Гадание
свою роль. Спящего
посещает предчувствие смерти, хочет загнать его в могилу, но работа сна
умело выбирает условие, при котором это страшное событие превращался в
исполнение желаний: спящий видит себя в старой этрусской гробнице, куда он
радостно спустился для удовлетворения своих археологических интересов.
Сходным образом человек делает силы природы не просто человекообразными
существами, с которыми он может общаться, как с равными, — это и не
отвечало бы подавляющему впечатлению от них, а придаст им характер отца.
Превращает их в богов, следуя при этом не только инфантильному, но, как я
попытался показать, также и филогенетическому прообразу.
Со временем делаются первые наблюдения относительно упорядоченности и
закономерности природных явлений, силы природы утрачивают поэтому свои
человеческие черты. Но беспокойность человека остается, а с нею — тоска по
отцу и боги сохраняют свою троякую задачу: нейтрализуют ужас перед
природой, примиряют с грозным роком, выступающим прежде всего образе
смерти, и вознаграждают за страдания и лишения, выпадающие на долю человека
в культурном сообществе.
Но постепенно акцент внутри этих функций богов смещается. Люди
замечают, что природные явления, следуя внутренней необходимости,
происходят сами собой; боги, разумеется, господа при роды, они ее устроили
и могут теперь заняться самими собой. Лишь от случая к случаю посредством
так называемых чудес они вмешиваются в ее ход как бы для того, чтобы
заверить, что они ничего не уступили из своей первоначальной сферы
господства. Что касается повелений рока, то неприятная догадка: неведению и
беспомощности рода человеческого тут ничем не поможешь — остается в силе.
Боги здесь отказывают раньше всего; если они сами хозяева рока, то их
решения приходится назвать непостижимыми; одареннейшему народу древности
брезжит понимание того, что «Мойра» стоит над богами, и что боги сами имеют
свои судьбы. И чем более самостоятельной оказывается природа, чем дальше
отстраняются от нее боги, тем напряженнее все ожидания сосредоточиваются на
третьей отведенной им функции, тем в большей мере нравственность становится
их подлинной сферой. Задача бога теперь состоит в том, чтобы компенсировать
дефекты культуры и наносимый ею вред, вести счет страданиям, которые люди
причиняют друг другу в совместной жизни, следить за исполнением предписаний
культуры, которым люди так плохо подчиняются. Самим предписаниям культуры
приписывается божественное происхождение, они поднимаются над человеческим
обществом, распространяются на природу и историю мира.
Так создается арсенал представлений, порожденных потребностью сделать
человеческую беспомощность легче переносимой, выстроенных из материала
воспоминаний о беспомощности собственного детства и детства человеческого
рода. Ясно видно, что такое приобретение ограждает человека в двух
направлениях — против опасностей природы и рока и против травм, причиняемы
самим человеческим обществом. Общий смысл всего таков: жизнь в нашем мире
служит какой-то высшей цели, которая, правда нелегко поддается разгадке,
но, несомненно, подразумевает совершенствование человеческого существа. По-
видимому, объектом этого облагораживания и возвышения должно быть духовное
начало в человеке — душа, которая с течением времени так медленно и трудно
отделилась от тела. Все совершающееся в земном мире есть исполнение
намерений какого-то непостижимого для нас ума, который пусть трудными для
понимания путями и маневрами, но в конце концов направит все к благу, т.е.
к радостному для нас исходу. За каждым из нас присматривает благое, лишь
кажущееся строгим провидение, которое не позволит, чтобы мы стали игральным
мячом сверхмощных и беспощадных сил природы; даже смерть есть вовсе не
уничтожение, не возвращение к неорганической безжизненности, но начало
нового вида существования, ведущего по пути высшего развития. И, с другой
стороны те же нравственные законы, которые установлены нашими культурами,
царят над всеми событиями в мире, разве что всевышняя инстанция, вершащая
суд, следит за их исполнением с несравненно большей властностью и
последовательностью, чем земные власти. Всякое добро, в конечном счете, по
заслугам вознаграждается, всякое зло карается, если не в этой форме жизни,
то в последующих существованиях, начинающихся после смерти. Таким образом,
все ужасы, страдания и трудности жизни предназначены к искуплению; жизнь
после смерти, которая продолжает нашу земную жизнь так же. как невидимая
часть спектра примыкает к видимой, принесет исполнение всего, чего мы
здесь, может быть, не дождались. И неприступная мудрость, управляющая этим
процессом, всеблагость в нем выражающаяся, справедливость, берущая в нем
верх, — все это черты божественных существ, создававших нас и мир в целом.
Или скорее единого божественного существа, которое в нашей культуре
сосредоточило в себе всех богов архаических эпох. Народ, которому впервые
удалось такое соединение всех божественных свойств в одном лице, немало
гордился этим шагом вперед. Он вышелушил отцовское ядро, которое с самого
начала скрывалось за всяким образом бога; по существу это был возврат к
историческим началам идеи бога. Теперь, когда бог стал единственным,
отношение к нему снова смогло обрести интимность и напряженность детского
отношения к отцу. Коль скоро для божественного отца люди сделали так много,
им хотелось получить взамен и вознаграждение, по крайней мере стать его
единственным и любимым ребенком, избранным народом. Намного позднее
благочестивая Америка выдвинет притязание быть «собственной страной бога»,
и это опять же верно в отношении одной из форм поклонения человечества
божеству.
Подытоженные выше религиозные представления, естественно имели долгую
историю развития, зафиксированы разными культурами на их различных фазах. Я
взял отдельную такую фазу, примерно соответствующую окончательной форме
религии в шей сегодняшней белой, христианской культуре. Легко заметно, что
не все детали религиозного целого одинаково хорошо согласуются друг с
другом, что противоречия повседневного опыта лит большим трудом поддаются
сглаживанию. Но и такие, какие они есть, эти — в широком смысле религиозные
— представления считаются драгоценнейшим достоянием культуры, высшей
ценностью, какую она может предложить своим участникам, гораздо большей,
чем все искусства и умения, позволяющие открывать земные недра, снабжать
человечество пищей или предотвращать его болезни. Люди говорят, что жизнь
станет невыносимой, если религиозные представления утратят для них ту
ценность, которую они им приписывают. И вот встает вопрос, что являют эти
представления в свете психологии, откуда идет столь высокая их оценка и —
сделаем еще один робкий шаг — какова их действительная ценность? Я уже
пытался показать, что религиозные представления произошли из той же самой
потребности, что и все другие завоевания культуры, из необходимости
защитить себя от подавляющей сверхмощи природы. К этому присоединился
второй мотив, стремление исправить болезненно ощущаемое несовершенство
культуры. И как раз очень уместно сказать, что культура дарит эти
представления индивиду, потому что он принимает их как данность, они
преподносятся ему готовыми, он был бы не в силах изобрести их в одиночку.
Они — наследие многих поколений, в которое он вводится, которое он
перенимает как таблицу умножения, геометрию и т.д. Есть, конечно, и одно
отличие... обычно эту совокупность религиозных представлений предлагают как
божественное откровение. Но это само по себе есть уже элемент религиозной
системы, преподносимый с полным пренебрежением к известным нам фактам
исторического развития религиозных идей и к их разнообразию в разные эпохи
и в разных культурах.
Истоки и сравнительный анализ классических систем гадания.
Есть вопросы, к ответам на которые можно прийти путем умозаключений.
Даже о будущем можно судить более или менее точно, когда речь идет о
выводах из известных предпосылок, когда нужно лишь найти следствие
известных причин. Но, кроме обычной причинно-следственной связи, между
явлениями может существовать иная, пусть скрытая, но оттого не менее тесная
связь, объединяющая вещи, которые на первый взгляд разделяет неизмеримая
пропасть. Эту связь или, точнее, это отношение, в разные времена называли
по-разному - подобием симпатией, аналогией, считая ее выражением единого
мирового закона: «То, что внизу, подобно тому, что наверху». Это понял еще
Гермес Трисмегист, маг и ученый, живший в Египте пять тысяч лет назад.
Ближайшие потомки сочли его богом (Тотом), а более отдаленные -
полумифической личностью, никогда не писавшей своих дошедших до нас трудов.
Сам он не считал себя богом. С помощью метода аналогий он пытался
познать эту скрытую связь, существующую между движением карт, планет и
движениями человеческой души, веря, что в ней проявляется воля Бога - или
богов.
Однако представители различных религий часто спрашивали себя: не грех
ли это - пытаться узнать Божью волю? Может быть, Бог (или боги) намеренно
скрывают ее от людей? Недаром же название, данное герметическим наукам в
честь их основоположника Гермеса Трисмегиста («трижды очень великого»),
истолковывается и как «учение о сокрытом», тайном?
Да, герметические науки помогают приоткры
| |  скачать работу |
Гадание |
