Даосизм и Конфуцианство
Если бы он не смеялся, это не было бы Дао”.
Даосские мудрецы ничего не доказывают и не проповедуют. Они даже не
учат какому-нибудь определенному образу жизни. Их цель - дать верную
жизненную ориентацию, указать путь к средоточию жизненного опыта – вечно
отсутствующему и вездесущему.
Не будучи в строгом смысле, как уже говорилось, ни философией, ни
религией, даосизм сочетает в себе черты того и другого. По учению даосов,
воистину существует лишь великое Дао – предвечное, бесконечное, немыслимое,
не имеющее “образа, вкуса или запаха”, никем не сотворенное, оно “само себе
ствол, само себе корень”, охватывающее и вмещающее в себя все сущее. Даосы
называют его “высшим Учителем”, “небесным предком”, “матерью мира” или
“творцом вещей”, но они не ждут от него конкретной заинтересованности в их
личной судьбе или судьбе Вселенной, ибо в мире все происходит “само собой”,
каждое мгновение времени и каждая частица бытия совершенно самодостаточны.
Это означает, что и само Дао не является, в сущности, принципом
мироздания. Дао, утверждается в даосской литературе, “не может владеть даже
собой”, оно “обладает, не владея”. Дао мгновенно и непрестанно изменяется,
“теряет себя в мире конечного и преходящего”. Но, “поистине, нет ничего
постояннее непостоянства” - в своем самопревращении Дао пребудет вечно.
Отсюда то важное место, которое занимает в даосизме учение о
космогенезе - творении всего сущего. Даосы учат, что мир возник из
первозданного Хаоса, который они именуют также Единым дыханием (и ци),
Изначальным дыханием (юань ци) или Великой пустотой (тай сюй). Творение же
мира есть результат самопроизвольного деления первичной целостности Хаоса.
Сначала Хаос, или Единое дыхание, разделилось на два полярных начала:
мужское, светлое, активное Ян и женское, темное, пассивное Инь; из “двух
начал” выделились “четыре образа”, соответствующие четырем сторонам света;
“четыре образа” породили “восемь пределов” мироздания и т.д. Эта схема
записана в древнейшем китайском каноне “И цзин” (“Книга Перемен”),
содержащем общий для всей китайской традиции свод графических символов
мирового процесса Дао.
Мир, по представлениям даосов, есть “превращенное Единое”, плод
метаморфозы Дао. В даосской традиции в этой связи говорилось и о
превращении первочеловека, каковым считался полулегендарный основоположник
даосизма и верховное божество даосской религии Лао-цзы. Мир для даосов –
это “превращенное тело” (xya шэнь) Лао-цзы. А это значит, что между сердцем
человека и телом предвечного Дао существует глубочайшая внутренняя связь.
Человек и мир в даосизме нерасторжимы и взаимозаменяемы.
Тема превращения, творческих метаморфоз бытия – центральная тема
даосской мысли. Для даосов ни формы, ни бесформенное не являются реальными.
Или, как говорится в даосских книгах, “пустота не может одолеть десять
тысяч вещей”. Подлинная реальность для даосов – это самое превращение.
Даосы мыслят в категориях не сущностей или идей, а отношений, функций,
влияний. Для них в мире “ничего нет”, но сами связи между вещами,
несомненно, реальны. Истины, может быть, вовсе нет. Но метафора истины,
бесчисленные отблески реальности точно существуют.
Итак, даосская картина мира – это бесконечно сложный, подлинно
хаотический узор явлений, где нет одного привилегированного образа, одной
“единственно верной” идеи. Как писал Чжуан-цзы: “Вся тьма вещей – словно
раскинутая сеть, и нигде не найти начала”.
Говоря о китайской культуре, мы привыкли рассматривать ее как нечто
единое и цельное. Однако, это совершенно неверно применительно к китайской
древности. Подобно тому, как сам Китай (тогда царство Чжоу) был разделен,
начиная с середины 1-гo тыс. до н.э., на множество отдельных, враждовавших
между собой царств, также и культура его являла собой картину значительного
многообразия; существовало несколько типов культур, только позднее
сплавленных в великом обще китайском синтезе.
В наибольшей степени отличались друг от друга культуры севера и юга
Китая. Если для севера, давшего начало конфуцианству, характерно внимание к
этической проблематике и ритуалу, рассудочное стремление к рациональному
переосмыслению архаических основ цивилизации, то на юге господствовала
стихия мифопоэтического мышления, процветала экстатичность шаманских
культов. И даосизм, созревший, видимо, в лоне южной традиции, тем не менее
соединил в себе экзальтированную архаику юга и рациональность севера.
Первая дала ему содержание, вторая наделила формой, предоставив созданный
ею философский способ освоения действительности для выражения смутных и
неосознанных творческих потенций. Без южной традиции даосизм не стал бы
даосизмом, без северной – не смог бы сказать о себе языком великой культуры
и книжной образованности.
В “Дао-дэ цзине” речь идет о едином первоначале всего сущего – единой
субстанции и одновременно мировой закономерности – Дао. Это понятие дало
название даосизму (дао цзяо). Впрочем (как уже было сказано), ничего
собственно даосского в самом понятии “дао” нет, это одна из важнейших
категорий всей китайской культуры.
Для традиционной китайской философии была нехарактерна вера в
бессмертие конкретно души. Реальной признавалась только единая
психофизическая целостность живого существа. Сам дух понимался вполне
натуралистически: как утонченная материально-энергетическая субстанция
(ци). После смерти тела это “ци” рассеивалось в природе. К тому же даосизм
унаследовал от шаманизма учение о множественности душ – животных (по) и
мыслящих (хунь). Тело выступало единственной нитью, связывающей их воедино.
Смерть тела приводила к разъединению и гибели душ. Поэтому уже в глубокой
древности огромное значение придавалось средствам продления физической
жизни, а долголетие (шоу) стало одной из важнейших ценностей китайской
культуры.
Однако даосизм не удовлетворился идеалом простого физического, пусть
даже и бесконечного, продления жизни. Истинный даосский бессмертный (сянь)
в процессе движения по пути бессмертия радикально трансформировал,
преображал свое тело, которое согласно даосскому учению приобретало
сверхъестественные силы и способности: умение летать по воздуху,
становиться невидимым, одновременно находиться в нескольких местах и даже
сжимать время. Но основная трансформация в процессе занятий даосской
медитаций - духовная: бессмертный в полной мере ощущал и переживал даосскую
картину мира, реализовывая идеал единства (единотелесности) со всем сущим и
с Дао как таинственной первоосновой мира.
Путь к бессмертию по даосскому учению предполагал занятия сложными
методами особой психофизической тренировки, во многом напоминавшей
индийскую йогу. Она предполагала как бы два аспекта: совершенствование духа
и совершенствование тела. Первый заключался в занятиях медитацией,
созерцанием Дао и единства мира, единением с Дао. Применялись и различные
сложные визуализации божеств, символизировавших собой особые состояния
сознания и типы жизненной энергии.
Второй заключался в специфических гимнастических (даоинь) и
дыхательных (син ци) упражнениях, сексуальной практике для поддержания
энергетического баланса организма и занятиях алхимией. Именно алхимия и
считалась высшим путем к обретению бессмертия. Алхимия разделялась даосами
на два типа - внешняя (вэй дань) и внутренняя (нэй дань). Из них только
первая являлась алхимией в собственном смысле этого слова. Она предполагала
создание в алхимической реторте как бы действующей модели космоса, в
котором под воздействием огня вызревает эликсир бессмертия. Главное отличие
китайской алхимии от европейской – ее исходная теснейшая связь с медициной:
в китайской алхимии даже золото “изготовлялось” как эликсир бессмертия.
Даосскими алхимиками был накоплен ценнейший эмпирический материал в области
химии и медицины, значительно обогативший традиционную китайскую
фармакологию.
К Х в. “внешняя” алхимия пришла в упадок, и ей на смену пришла
“внутренняя” алхимия. Она представляла собой алхимию только по названию,
поскольку была ничем иным, как упорядоченным комплексом сложных
психофизических упражнений, направленных на трансформацию сознания адепта и
изменение ряда его психофизиологических параметров. Однако, она
заимствовала у собственно алхимии ее терминологию, способы описания
практики, сделав названия минералов и веществ символами
психофизических процессов и их структур.
Последователи “внутренней” алхимии исходили из положения о полном
подобии микрокосма и макрокосма, человеческого тела и вселенной. А раз в
теле человека есть все, что есть и в космосе, то нет никакой необходимости
создавать его модель в тиглях и ретортах: само тело является подобной
моделью. Следовательно, можно создать новое бессмертное тело из веществ,
соков и энергий собственного тела. Особое внимание в практике “внутренней”
алхимии уделялось управлению энергиями, протекающими, согласно ее теории,
по особ
| |  скачать работу |
Даосизм и Конфуцианство |
