма, как я
постарался показать, проявились во «внешнем» – в искусстве Китая, к
которому может прикоснуться каждый желающий. В других культурах аналогичные
учения были более скрытыми, заслоненные мощным зданием официальных религий,
и их проявление в культуре было менее заметным постороннему взгляду.
Можно привести пример религиозного течения суфизма в Исламе, «внешнее»
влияние которого можно увидеть в средневековой арабской поэзии, образы
которой часто превратно толкуются из-за незнания источника. (См. Читтик У.
В поискх скрытого смысла. Суфийский путь любви. Духовное учение Руми. – М.:
Ладомир, 1995; Идрис Шах. Путь Суфиев, М., 1993).
Из эзотерических учений наиболее близких даосизму и буддизму можно
также назвать исихазм в Православии (от греч. покой, безмолвие,
отрешенность) – этико-аскетическое учение о пути к единению человека с
Богом через «очищение сердца» и самососредоточение сознания, посредством
непрестанной умно-сердечной молитвы. Исихазм не проявился сколько-нибудь
заметно во «внешних формах» культуры. (См. Откровенные рассказы странника
д
| |  скачать работу |
Даосизм и буддизм |
