Демократы 19 века
ое к самодержавию
лицо может ведать слова, составляемые политическими буквами.
Народ, предоставленный самому себе, т.е. выскочкам из его среды,
саморазрушается партийными раздорами, возбуждаемыми погонею за властью и
почестями и происходящими от этого беспорядками. Возможно ли народным
массам спокойно, без соревнования, рассудить, управиться с делами страны,
которые не могут смешиваться с личными интересами? Могут ли они защищаться
от внешних врагов? Это немыслима, ибо план, разбитый на несколько частей,
сколько голов в толпе, теряет цельность, а потому становится непонятным и
неисполнимым.
Наиболее целесообразный образ правления – Самодержавие. Только у
Самодержавного лица планы могут выработаться обширно ясными, в порядке,
распределяющем все в механизме государственной машины; из чего надо
заключить, что целесообразное для пользы страны управление должно
сосредоточиться в руках одного ответственного лица. Без абсолютного
деспотизма не может существовать цивилизация, проводимая не массами, а
руководителем их, кто бы он ни был. Толпа — варвар, проявляющий свое
варварство при каждом случае. Как только толпа захватывает в свои руки
свободу, она ее вскоре превращает в анархию, которая сама по себе есть
высшая степень варварства.
Спирт[3]. Классицизм. Разврат. Взгляните на наспиртованных животных,
одурманенных вином, право на безмерное употребление которого дано вместе со
свободой. Не допускать же нам и наших дойти до того же... Народы гоев,
одурманены спиртными напитками, а молодежь их одурела от классицизма и
раннего разврата, на который ее подбивала наша агентура — гувернеры, лакеи,
гувернантки — в богатых домах, приказчики и проч., наши женщины в местах
гоевских увеселений. К числу этих последних я причисляю и так называемых
«дам из общества», добровольных последовательниц их по разврату и роскоши.
Принцип и правила еврейско – масонского правительства. Наш пароль —
сила и лицемерие. Только сила побеждает в делах политических, особенно если
она скрыта в талантах, необходимых государственным людям. Насилие должно
быть принципом, а хитрость и лицемерие — правилом для правительств, которые
не желают сложить свою корону к ногам агентов какой-либо новой силы. Это
зло есть единственное средство добраться до цели, добра. Поэтому мы не
должны останавливаться перед подкупом, обманом и предательством, когда они
должны послужить к достижению нашей цели. В политике надо уметь брать чужую
собственность без колебаний, если ею мы добьемся покорности и власти.
Террор. Наше государство, шествуя путем мирного завоевания, имеет право
заменить ужасы войны менее заметными и более целесообразными казнями,
которыми надобно поддерживать террор, располагающий к слепому послушанию.
Справедливая, но неумолимая строгость есть величайший фактор
государственной силы: не только ради выгоды, но и во имя долга, ради
победы, нам надо держаться программы насилия и лицемерия. Доктрина расчета
настолько же сильно, насколько и средства ею употребляемые. Поэтому не
столько самими средствами, сколько доктриной строгости мы восторжествуем и
закрепостим все правительства своему сверхправительству. Достаточно, чтобы
знали, что мы неумолимы, чтобы прекратились ослушания.
Свобода. Равенство. Братство. Еще в древние времена мы среди народа
впервые крикнули слова: «свобода, равенство, братство», слова, столь много
раз повторенные с тех пор бессознательными попугаями, отовсюду налетевшими
на эти приманки, с которыми они унесли благосостояние мира, истинную
свободу личности, прежде так огражденную от давления толпы. Якобы умные,
интеллигентные гои не разобрались в отвлеченности произнесенных слов, не
заметили противоречия их значения и соответствия из между собою, не
увидели, что в природе нет равенства, не может быть свободы, что сама
природа установила неравенство умов, характеров и способностей, равно и
подвластность ее законам, не рассудили, что толпа — сила слепая, что
выскочки, избранные из нее для управления. в отношении политики такие же
слепцы, как и она сама, что посвященный, будь он даже гений, ничего не
поймет в политике —
Принцип династического правления. все это гоями было упущено из виду; а
между тем на этом зиждилось династическое правление: отец передавал сыну
знание хода политических дел, так, чтобы никто его не ведал, кроме членов
династии, и не мог бы выдать его тайны управляемому народу. Со временем
смысл династической передачи истинного положения дел политики был утрачен,
что послужило к успеху нашего дела.
Уничтожение привилегий гоевской аристократии. Во всех концах мира слова
«свобода, равенство, братство» становили в наши ряды через наших сильных
агентов целые легионы, которые с восторгом несли наши знамена. Между тем
эти слова были червяками, которые подтачивали благосостояние гоев,
уничтожая всюду мир, спокойствие, солидарность, разрушая все основы из
государств. Вы увидите впоследствии, что это послужило к нашему торжеству:
это нам дало возможность, между прочим, добиться важнейшего козыря в наши
руки — уничтожения привилегий, иначе говоря, самой сущности аристократии
гоев, которая была единственной против нас защитой народов и стран.
Новая аристократия. На развалинах природной и родовой аристократии мы
поставили аристократию нашей интеллигенции во главе всего, денежной. Ценз
этой новой аристократии мы установили в богатстве, от нас зависимом, и в
науке, двигаемой нашими мудрецами.
Психологический расчет. Наше торжество облегчилось еще тем, что в
сношениях с нужными нам людьми мы всегда действовали на самые
чувствительные струны человеческого ума — на расчет, на алчность, на
ненасытность материальных потребностей человека; а каждая из перечисленных
человеческих слабостей, взятая в отдельности, способна убить инициативу,
отдавая волю людей в распоряжение покупателя из деятельности.
Абстракция свободы. Абстракция свободы дала возможность убедить толпу,
что правительство ничто иное, как управляющий собственника страны — народа,
и что его можно сменять, как изношенные перчатки.
Сменяемость народных представителей. Сменяемость представителей народа
отдавала их в наше распоряжение и, как бы, нашему назначению.
Глава 2. Демократические традиции русской
политической мысли: В.Г. Белинский, А.И. Герцен,
Н.Г. Чернышевский
Слабость массового революционного движения в середине 30-х годов
затрудняла формирование демократических мировоззрений. Особенно показателен
в этом отношении пример В.Г. Белинского.
Идеалистическая философия того времени захватила Виссариона
Григорьевича Белинского, она привела его к временным теоретическим
заблуждениям, но подлинной основой всех исканий Белинского в 30-е годы было
стремление обосновать и защитить освободительные идеи. Важнейшим фактором в
развитии явились освободительные традиции передовой русской общественной
мысли и литературы.
Белинский встречался с М. Бакуниным и спорил с ним о путях развития
России. Этот спор, о котором Белинский рассказывал в письме Анненкову 15
февраля 1848 года, был, в известном смысле, предвестием будущих споров
марксистов с народниками. Понимая историческую неизбежность капитализма в
России, Белинский в силу всего сказанного не стал и не мог стать его
апологетом. Глубина его понимания исторических судеб страны способствовала
всё более острой постановке вопроса об улучшении участи народа. В письме к
Гоголю он ставит как первоначальные три требования: 1) «уничтожение
крепостного права», 2) «отменение телесного наказания», 3) «введение, по
возможности, строгого выполнения хотя тех законов, которые уже есть…». Из
этих трёх задач уничтожение крепостного права, как совершенно справедливо
считал Белинский, было для России основной и центральной задачей.
Белинский не оставлял надежд на возможность реформ «сверху» и
внимательно следил за деятельностью назначенной Николаем I комиссии по
«обеспечению положения крестьян». Но Белинский предвидел и возможность
крестьянской революции. В письме к Анненкову от начала декабря 1847 года
Белинский отмечал, что если вопрос о крепостном праве не будет разрешён
сверху, то «тогда он решится сам собою, другим образом, в 1000 раз более
неприятным для русского дворянства. Крестьяне сильно возбуждены, спят и
видят освобождение…»
Призывы к борьбе с крепостничеством и самодержавием, идеи
революционного переустройства общества, защита материализма и критического
реализма – вот что составляло содержание статей и писем Белинского
последних лет его жизни.
Вторая половина девятнадцатого века отмечены появлением новых моментов
в идейном содержании общественных движений. Этот период изобилует
радикальными программами и не менее радикальными общественными акциями.
Видными представителями русского утопического социализма стали А. И.
Герцен и Н. Г. Чернышевский. Характерно, что оба они признавали близость
свою и уважение к позициям славянофилов. Герцен отмечал, что им
«принадлежит честь и слава почина», именно с них начинается «перелом
русской мысли». Их сближала с западниками, к которым Герцен причислял и
себя, любовь к свободе и чувств
| |  скачать работу |
Демократы 19 века |
