Евреи - богоизбранный народ
сшибу!". - "Да я что? Я ведь
ничего. Я только так. И нет ничего у них, сам знаю. Сдуру это я
сболтнул, сдуру". "Степан, а Степан!" - "Ну что?" - "Отец-то твой
Ивана-то больше любит, я замечаю. Разговор слышал. Сперва, говорит,
Ивана отделю и лучшее поле ему отдам, а Степан подождет". Тут мимо
странника проходит жена Ивана: "Марья! Степанова-то жена поглядывает
на твоего Ивана. Завидует она тебе. Оно и понятно. Степан-то вон какой
хилый, слабый, и Иван у тебя -кремень. А вот она к нему и льнет. А ты
остерегайся. Пелагея-то вчера за каким-то зельем к старухе Матрене
ходила". Степановой жене. Пелагее другое скажет: "У Марьи-то платьев
больше, чем у тебя. Видно, больше ее муж любит. А ты чем плоха:". Всем
в отдельности нашепчет и наскажет: "Обирает вас отец-то. Вы работаете,
работаете, а денежки он в кубышку кладет. А вы имеете такое же
право:". Ну, короче, схема ясна. Через неделю в доме ни мира, ни
семьи. Драки, кровопролития и убийства. Кого в больницу везут, кого на
каторгу. После убитого мужа осталась Марья одна. Странник женился на
ней и стал в доме хозяином. А может, и ее прогнал, беззащитную. А себе
со стороны другую бабу привел. А, между прочим, по этой простенькой
схеме происходили на земле все революции".
Вспомним также впечатление от "либерально-еврейской прессы"
предреволюционных лет, сложившееся у яростного защитника евреев
Василия Розанова: "Они будут нашептывать нашим детям, еще гимназистам
и гимназисткам, что мать их - воровка и потаскушка, что теперь, когда
они по малолетству не в силах ей всадить нож, то по крайней мере
должны понатыкать булавок в ее постель, в ее стулья и диваны; набить
гвоздиков везде на полу... и пусть мамаша ходит и кровянится, ляжет и
кровянится, сядет и кровянится. Эти гвоздочки они будут рассыпать по
газеткам. Евреи сейчас им дадут "литературный заработок", будут
платить полным рублем за всякую клевету на родину и за всякую злобу
против родины... "Революция" есть "погром России", а эмигранты -
"погромщики" всего русского, русского воспитания, русской семьи,
русских деревень, русских сел и городов...". "Как задавили эти негодяи
Страхова, Данилевского, Рачинского... задавили все скромное и тихое на
Руси, все вдумчивое на Руси. Было как в Египте - "пришествие
гиксосов". Черт их знает, откуда-то "гиксосы" взялись, "народ
пастырей", пастухи. Историки не знают, откуда и кто такие. Они пришли
и разрушили вполне уже сложившуюся египетскую цивилизацию,
существовавшую в дельте Нила две тысячи лет; разрушили дотла, с
религией, сословиями, благоустройством, законами, фараонами. Потом,
через полтора века их прогнали. И начала из разорения она
восстановляться; с трудом, медленно, но восстановилась. "60-е годы у
нас" - такое нашествие номадов. "Откуда-то взялись и все разрушили". В
сущности, разрушили веру, церковь, государство (в идеях), мораль,
семью, сословия". "Было крепостное право. Вынесли его. Было татарское
иго. И его вынесли. "Пришел еврей". И его будем выносить. Что делать?
что делать? что делать?". "Так к полному удовольствию нашей
современной печати совершится последний фазис христианства и
заключатся судьбы всемирной истории. Настанет "хилиазм", "1000 лет"
блаженства, когда будут писаться только либеральные статьи,
произноситься только либеральные речи, и гидра "национализма" будет
раздавлена... Скучновато. Ах, канальственно скучновато везде...".
Вспомним и дневниковую запись Александра Блока: "Тоска, хоть вешайся.
Опять либеральный сыск. - Жиды, жиды, жиды" (7 марта 1915). "История
идет, что-то творится; а жидки - жидками: упористо и умело, неустанно
нюхая воздух, они приспосабливаются, чтобы НЕ творить (т.е. так - сами
лишены творчества; творчество, вот грех для евреев). И я ХОРОШО
ПОНИМАЮ ЛЮДЕЙ, по образцу которых сам никогда не сумею и не захочу
поступить, и которые поступают так: слыша за спиной эти неотступные
дробные шажки (и запах чесноку) - обернуться, размахнуться и дать в
зубы, чтобы на минуту отстал со своими поползновениями, полувредным (=
губительным) хватанием за фалды" (27 июля 1917)".
И все же у этого неизбывного революционного энтузиазма евреев есть
религиозные корни. Дело в том, что, когда Господь создавал Израиль, Он
сотворил его таким, чтобы тот смог выжить среди более старших и более
мощных (как культурно, так и политически более мощных народов и
империй). Израилю был дан поразительный талант сопротивляемости,
талант революционерства. Чтобы Израиль смог выжить в Империях - в
египетской и вавилонской, греческой и римской - ему была дана
пробивная сила, которой обладает травинка, взламывающая асфальт. Этот
дар остался у Израиля и тогда, когда дары пророческие и духовные были
у него отняты. Но теперь этот талант начал работать уже против
христианских империй и культур. В любой революции, направленной на
разрушение канонов и традиций, национальных форм бытия и сознания,
евреи принимают активнейшее участие - или прямо ее создавая, или ее
провоцируя постоянным брюзжанием по поводу "этой страны" и "этих
догм", или же организуя ей информационно-рекламную поддержку.
У каждого народа вырабатывается свой национальный идеал. Этом может
быть идеал благородного рыцаря, мудрого шута, трудолюбивого пахаря,
удачливого купца: Идеал Израиля - это Пророк. Пророк обличает пороки и
язычников и своего народа. Он бунтует ради поруганной или запыленно-
подзабытой Правды. Секулярный вариант Пророка - "оппозиционный
журналист". Этот еврейский идеал удачнее всего выражен в призыве
Галича: "Сможешь выйти на площадь в тот назначенный час?!".
Православно-русский идеал был совершенно иным. Это был идеал тихого
праведника. Добрый человек Древней Руси - это молитвенник, человек,
неслышно и нерекламно созидающий добро в себе и раздающий его
окружающим. Не пожар, а свечка: огонек, тянущийся к небу и светящий
окружающим.
Но в России к началу ХХ века произошла смена национального идеала.
Сначала она захватила интеллигенцию, а затем даже церковные люди
забыли о своем идеале и стали смотреть на церковную же жизнь
еврейскими глазами, оценивая служение церковных пастырей по меркам
совершенно нецерковным. "Всякую борьбу, всякий подвиг со стороны
Церкви эмиграция мыслила лишь как политический заговор, призыв к
восстанию, к свержению внешнего владычества советов. Делу духовного
очищения народа, пробуждения в нем лучших человеческих свойств - делу,
для которого так много потрудились при татарах и св. Алексий, и
преподобный Сергий - беженское сознание не придавало почти никакого
значения... Когда угроза казни нависла над головой Святейшего,
некоторые круги эмиграции, не причастные ни умом ни сердцем к великому
делу Церкви и личному подвигу Первосвятителя, страшно сказать - тайно
желали, чтобы казнь совершилась, ибо они надеялись, что после такого
удара волна народного негодования сметет советские твердыни".
И так силен в евреях революционный пафос, пророческий пафос, твердящий
"мы в ответе за все", что даже в крещеных евреях, в евреях, принявших
священство и даже монашество, он продолжает вспыхивать. Весьма часто
приходится замечать, что этнический еврей, ставший православным
священником, становится человеком "партии" и крайности. Он не может
ограничить себя просто кругом своих приходских или монашеских
обязанностей. Ему нужно "спасать Православие". И он или уходит в
эксперименты, модернизм и экуменизм, требуя "обновления". Или же
проводит "консервативную революцию", вполне по фарисейски требуя
непреклонного исполнения всех предписаний Типикона и древних канонов и
возмущаясь тем, что современная церковная жизнь не совсем им
соответствует. И, конечно, во втором случае он и сам не замечает, что
стал модернистом. Ибо это модернизм - студенту семинарии или академии
писать донос на профессора, якобы уклонившегося в ересь. Ибо это
модернизм - когда начинающий преподаватель-монах обходит классы и
спальни семинаристов, настраивая их против старших профессоров. Ибо
это модернизм - обращаться к Патриарху не с "прошениями", а с
"заявлениями", в которых "смиренные иноки" "присоединяются к
требованиям".
Для еврея почти невозможно не считать себя мерилом истины и
православия. Все, что отличается хоть на йоту - это непременно угроза
демократии, или угроза человечеству, или угроза православию. Рано или
поздно еврей, поначалу робко-смиренный, все же ощутит себя цензором.
"Великий Инквизитор" всех времен и народов - Торквемада - был крещёным
евреем.
Заключение.
История Новейшего времени достаточно наглядно показывает притяжения и
отталкивания русских и евреев. Если однозначный идеал еврея - открытое,
динамичное, передовое общество, то у русских таких симпатий две:
революционно-динамичное общество в американском духе и одновременно -
помпезно-монумен
| |  скачать работу |
Евреи - богоизбранный народ |
