Герои и толпа
азывает, что Михайловский на целые восемь лет
предупредил книгу Тарда «Законы подражания». Книга «Герои и толпа»
Михайловского, появилась в свет в 1882 году, а книга Тарда лишь в 1890. В
1882 году это была тема новая, а трактование ее вполне оригинальным
остается и доселе. Мало того: ознакомившись с теорией Тарда, Михайловский
сумел со своей, более широкой и плодотворной точки зрения показать, что
было недостаточного в теории французского социолога. «Герои и толпа» вообще
один из первых по времени и очень важных до сих пор по значению трактатов в
области коллективной психологии, к которой, как и к психологии
индивидуальной, влекли его одинаково, кроме того, и жизненные, и
литературные интересы, а не одна отвлеченная социологическая теория.”[5]
Еще необходимо упомянуть имя Н.К.Михайловского, в связи с тем, что его
работа "Герои и толпа" (1896) дала толчок дискуссии, которую повели с
Михайловским революционные марксисты, и в наиболее острой форме -
В.И.Ленин. Интерес Михайловского к социальной психологии был связан с
разработкой взглядов народничества и поэтому в центре его внимания -
проблемы массовой психологии. “Он обосновывает необходимость выделения этой
области в специальную ветвь науки, поскольку ни одна из существующих
социальных наук не занимается изучением массовых движений как таковых.
"Коллективная, массовая психология еще только начинает разрабатываться, -
писал Михайловский, - и сама история может ждать от нее огромных услуг". По
его мнению, для становления этой области исследования важен анализ
механизмов изменения психического состояния и поведения больших социальных
групп”.[6]
Другая, противоположная, точка зрения, что “разгром «Народной воли» и
последовавшая за ним политическая и общественная реакция привели
Михайловского к идейному кризису который выразился в его теории «героев и
толпы», объяснявшей механизм коллективного действия склонностью человека к
подражанию”.[7]
«Герои и толпа»
Начиная свою работу Михайловский пропускает перед своими читателями
множество фактических данных, «пеструю картину: Васька Андреев, Бланка
Кастильская, милетские девушки, наполеоновские солдаты, овцы и козы Иакова,
безрукие дети, геликониды и лепталисты, хамелеон... »[8], и оценку тех
объяснений, которые даются этому материалу в различных областях знания. Он
считает, что “только этим путем удастся разгадать великую загадку,
выражающуюся словами; герои и толпа.”
Задача этой работы Михайловского состоит в изучении механики отношений
между толпой и тем человеком, которого она признает великим, а не в
изыскании мерила величия. Поэтому заведомый злодей, глупец, ничтожество,
полоумный — для этой работы так же важны в пределах поставленной задачи,
как и всемирный гений или ангел во плоти, если за ними шла толпа, если она
им искренне, а не по внешним побуждениям, повиновалась, если она им
подражала и молилась, еще раз повторю, что это не зависит от цели и
соображений героев, как бы эти цели ни были сами по себе ценны и полезны.
“Бывает величие, озаряющее далекие исторические горизонты. Бывает так,
что великий человек своей бессмертной стороной, своей мыслью живет века, и
века влияют на толпу, увлекая ее за собой. Но бывает и так, что великий
человек мелькнет как падучая звезда, лишь на одно мгновение станет идолом и
идеалом толпы, и потом, когда пройдет минутное возбуждение, сам утонет в
рядах темной массы. Безвестный ротный командир бросается в минуту
возбуждения на неприятельскую батарею и увлекает своим примером оробевших
солдат, а затем опять становится человеком, которому цена — грош. Вы
затруднитесь назвать его великим человеком, хотя, может быть, согласитесь
признать известную долю величия в его выходке. Но во всяком случае, какая
разница, в интересах нашей задачи, между этим ротным командиром, которому
раз в жизни удалось воодушевить и увлечь за собой солдат, и счастливым,
«великим» полководцем, появление которого пред фронтом всякий раз вызывает
в солдатах энтузиазм и готовность идти на смерть? Разницы никакой или
весьма малая. Мы можем, конечно, отметить в последнем случае некоторое
осложнение психическими моментами, которых нет в первом.”
Он обращается, на первый взгляд, к разнородным, не связанным между
собой явлениям: массовым движениям и психическим эпидемиям средневековья,
гипнотизму, сомнамбулизму, душевно-патологическим явлениям, явлениям
массового "автоматического подражания" и т. п. Все эти явления Михайловский
подводит под общий знаменатель, выдвигая для них общую причину: "подавление
индивидуальности". Как позднее признавали самые разнообразные критики и
комментаторы, сделано это было им необычайно интересно и оригинально. Самое
главное здесь - введение в научный обиход проблем и приемов социальной
психологии, ближайшей, наряду с политэкономией союзницей социологии, прежде
всего на примерах изучения поведения толпы". Михайловский попытался дать и
определение основных характеристик поведения (анонимность, внушаемость,
обезличенность), ее классификацию, управление толпой, лидерство в ней и т.
п. Это главные темы его незаконченной статьи "Герои и толпа" (1882г.),
"Научных писем" (1884г.) и последующих публикаций в 90-е годы.
«Герой» у Михайловского “Это не первый любовник романа и не человек,
совершающий великий подвиг”. Герой может, пожалуй, быть и тем и другим, но
не в этом заключается та его черта. Герой по Михайловскому “просто первый
«ломает лед», как говорят французы, делает тот решительный шаг, которого
трепетно ждет толпа, чтобы со стремительной силой броситься в ту или другую
сторону”. И важен не сам по себе герой, а лишь вызываемое им массовое
движение. “Сам по себе он может быть, как уже сказано, и полоумным, и
негодяем, и глупцом, нимало не интересным. Для меня очень важно во
избежание разных возможных недоразумений, чтобы читатель утвердился на этом
значении слова «герой» и чтобы он не ожидал от героев, непременно чего-
нибудь «героического» в том двусмысленном значении, которое обыкновенно
соединяется с этим словом.” С этой именно целью он начал очерк убийством
Амвросия. С этой же целью он напоминает читателю одну высокохудожественную
сцену из «Войны и мира» — сцену убийства Верещагина. Михайловский считает,
что лучшего исторического примера момента возбуждения толпы под влиянием
примера он не находил
В этой выписке из романа истинный герой оказался тот “солдат, который
вдруг, с «исказившимся от злобы лицом» первый ударил Верещагина. Это был,
может быть (и даже вероятно), самый тупой человек изо всей команды. Но во
всяком случае его удар сделал то, чего не могли сделать ни патриотические
возгласы Растопчина …, ни начальственный вид графа, ни его прямые
приказания.” Толпа последовала примеру солдата, Верещагин был убит.
“Верещагина погубило неудержимое стремление известным образом
настроенной толпы подражать герою. А героем был в этом случае тот драгун, у
которого хватило смелости или трусости нанести первый удар. Если читателю
не нравится такое употребление слова «герой», то я прошу извинения, но
иного подходящего слова я не нашел. Это, разумеется, нисколько не мешает
увлекать толпу и истинно великим людям. Сами по себе мотивы, двинувшие
героя на геройство, для нас безразличны. Пусть это будет тупое повиновение
(как, вероятно, было у нашего драгуна) или страстная жажда добра и правды,
глубокая личная ненависть или горячее чувство любви — для нас важен герой
только в его отношении к толпе, только как двигатель. Без сомнения, немало
найдется в истории случаев, в которых личные мотивы героев бросают свет на
весь эпизод, и тогда мы, разумеется, не можем отказываться от изучения этих
мотивов”. Но задача книги все-таки исчерпывается взаимными отношениями двух
факторов: героя и толпы.
Михайловский попытался поставить и разрешить вопрос который во всем
объеме наука даже не пыталась.
Он постарался уяснить себе эти отношения и определить условия их
возникновения, будут ли эти условия заключаться в характере данного
исторического момента, данного общественного строя, личных свойств героя,
психического настроения массы или каких иных элементов. - это можно сказать
— непочатый вопрос. “Это зависит прежде всего от крайней раздробленности
знания, в силу которой каждый ученый с благородным упорством работает под
смоковницей своей специальности, но не хочет или не может принять в
соображение то, что творится под соседней смоковницей. Юрист, историк,
экономист, совершенно незнакомый с результатами, общим духом и приемами
наук физических, есть до такой степени распространенное явление, что мы с
ним совсем свыклись и не находим тут ничего странного. Есть, однако,
область знания, более или менее близкое знакомство с которой самые
снисходительные люди должны, кажется, признать обязательным для историка,
экономиста или юриста. Это — область душевных явлений. Положим, что
психология и до настоящего дня не имеет еще вполне установившегося научного
облика, не представляет собой законченной цепи вз
| |  скачать работу |
Герои и толпа |
