Главная    Почта    Новости    Каталог    Одноклассники    Погода    Работа    Игры     Рефераты     Карты
  
по Казнету new!
по каталогу
в рефератах

Диалог двух современников (В.Шушкин и Ф.Абрамов)

ряду подобных (сходных) значимостей, выраженных при этом разными знаками.
     Карцевский пишет:» Обозначающее (звучание в языке и форме в
литературе, в искусстве – П.Г.) и обозначаемое (функция) постоянно скользят
по «наклонной плоскости реальности». Каждое «Выходит» из рамок, назначенных
для него его партнером: обозначающее стремится обладать иными функциями,
нежели его совственная; обозначаемое стремится к тому, чтобы выразиться
себя иными средствами, нежели его собственный знак. Они асимметричны;
будучи парными (accouples), они оказываются в состоянии неустойчивого
равновесия. Именно благодаря этому асимметричному дуализму структуры знаков
лингвистическая система может эволюционировать: «адекватная» позиция знака
постоянно перемещается вследствие приспособления к требованиям конкретной
ситуации.».
      Однако, несмотря на такое внешне закономерное с научной точки зрения
объяснение этого явления, для Шушкина и Абрамова такой путь развития
искусства идет только в одну сторону, развиваясь от содержания к его
нивелированию формой, а не наоборот или взоимодействуя. Например,
искусство, по мысли Абрамова, в первую очередь функционально; в этом его,
искусства, сущность и ценность для человека. Искусство есть процесс,
действие, воспринимается оно только эволюционно, тоже на фоне некоторого
движения. Об этом, кстати, писал и Карцевский: «Омонимия и синонимия в этом
смысле, в каком мы их здесь понимаем, служат двум соотносительным
координатам, самыми существенными, поскольку они являются самыми подвижными
и гибкими; они более всего способны затронуть конкретную действительность».
     Исскуство как таковое, возможно, и может «скользить» между функцией и
формой, но применительно к человеку как реципиенту искусства ( его
результатов) оно должно быть действенно. Эта действенность проявляется не
только и не столько в форме. В дневнике Абрамова за 22.Iхю1955 читаем:
«Сегодня мне вспомнилась Сикстинская мадонна. Я шел смотреть ее с
предубеждением. Но, когда я увидел ее, я буквально замер. Картина висела на
стене в боковой комнате. Над ней стеклянный потолок, сквозь который
просвечивало мутное небо.
    Но со стены так и лил свет. Казалось, с небес сходит на грешную землю
сама любовь, сама благодать. Люди стояли перед картиной молча, с широко
раскрытыми глазами, как перед новоявленным чудом.
   Я смотрел и чувствовал, как будто меня приподняло на крыльях, очистило
от всех житейских горестей и суеты и наполнило всего слодостной любовью.»
(6)
   Искусство как функция, действие и процесс в широком смысле слова
приемлет и Шушкин: « Произведение искусства – это когда что-то случилось: в
стране, с человеком, в твоей судьбе.» (V;219)
    Поэтому вполне понятна следующая запись Абрамова: «Самопожертвование
как высшее проявление русской красоты.» (7)
    Искусство, по Абрамову, призвано привнести в мир красоту, ради которой
человек идет и на самопожертвование, но не на самоотрицание. В такой жертве
художник (человек, сконцентрировавший в себе «зов искусства»)
самореализовывается, увеличивая «добро на земле». Круг размышлений Абрамова
замкнулся, связав воедино идеи разных лет, записанный по разному поводу,
что говорит о единстве мировоззрения писателя.
    В 1978 году Абрамов записывает: «Клятва.
Отныне писать правду, одну равду, читую правду.
Помнить: радость писательская в том, чтобы как можно глубже постигнуть
истину, а истина – это бесстрашие и полное пренебрежение к суете, даже к
печатанию. Самый главный итог за неделю: я, кажется, начинаю излечиватся от
чеславия и суетности. Хвалят, замалчивают – да разве это важно? Я даже
переживаю теперь из-за «Дома». Напечатают – хорошо и не напечатают – рыдать
не быду.
     Самовыражение, саморазвитие собственного духа, постижение истины, а
все остальное...». (8)
     По Абрамову, всякое создание произведения исскуства есть
сосредоточенная работа приводит к сознанию произведения, истинно
художественной вещи.
     «Говорят:» Надо уметь писать! Не хочется -  а ты сядь и пиши. Каждый
день пиши! «Не понимаю, зачем это нужно? Кому?» (V;226) (Шушкин) А вот еще
другая запись Шушкина: «Пробовать писать должны тысячи, чтобы один
писателем.» (V;222)
     Писатель не отрицает массовости в подходах к искусству, но реально
оценивает результаты таких попыток. Количество-таки переходит в качество,
но процесс этот столь длителен и неоднозначен, что Шушкин не берется
однозначно решить, когда и как это происходит.
     Литература имеет дело с таким специфическим «Объектом» как душа: «Нет,
- пишет Шушкин, - литература – это все же жизнь души человеческой, никак не
идеи, не соображения даже самого высокого нравственного порядка.» (V;221)
«Форма -  она и есть форма: можно отлить золотую штуку, а можно – в ней же
– остудить холодец. Не в форме дело.» (V;220)
    Шушкин, как мы видим, повторяет процесс размышлений Абрамова, приходя к
аналогичным выводам. Даже отношение к труду у них тождественно: «Никогда, -
подчеркивает Шушкин, - ни разу в своей жизни я не позволил себе пожить
расслабленно, развалившись. Вечно напряжен и собран. И хорошо, и плохо.
Хорошо – не позволил сшибить себя; плохо – начинаю дергаться, сплю с
зажатыми кулаками... Это может плохо кончиться, могу треснуть от
напряжения.» (V;221) Или: «Я, как пахарь, прилаживаюсь к своему столу,
закуриваю – начинаю работать. Это прекрасно.» (V;221)
   «Всем хочется правды -  и нет сил постоять за нее», - записывает Абрамов
в 1964 году.
   О категории правды в публицистике Шушкина писалось уже много (10), но в
рабочих записях есть еще одна интересная заметка: «Все время живет желание
превратить литературу в спортивные состязания: кто корояе? Кто длинней? Кто
проще? Кто сложней? Кто смелей? А литература есть Правда. Откровение. И
здесь абсолютно все равно -  кто смелый, кто сложный, кто «эпопейный», кто
– гомосексуалист, алкоголик, трезвенник... Есть правда -  есть литература.
Ремесло важно в той степени, в какой важно: начинен самовар или тусклый.
Был бы чай. Был бы самовар не худой.» (V;227)
       Здесь Шушкин рассматривает не только соотношение искусства и правды,
но и искусства и ремесла. И. Кант, рассматривается также эту проблему в
«Критике способности суждения» (1790),  разграничивал искусство и ремесло
по котегории свободы и необходимо. (9) искусство всегда свободно, тогда как
ремесло, по Канты, имеет смысл только своим результатом и думает только о
нем. Результат к тому же можно использовать утилитарно (получить, например,
деньги). Кроме этого, к ремеслу можно принудить (извне, но есть и
«самоприсуждение» - о нем и пишет Шушкин: разве не есть стремление писать
«сложнее» или «смелее» определенной формой такого принуждения?!), а к
истинному искусству – нельзя.
     Несмотря на это, Шушкин, вслед за Кантом, не отрицает в ремесле некий
элемент искусства, ведь свободный труд, не претендующий на высокую
художественную оценку, выполняемый не в строго утилитарных целях – намного
ближе к искусству, чем заказное произведение, лишенное правды. Шушкин
вносит нечто свое в определение истинного искусства. Для него это свободное
и правдивое творчество, имеющее некоторую непознаваемую составляющую,
«откровение». Ремесло же, по Шушкину, ровно в своей сути самому себе
(«важно в той степени, в какой важно»); искусство же всегда есть нечто
больше, чем сумма элементов и приемов.
     Абрамов по-своему развивает идеи Шушкина, и получается своеобразный
диалог вне времени и пространства (а вернее над ними), диалог двух
художников: «В искусстве главное – духовный рост творца, художника. Но
вместе с ним духовно растет человечество.
     Цель подлинного искусства – постижение вечности. Но для чого,чтобы
прийти к пониманию вечности в искусстве как единственной цели и смысла
работы художника, для этого надо прежде всего переболеть всеми болями и
суетностью своего времени.
    Истинно большим художник становиться тогда, когда в его творчество,
вего мироотношение входит вечность, когда вечность становиться мерой вещей
и дел.
    Искусство должно быть привязано к современности, но еще больше должно
тяготеть к вечности. Искусство, как истинно большой человек: ноги -
вземле, а очи – в небе.
   Цель и задача критики – уловить, наути тот рубеж в творчестве художника,
когда он поднялся над суетностью своего времени, когда в нем почувствовал
дыхание вечности.» (11)
    Еще одна глобальная тема – борьба добра и зла в искусстве и жизни – в
центре внимания писателей. «В основе всей мировой литературы,- пишет
Абрамов, - и, конечно, фольклера, - тема борьбы добра и зла. Да и как
возможно иначе?
    Ведь вся история человечества – это в сущности история борьбы за
торжество добра.» (12). По мысли писателя, подлинное произведение искусства
и литературы «долговечно», т.е. сохраняет свое художественное значение
максимально долгое время и продолжает воздействовать на людей, волновать
их. Такая долговечность обеспечивается не только самим строением этого
художественного произведения, но, в первую очередь, той непреходящей
проблематикой, какую она в себе несет. Мысль Абрамова чрезвычайно важна:
искусство имеет дело с конкретным художником-выразителем общенародной тяги
к добру, и только посредством выражения этой тяи художники и реализуют себя
как творцы; вне этой «магистральной темы», находятся, конечно, большинство
литературных произведений, которые и не могут претендовать на
долговечность. Абрамов, как может показаться на перв
12345
скачать работу

Диалог двух современников (В.Шушкин и Ф.Абрамов)

 

Отправка СМС бесплатно

На правах рекламы


ZERO.kz
 
Модератор сайта RESURS.KZ