Есенин и революция
ок не упал.
Прошло четыре года со дня расстрела Николая Гумилева; успокоившийся
провокатор продолжал свою "культурную политику" - на сей раз его "объектом"
стал Есенин. Правда, роль Лазаря Вульфовича была теперь второстепенная и
сводилась, главным образом, к созданию легенды о проживании "конфидента"
(так он однажды назвал поэта) в "Англетере" К тому времени сексот ГПУ
проживал в квартире № 18 по Саперному переулку, д. 14 -да как и с кем
проживал! Об этом надо сказать подробнее.
В 1925 году "Зоря", тогда официально сотрудник издательства "Прибой" и
заведующий литературной частью "Красного галстука", занимал четыре комнаты
общей площадью 76 квадратных метров; имел 26-летнюю прислугу Агафью
Ивановну Михайлову - по тому бесприютному времени - советский князь!
Правда, в той же квартире занимал комнатку студент Коммунистического
университета им. Зиновьева, 23-летний Игнат Игнатьевич Халтурин, но,
возможно, он не столько стеснял хозяина, сколько помогал ему... Неподалеку,
в кв. 9, расположился сотрудник желтой "Красной газеты" Петр Ильич Коган-
Сторицын, а поближе к Берману, в кв. 12, жил-поживал уполномоченный
экономического отдела Гавриил Михелев Губельбанк. Очень удобно: и нужная
информация к Анне Яковлевне "и, ответственному секретарю "Красной газеты",
попадает вовремя, и ситуация в ' всегда известна (экономический отдел ГПУ
ведал гостиницами). В целом домашняя компания Бермана лишний раз убеждает
- перед нами ворон высокого полета. Кроме возможности через Г. М.
Губельбанка легко узнавать оперативную информацию об обстановке в
"Англетере", наш стихотворец-сексот мог ее черпать из уст приятеля, также
выпускника юридического факультета ЛГУ делопроизводителя Треста
коммунальных домов Бориса Иосифовича Пергамента (в современных справочниках
его имя-псевдоним помечается - "М", но сие, так сказать, дело житейское и,
увы, привычное). В прошлом Б. И. Пергамент секретарствовал в одном из
уездов Смоленской губернии, в 17-м году был начальником канцелярии Красною
Креста Царскосельского района; в июле 1922 года объявился в Петрограде, а
до того три года служил в Красной Армии на административно-хозяйственных
должностях. Пописывал стишки, в 1912 году выступил соавтором Бермана по
петербургскому поэтическому сборнику "Пепел". Через руки Пергамента
проходила вся гостиничная переписка, и он мог "по-дружески" сообщать
необходимые сведения собрату по перу и, кто знает, может, и еще по какой-
нибудь сфере. Пергамент был дошлым канцеляристом, его неоднократно
приглашали в Губисполком для наведения порядка в запутанных бумажных делах
- короче, в его осведомленности о текущей ситуации в "Англетере" можно не
сомневаться.
Верим, читатель уже устал от знакомства с Берманом и ждет поворота к
трагической есенинской теме. Столь подробное отступление необходимо для
того, чтобы опровергнуть его показание о якобы виденном им 27 декабря 1925
года пьяном Есенине в 5-м номере "Англетера". Слух этот передавался из уст
в уста, многие современники и даже друзья Есенина ему верили, в наши дни
сие свидетельство тоже остается веским аргументом защитников версии
самоубийства поэта. Свои воспоминания о "визите” в гостиницу Берман так и
не напечатал (отпала необходимость). Нам удалось их разыскать. Восемь
страничек машинописного текста (не датированы) с авторской правкой.
Пустейшие по содержанию и жалкие по форме, но с потугой на обзор поэзии 20-
х годов и с кокетливым самолюбованием собственным поэтическим даром.
Учитывая первую публикацию из бермановской фальшивки (она называется “По
следам Есенина"), дадим из нее целиком одну интересующую нас страницу.
"В декабре 25-го года я узнал, что Есенин в Ленинграде. Захотелось мне
встретиться с ним. От редакции "Ленинских искр", в которой я работал, было
недалеко до "Англетера". где, как я узнал, он остановился. Приближаясь к
дверям его номера, я услышал из комнаты приглушенный говор и какое-то
движение. Не приходилось особенно удивляться - о чем я не подумал, - что я
едва ли застану его одного. Постучав и не получив ответа, я отворил дверь и
вошел в комнату. Мне вспоминается она, как несколько скошенный в плане
параллелограмм, окно слева, справа - тахта. Вдоль окна тянется длинный
стол, в беспорядке уставленный разными закусками, графинчиками и бутылками.
В комнате множество народа, совершенно для меня чуждого. Большинство
расхаживало по комнате, тут и там образуя отдельные группы и
переговариваясь. А на тахте, лицом кверху, лежал хозяин сборища Сережа
Есенин в своем прежнем ангельском обличий. Только печатью усталости было
отмечено его лицо. Погасшая папироса была зажата в зубах. Он спал.
В огорчении стоял я и глядел на него. Какой-то человек средних лет с
начинающейся полнотой, подошел ко мне.
- Вы к Сергею Александровичу? - спросил он и. видя, что я собираюсь
уходить, добавил: - Сергей Александрович скоро проснутся,
Не слушая уговоров, я вышел из комнаты. На следующее утро, спешно наладив
работу редакции, часу в десятом, я снова направился к Есенину. "В это время
я его, наверное, уже застану не спящим", - думал я, быстро сбегая по
лестнице. Внизу, навстречу мне, из входных дверей появился мой знакомый,
ленинградский поэт Илья Садофьев.
-Куда спешите, Лазарь Васильевич? - спросил он.
- К Есенину, - бросил я ему. Садофьев всплеснул руками:
- Повесился!
Здесь навсегда обрываются видимые следы нашего поэта".
Процитированный фрагмент "воспоминаний" настолько лжив и глуп, что его
даже комментировать неловко. Ограничимся самыми общими замечаниями. "Зоря"
не говорит, от кого он узнал о приезде Есенина в Ленинград и его поселении
в "Англетере", потому что сослаться было не на кого - да и из
конспиративных соображений нецелесообразно. Придуманный им для создания
картины буйного похмелья в 5-м номере "длинный стол" - не от большого ума.
В комнате, согласно инвентаризационной описи (март 1926 года), к которой мы
уже обращались, значатся: "Мв 143. Стол письменный с 5-ю ящиками, под воск.
-1. - 40 руб. (Стол этот очень скромный по размерам, известен по
фотографиям Моисея Наппельбаума). Овальный стол, ореховый, под воск. - 1. -
8 руб. № 145, Ломберный стол дубового дерева. -1. -12 руб." Других столов в
5-м номере не находилось. Фарисей лжет. Перестарался он, "пригласив в
комнату "множество народа", Вольф Эрлих. Анна Рубинштейн и даже Павел
Мансуров были в этом отношении похитрее, называли "гостей" выборочно, с
понятной оглядкой. В описании лжемемуариста Бермана его "конфидент"
выглядит падшим пьяницей, заснувшим, как извозчик, с папиросой в зубах.
Укажем лишь на деталь, которая выдает пособника убийства со всей его
бандитской головой (на известной фотографии в словаре "Русские писатели"
его физиономия пугающе-каменна): он-де узнал о происшествии в "Англетере"
"часу в десятом". Негодяй даже поленился сверить свои больные фантазии со
сведениями других "воспоминателей" и со статьями в газетах. Например,
"Правда" (1925 г., 29 декабря, № 296) писала: " -в 11 часов утра жена
проживающего в отеле ближайшего друга Есенина, литератора Георгия Устинова,
отправилась в номер покойного..." Тоже, конечно, вранье, но зато
согласованное с "тетей Лизой".
Сегодня уже просматриваются многие звенья кольца ГПУ, плотно окружившего
Есенина. Одни звенья мы разобрали, о других только упомянули, третьи и
последующие остались нам неведомы.
Канул куда-то дворник "Англетера" Василий Павлович Спицин, телефонный
вестник беды, вызвавший вечером 27 декабря коменданта В. М. Назарова в
гостиницу. Перерыты сотни личных и Других дел Губернского отдела
коммунального хозяйства и Треста коммунальных домов, но следы "дяди Васи"
пока не обнаружились. Наконец-таки нашлась зацепочка: в доме ГПУ по
Комиссаровской, 3 (управдом В. М. Назаров!) дворничал в 1925 году Александр
Матвеевич Спицин, предполагаемый родственник "нашего" (несовпадение
отчеств, как уже говорилось, не должно смущать; на примере "тети Лизы" мы
убедились, как легко манипулировали конспираторы своими метриками). И хотя
архив ФСБ в розыске "дяди Васи" не помог, теперь можно утверждать еще
определеннее: В.П.Спицин, живший буквально рядом с 5-м, Есенинским",
номером - один из посвященных в тайну убийства поэта. След его, конечно же,
рано или поздно отыщется, и недостающее звено восполнится.
Еще одно мелькнувшее имя: Цкирия Ипполит Павлович. Уже говорилось - этого
товарища, как "сердобольного" собрата по коммунальной службе, называл
комендант "Англетера" В.М.Назаров; его. здравствующая ныне вдова хорошо
помнит высокого веселого грузина, большого любителя застолий и женского
пола. Информация для размышления: И.П.Цкирия, уроженец Кутаисской губернии,
сын состоятельного землевладельца; окончил 8-ю гимназию, участник походов
Красной Армии на Кавказе. В сохранившейся анкете о своей военной службе
писал сумбурно, противоречиво, что лишь обостряет интерес к его потаенной
биографии. В служебном формуляре Цкирии сказано: 1918- 1923 годы -
"кочегар"
| |  скачать работу |
Есенин и революция |
