Готический роман
полнения поставленных задач довольно простые чувства и
наследственные черты кельтского мистицизма. Вне всяких сомнений, Мэтьюрин
настоящий гений, и именно таким его воспринял Бальзак, который ставил
Мельмота рядом с Дон Жуаном Мольера, Фаустом Гете и Манфредом Байрона в
качестве высших аллегорических персонажей в европейской литературе его
времени. Титаны Скотт, Россетти, Теккерей и Бодлер тоже отдали Мэтьюрину
дань наивысшего восхищения, и также весьма показателен тот факт, что Оскар
Уайльд, отбыв заключение и покинув Англию, свои последние дни в Париже
провел под именем Себастьяна Мельмота. Трудно не увидеть разницы между этим
отлично смодулированным, располагающим к размышлениям и искусно сотворенным
ужасом и, используя фразу профессора Сейнтсбери, - "искусным, но довольно
скучным рационализмом миссис Радклифф и, как правило, ребяческой
экстравагантностью, плохим вкусом и иногда небрежным стилем Льюиса". Стиль
Мэтьюрина сам по себе заслуживает особой похвалы за свою якобы безыскусную,
но яркую простоту и живость, ставящие его выше помпезной вычурности,
которой грешат предшественники. Профессор Эдит Биркхед в своей истории
готического романа справедливо отмечает, что, "несмотря на все погрешности,
Мэтьюрин был самым великим так же, как и самым последним создателем
готического романа". "Мельмота" много читали, делались драматические версии
романа, однако его заключительная роль в истории готического романа лишила
его популярности, равной популярности "Удольфо" и "Монаха". [12]
Второй урожай готического романа
Тем временем писатели не сидели, сложа руки, и, помимо старых произведений,
появились значительные сочинения о сверхъестественном на английском и
немецком языках. Классическая по своим достоинствам, но очень отличающаяся
от других подобных сочинений укорененностью в восточной сказке, а не в
готическом романе, начало которому положил Уолпол, знаменитая «История
калифа Ватека» богато дилетанта Уильяма Бекфорда была написана по-
французски, но впервые опубликована в английском переводе. Восточные
сказки, введенные в европейскую литературу в начале восемнадцатого
столетия, обрели вечную популярность благодаря неисчерпаемому богатству
«Тысячи и одной ночи» во французском переводе Галлана, ценимом за аллегории
и удовольствие. Лукавый юмор, который только восточный ум может соединить
со сверхъестественным, покорил искушенное поколение, и названия Багдад и
Дамаск вскоре стали столь же употребляемыми в популярной литературе, как до
них итальянские и испанские имена и названия. Бекфорд, начитанный в
восточной литературе, удивительно точно уловил необычную атмосферу и в
своей фантастической книге убедительно передал надменную роскошь, лукавое
разочарование, вкрадчивую жестокость, изысканное вероломство, темный
призрачный ужас сарацинского духа. Его смех не в силах ослабить мрачное
звучание темы, и повествование продолжается с фантасмагорической пышностью,
в которой смех принадлежит скелетам, пирующим под причудливо разукрашенными
куполами. У Бекфорда, однако, совсем нет мистики, которая необходима, если
строго подходить к литературе о сверхъестественном; и его повествование, в
общем-то, отличают романские твердость и ясность, мешающие по-настоящему
паническому ужасу.
В своей любви к Востоку Бекфорд остался в одиночестве. Другие
писатели, тяготевшие к готической традиции и европейской жизни, предпочли
следовать по пути, проложенному Уолполом. Среди бесчисленных авторов
литературы ужаса в те времена можно упомянуть теоретика утопической
экономики Уильяма Годвина, следом за знаменитым, но не сверхъестественным
«Калебом Уильямсом» (1794) выпустившего в свет нарочито мистического «Сент-
Леона» (1799), в котором тема эликсира жизни, добытого воображаемым тайным
орденом розенкрейцеров, подана простодушно, но убедительно. Кое-что из
учения розенкрейцеров, своей таинственностью привлекавших к себе всеобщий
интерес, можно найти у модного шарлатана Калиостро и у Френсиса Баррета в
«Маге» (1801), любопытном и небольшом трактате о принципах и ритуалах
оккультизма, перепечатанном в 1896 году, у Булвер-Литтона и у покойного
Джорджа У. М. Рейнольдса, написавшего «Фауст и демон» и «Вагнер и
оборотень». «Калеб Уильямс», хотя в нем и нет ничего сверхъестественного,
все же несет на себе некоторые черты литературы ужаса. Драматическая версия
романа под названием «Железный сундук» также имела большой успех. Однако
Годвин был слишком учителем и мыслителем, чтобы создать истинный шедевр
литературы ужаса. [13]
Его дочь и жена Шелли была более удачлива, и ее неподражаемый
«Франкенштейн, или Современный Прометей» (1817) стал классикой литературы
ужаса.
Миссис Шелли написала еще романы, в том числе довольно известного
"Последнего человека", однако повторить успех ей не удалось. На
"Франкенштейне" лежит печать космического ужаса, хотя иногда он на редкость
затянут.
Тогда же сэр Вальтер Скотт часто задумывался о сверхъестественном,
пропитывая им свои романы и стихи, а, иногда, сочиняя отдельные
повествования типа «Комната, завешанная гобеленами, или Рассказ
странствующего Вилли» в «Красной рукавице», где призрачное и дьявольское
становится еще убедительнее благодаря нелепо-уютной атмосфере и обыденной
речи. В 1830 году Скотт опубликовал «Письма о демонологии и колдовстве»,
которые до сих пор являются нашим лучшим собранием европейского фольклора о
ведьмах.
Другим знаменитым писателем, не чуравшимся сверхъестественного, был
Вашингтон Ирвинг, ибо, хотя большинство его призраков слишком забавны,
чтобы быть персонажами литературы ужаса, отдельные шаги в этом направлении
можно заметить во многих его сочинениях. «Немецкий студент» в «Рассказах
путешественника» (1824) - лукавый и выразительный пересказ старинной
легенды о мертвой невесте, тогда как отмеченный космическим ужасом
"Искатель монет" в том же томе представляет собой нечто большее, чем намек
на появление пиратов в тех местах, где когда-то побывал капитан Кидд.
Томас Мур тоже присоединился к авторам литературы ужаса, написав
поэтического "Алсифрона", позднее переделанного в роман «Эпикуреец» (1827).
Хотя речь идет всего лишь о приключениях молодого афинянина, одураченного
египетскими жрецами, Муру удается создать настоящую атмосферу
сверхъестественного ужаса, когда речь заходит о подземных лабиринтах под
святилищами Мемфиса. Де Квинси не раз в гротескной или вычурной манере
описывал страх, хотя с бессвязностью и претензией на научность, которые
мешают назвать его профессионалом. [12]
Та эпоха видела растущую славу Уильяма Гаррисона Эйнсуорта, чьи
романтические романы изобилуют загадочным и страшным. Капитан Марриет писал
не только рассказы типа «Оборотня», но и был автором знаменитого «Корабля-
призрака» (1839), основанного на легенде о «Летучем голландце», призрачном
и проклятом корабле, который вечно бороздит море возле мыса Доброй Надежды.
В то же время появились истории о сверхъестественном Диккенса - например
"Сигнальщик". Рассказ о грозном предостережении, в основе которого самый
обычный материал, изложенный столь правдоподобно, что он может быть отнесен
в одинаковой мере к нарождавшейся психологической и умиравшей готической
школе. Одновременно поднималась волна интереса к спиритуалистическому
шарлатанству, медиумизму, индуистской теософии и прочим подобным вещам,
собственно, как и в наши дни; так что количество историй о
сверхъестественном, укорененном в "психологии" или псевдонауке, было
довольно значительным. За это отчасти ответственен плодовитый и популярный
Эдуард Булвер-Литтон; однако, несмотря на огромные дозы напыщенной риторики
и пустой романтики, его успех в создании некоего странного очарования
отрицать нельзя. [13]
В «Странной истории» (1862) Булвер-Литтон демонстрирует определенно
возросшее мастерство в создании сверхъестественных образов и настроений.
Роман, несмотря на подавляющие длинноты, имеет отлично разработанный сюжет,
поддержанный вовремя происходящими случайностями, и псевдонаучную
атмосферу, которая удовлетворяла вкусам рациональных и важных викторианцев;
это отличное повествование, пробуждающее незатухающий интерес, который
поддерживается многими чувствительными - мелодраматическими - сценами, как
бы промежуточными кульминациями.
Когда читаешь у Литтона некоторые подробности колдовства, то становится
очевидным, что он на удивление всерьез занимался оккультными науками
Представленная здесь романтическая, полуготическая и квазиморалистская
традиция продолжалась чуть ли не до конца девятнадцатого столетия благодаря
таким авторам, как Джозеф Шеридан Ле Фаню, Уилки Коллинз, покойный сэр
Генри Райдер Хаггард (автор великолепного сочинения "Она"), сэр Артур Конан
Дойл, Г. Д. Уэллс и Роберт Луис Стивенсон - из которых последний, несмотря
на ужасное тяготение к изящным маньеризмам, создал классические
произведения "Маркхейм", "Похититель", и "Странная история доктора Джекиля
и мистера Хайда". Мы можем уверенно заявить, что школа выжила, ибо именно к
ней принадлежит та современная литература ужаса, которая занята более
событиями, нежели атмосферой, адресуется скорее к разуму и не заботится о
нагнетании зла и психологическом правдоподобии, определенно симпатизирует
человечеству и желает ему благоденствия. Не будем отрицать сильное
воздействие этой литературы, ведь благодаря "элементу человечности" она
получает гораздо более широкую аудиторию, чем чисто художественный кошмар.
Если в ней меньше ужаса, то это потому, что разбавленный продукт не может
иметь концентрацию чистог
| |  скачать работу |
Готический роман |
