Даосизм и буддизм
из Центральной Азии,
принесли с собой не только священные изображения и книги, но и практику
буддийской медитации. Подчеркивание значимости медитации впервые
встречается в китайском буддизме в связи с прибытием, вероятно, в 148 г. н.
э. монаха Ань Ши-гао. Этот первый «крупный переводчик буддийских текстов в
Китае» обучал известным методам медитации, встречающимся в палийском
каноне. Они, в свою очередь, могли наложиться на даосские медитативные
практики. В большинстве из многочисленных переводов, приписываемых Ань Ши-
гао, говорится о медитации (дхьяна) и сосредоточении (самадхи). Его перевод
«Сутры о сосредоточении при помощи дыхательных упражнений» предлагает
объяснение древних йогических и раннебуддийских практик регулирования
дыхания при помощи подсчитывания вдохов и выдохов (анапэ-пасмрти).
Даосизм также проповедовал практику контроля за дыханием в качестве
средства духовного сосредоточения и продления жизни. В буддийских текстах о
медитации, при описании уровней сосредоточения на пути к совершенству и
освобождающему знанию, предлагались более совершенные методы. Нам
неизвестно, насколько серьезно первые китайские буддисты следовали этим
индийским предписаниям. Единственное, в чем можно быть уверенным —
буддийскую медитацию они ценили очень высоко. Санскритское слово дхьяна
транслитерировалось китайским иероглифом, который произносился как чань
(«архаичное произношение — дянь), или дзэн по-японски, обозначая им
отстранение или избавление. Та форма медитации, которая известна нам по
палийскому канону, получила известность как «Чань малой колесницы», а
медитация махаянистского канона — «Чань большой колесницы». Первоначально
использовались одни и те же методы, но, в зависимости от принятой позиции,
природа сосредоточения истолковывалась либо в хинаянистском, либо в
махаянистском стиле. Таким образом, это учение оказало влияние и на метод.
и на опыт просветления.
Считается, что в Китае традиция дхьяны представляет собой непрерывную
линию развития. Большинство переводчиков буддийских текстов при Поздней
Хань (25—220) обращало свое внимание на медитацию и сосредоточение.
Медитацию практиковали многие буддийские монахи того времени, и нередко в
поисках одиночества удалялись в горы. В горах Шань буддийские поселенцы
сохраняли тайны йоги.
Первые проповедники буддизма в Китае переводили и хинаянистские. и
махаянистские тексты. Как и в Индии, оба эти направления буддизма
сосуществовали в Китае бок о бок. Первые китайские переводы махаянистских
текстов появились во второй половине II века, после чего и начался процесс
сближения буддизма с китайскими представлениями о мире. Склонность к
отрицаниям, признание равенства и гармонии, а также представление о
единственности реальности явились теми элементами китайской мысли, которые
также были характерны и для буддизма Махаяны. Использование для буддийских
верований и практик даосских терминов не только помогло решить сложную
задачу перевода, но и сделало буддийские сочинения более понятными для
китайцев. Но слово не всегда точно соответствует понятию, и поэтому
использование в этих переводах традиционных китайских терминов привело к
неверному пониманию многими деятелями первого поколения китайских буддистов
некоторых важных буддийских теорий.
Философские учения Лао-Цзы и Чжуан-цзы — или «философского даосизма»,
как он,— чтобы противопоставить его «простонародному даосизму», —
называется в западных работах, оказались великолепным мостиком для
взаимопонимания между китайской мыслью и буддизмом. В третьем веке возникло
духовное течение, известное как «Учение о Темном» или «Изучение
Сокровенного» (кит. сюаньсюэ). Из-за присутствия в нем даосских элементов
многие называют это учение нео-даосизмом. Однако сюаньсюэ было не столько
движением по возрождению даосской мудрости, сколько движением
интеллектуалов, которые для решения онтологических и метафизических проблем
прибегали к «Книге перемен» {И-цзин), и «Книге о Пути и Благой Силе» (Шао-
дэ цзин), а также к комментариям Сян Сю к «Чжуан-цзы».
Это интеллектуальное течение обогатило буддизм китайской
терминологией, поскольку занималось рассуждениями о бытии (ю), ничто (у),
изначальном не-бытии (бэнь-у), субстанции (ти), функции (юн), равно как
переосмыслением понятия «Великий Предел» (кит. тайцзи) и полярности
принципов инь-ян. Во всех этих случаях буддисты ощущали близость к таким
собственным понятиям, как пустотность, ничто и нирвана, а также к своим
рассуждениям о взаимосвязи между абсолютным и феноменальным. Особенно по
нраву пришлись буддистам китайское отрицание принципа дуальности бытия и не-
бытия, и подчеркивание невыразимости реальности в словах. Таким образом,
сюань-сюэ выполняло роль медиатора между нативной китайской и буддийской
философией, поставляя ранним переводчикам, как терминологический
инструментарий, так и концепции, в которых индийское учение осмыслялось в
Китае в III-V вв., внедряя частично собственно даосское влияние. Во многом
именно такого рода терминологическое заимствование определили интерпретации
ряда буддийских понятий в Китае.
Санскрит (на котором написаны памятники северного буддизма)
располагает к сложным абстрактным построениям; китайский язык тяготеет к
поэтически конкретному. В Индии широко распространены живое переживание
абстрактных символов и яркие видения, создающие причудливый мифопоэтический
мир. Китайское воображение гораздо больше привязано к природе, какой мы ее
каждый день видим. Мифология Китая, сравнительно с индийской, поразительно
бедна. Зато живопись несравненно богаче и одухотвореннее индийской. За
этими очевидными фактами стоит неочевидное господство разных типов
глубинного опыта: ощущение глубины как беспредметного чистого света; как
игры фантастических образов; как предметного мира, но освещенного изнутри.
Эти три типа опыта иногда называются энстаз, экстаз и констаз. В Индии шире
представлены первые два, в Китае – третий.
Анализировать типы сознания трудно, они слишком текучи и переходят в
индивидуально неповторимое, но достаточно очевидных различий языка и
культуры, чтобы понять трудности китаизации буддизма. Буквальный перевод
выходил уродливым. Шэнчжао (384-414), ученик Кумарадживы, помогавший ему в
создании китайского текста сутр, уже на рубеже V в. попытался передать
буддийское мироощущение даосским языком:
«Истина – созерцание, она не в словах и книгах, но по ту сторону слов.
Ее нельзя выучить, но надо пережить. Мудрый подобен пустому дуплу. Он не
хранит никакого знания. Он живет в мире действий и нужд, но придерживается
области недеяния. Он остается среди называемого, но живет в открытой
стране, превосходящей слова. Он молчалив и одинок, пуст и открыт, ибо его
положение в бытии не может быть передано словами».
Причина, по которой китайцы отдавали предпочтение Махаяне перед
Хинаяной, в основном, объясняется их знакомством с сутрами Мудрости,
которые оказались предельно созвучными с их собственным духовным наследием.
Начиная с 3 века, буддийское учение о Мудрости стало преобладающим
среди образованных китайцев. В этот период появилось много специалистов по
сутрам Праджняпарамиты. Одна их китайских школ. придерживавшихся этого
направления, связана с именем Чжи Минь-ду, благодаря которому философия
сутр о Мудрости получила широкое распространение в Китае.
Пустотность он воспринимал не в онтологических или метафизических
терминах, но уподоблял ее сознанию, лишенному мыслей.
Первый период китайского буддизма завершается появлением двух
знаменитых буддийских монахов: Дао-аня (312—385) и Хуэй-юаня (337—417),
которые внесли свой вклад в дело ассимиляции буддизма в Китае. Они оба
испытали влияние Хинаяны, но при этом являлись типичными представителями
учения Махаяны в Китае. Дао-ань был знаком со старыми буддийскими формами
медитации, но при этом вместе с учениками принимал, участие и в ритуальных
практиках. Получив классическое китайское образование, он отвергал
синкретический метод гэ-и толкования текстов, при котором светская
литература сочеталась с буддийской. Однако при этом он разрешал одному
своему ученику — Хуэй-юаню пользоваться даосскими понятиями при толковании
буддийского учения. Дао-ань составил комментарий к «Сутре о совершенстве
Мудрости в 25000 строках». В его понимании, изначальное ничто (кит. бэнь-у)
является «подлинной природой всех явлений, абсолютной подоплекой вселенской
истины». Этот переходный период ассимиляции характеризуется безоговорочным
принятием учения Махаяны о мудрости, при том, что философская
систематизация школы Мадхьямиков оставалась чуждой китайскому сознанию.
В 365 г. в Сянъяне Дао-ань обосновал один из крупнейших буддийских
монастырей в Китае. Одним из главных обычаев, введенных Дао-анем в практику
монастырской жизни было использование знака Ши из китайской транскрипции
Гаутамы (Шакья) в качестве фамильного знака для всех монахов,
просуществовавшего и до наших дней. Другим вкладом Дао-аня было составление
полного каталога китайских переводов индийских сутр (примерно 600
названий). Ему же прина
| |  скачать работу |
Даосизм и буддизм |
