Герои и толпа
аимно поддерживающихся и
общепризнанных истин. Но как ни много в этой области спорного,
гипотетического и условного, душевные явления настолько-то известны все-
таки, чтобы можно было по достоинству оценить психологические моменты
различных политических, юридических, экономических теорий.
Какие бы понятия тот или другой экономист ни имел о человеческой душе
для своего личного обихода, но в сфере своей науки он рассуждает так, что
единственный духовный двигатель человека есть стремление покупать как можно
дешевле и продавать как можно дороже. Для иного юриста мотивы деятельности
человека исчерпываются стремлением совершать преступления и терпеть за них
наказания, и т. п. Так как душа человеческая на самом деле бесконечно
сложнее, то понятно, что явления, незаметные с этих условных, специальных
точек зрения, ускользают от анализа, хотя в жизни заявляют о себе, может
быть, очень часто и очень сильно. Таковы именно массовые движения.
Потрудитесь припомнить весь цикл существующих так называемых социальных
наук — и вы увидите, что ни на одну из них нельзя возложить обязанности
изучения массовых движений как таковых, т. е. в их существенных и
самостоятельных чертах. Правда, уголовное право знает, например, соучастие
в преступлении, бунт, восстание; политическая экономия знает стачку,
эмиграционное движение; международное право знает войну, сражение. Но
уголовное право ведает предмет с точки зрения виновности и наказуемости,
политическая экономия — с точки зрения хозяйственных последствий,
международное право — с точки зрения известного, постоянно колеблющегося,
так сказать, кодекса приличий. При этом массовое движение как общественное
явление в своих интимных, самостоятельных чертах, как явление, имеющее свои
законы, по которым оно возникает, продолжается и прекращается, остается”
“Велик и величествен храм науки, но в нем слишком много
самостоятельных приделов, в каждом из которых происходит свое особое,
специальное священнодействие, без внимания к тому, что делается в другом.
Широкий, обобщающий характер шагов науки за последнюю четверть века много
урезал самостоятельность отдельных приделов, но мы все-таки еще очень
далеки от идеала истинного сотрудничества различных областей знания. Если
бы нужны были доказательства, то, может быть, наилучшим доказательством
этого рода оказалась бы судьба вопроса, нас теперь занимающего.”
В истории человеческой мысли нередко бывает, что практика
предвосхищает у науки известные группы истин и пользуется ими, сама их не
понимая, для той или другой практической цели. Наука, например, только
теперь узнает природу искусственной каталепсии или гипнотизма, а между тем
она была уже знакома древним египетским жрецам, не говоря о целом ряде
последующих шарлатанов и фокусников. Знакома она им была, конечно, только
эмпирически, как факт, причем о причинах факта они не задумывались или же
искали их в какой-нибудь мистической области. Таких примеров история мысли
знает множество. И как практическое применение рычага на неизмеримое, можно
сказать, время предшествовало научному его исследованию, так и механику
массовых движений эмпирически знали и практически пользовались ею уже наши
очень отдаленные предки.
“Военные люди, может быть, первые обратили внимание на неудержимую
склонность толпы следовать резкому примеру, в чем бы он ни состоял. Есть
много военно-исторических анекдотов о паническом страхе или безумной
коллективной храбрости под влиянием энергического примера.” Под влиянием
теорий толпы Н. Михайловского, Г. Тарда и Г. Ле Бона проводились
исследования социальной психологии солдат, черт его коллективного поведения
(бой, отступление, паника), группообразующей роли "строя" и команд и т.
п.[9]
Следующим примером подражания у Михайловского это подражания смертным
казням. Факты такого подрожания он берет из работ англичанина Миттермайера,
тот писал: «Опыты показывают, что нередко казни имеют пагубное влияние на
зрителей и побуждают их самих к совершению убийств», и приводит Британские
данные статистики и конкретные примеры.
Еще одно, явление подражания, “лишь отчасти подведомственное науке
уголовного права, отчасти же далеко выступающее за его рамки, которое,
может быть, именно благодаря своей пограничности между двумя или более
областями знания, а может быть, благодаря своему резкому и мрачному
характеру несколько более изучено с интересующей нас стороны. Разумею
самоубийство. Здесь значение примера и подражания не подлежит никакому
сомнению”.
Один из примеров Михайловского сохранившийся рассказ Плутарха о
странной эпидемии самоубийства милетских девушек: несчастные налагали на
себя руки одна за другой, без всякой видимой причины. Подражание в деле
самоубийства доходит иногда до того, что акт повторяется именно при той
самой обстановке, в том же месте, тем же орудием, как первое самоубийство.
“Без сомнения, какие-либо общие причины должны были существовать: если
люди вешаются, так значит не красна их жизнь. Но недовольство было все-таки
не настолько сильно, чтобы перевесить соблазн отсутствующего или
присутствующего крючка. Он, именно он, этот крючок таинственно манил к себе
обремененных и скорбных, и когда крючок был убран, бремя и скорбь перестали
быть непереносными.”
Михайловский приводит слова французского психиатра: «Давно признано,
что самоубийство легко обращается в эпидемию, и что склонность к этому акту
может передаваться от одного индивида к другому путем нравственной заразы,
существование которой так же несомненно, как несомненна заразительность
некоторых болезней... Является какое-то таинственное влечение, подобное
всемогущему инстинкту, побуждающему нас, почти помимо нашего сознания
повторять акты, которых мы были свидетелями и которые сильно подействовали
на наши чувства или воображение.
Относительно смертной казни и самоубийства значение подражания
установлено давно, еще за долго до Михайловского, и является по его мнению
несомненным. Но до сих пор мы имеем не объяснение, а только описание
явления.
Все приведенные выше факты подрожаний являются скорей только
случаями нравственно заразительного или бессознательного подражания.
“Эпидемический и именно подражательный характер некоторых нервных болезней
близко знаком каждому, видавшему весьма обыкновенное явление, что за одной
кликушей следует их несколько… Всякого рода судороги и конвульсии вообще
сильно действуют на зрителей и очень часто вызывают целую вереницу
подражателей. Таково, например, происхождение «конвульсионеров».
Началось с того, что на могиле одного праведника-янсениста с одним из
его почитателей случился припадок конвульсий. Этот пример заразил и других,
а года через два конвульсионеров считалось уже до восьмисот. При этом
бились в страшных судорогах не только янсенисты, а и совершенно посторонние
люди, случайно бывшие свидетелями судорог. Замечательно также, что у
некоторых конвульсионеров, принимавших позу распятого Христа и впадавших
затем в каталептическое состояние, на известных местах конечностей, именно
там, где у Христа были «язвы гвоздяные», появлялась краснота и припухлость.
Начиная, следовательно, с полусознательного подражания распятому Христу,
эти люди подвергались вслед затем такому усиленному давлению подражания,
которое до известной степени воспроизводило даже крестные раны.”
Некоторые эпидемиологические подражания упомянутые Михайловским вообще
поражают своей невероятностью! В XV столетии чуть не по всем женским
монастырям Германии, а отчасти и других стран, ходила курьезная эпидемия:
монахини кусались. В другом подобном случае монахини мяукали по-кошачьи.
Некоторые исторические примеры подражания, которые приводит
Михайловский, граничат с чем-то мистическим и с первого взгляда не
вероятным. Чуть раньше я уже об этом упоминал, когда у людей во время
конвульсий на теле появлялись стигматы. Один из примеров Луиза Лато. “Она
подверглась, серьезному и даже придирчивому исследованию. Однако люди науки
стали сначала в тупик. Вирхов публично заявил, что если это не обман, то
чудо, нечто необъяснимое средствами науки. А между тем все исследования
удостоверяли, что обмана здесь нет, по крайней мере относительно
кровоизлияний, воспроизводящих раны распятого Христа. Наконец, по поводу
одного исследования была наряжена целая комиссия ученых, которая, признав
несомненную подлинность стигмат, объяснила их бессознательным подражанием.
Луиза Лато, девушка крайне мистически настроенная, вела аскетический образ
жизни, и мысль ее была постоянно направлена на страдания Христа. По
пятницам, когда с ней начинались припадки, она воображала себя
присутствующей на Голгофе, и тут-то, при созерцании образа распятого
Иисуса, появлялись на месте стигмат сначала боль, потом припухлость, жар,
маленький пузырь и, наконец, кровоизлияние!”
Вот уж во истину доказать нельзя, но можно убедится! О превосходстве
разума над материей! Но это не тема этого реферата.
Процесс, когда наиболее восприимчивые или вообще наиболее подходяще
настроенные индивиды подхватывали эмоциональный настрой выражали его на
своих лицах и в своих позах, остальные получали уже удвоенный, утроенный,
удесятеренный импульс
| |  скачать работу |
Герои и толпа |
