Готический роман
епонятных предметов были едва различимы
в сумерках”. Непредсказуемый и опасный топос становится для автора тем
инструментом, с помощью которого он раскрывает “идеологию” готики, тот
“особый тип мышления, который ставит под вопрос традиционное понимание
добра и зла, добродетели и воздаяния, который стремится переосмыслить и
проверить философские, религиозные и этические убеждения посредством
создания в основе своей неустойчивого и непостижимого мира”, т.е. мира,
таящего в себе неведомые, фантастические и устрашающие феномены.
Таким образом, в готическом романе происходит своеобразное
сворачивание пространства от экспозиционного “открытого” пейзажа к
замкнутому топосу, где оно развертывается в глубину. Сюжетно автор
обусловливает это редуцирование либо откровенно загадочными, либо бытовыми,
оборачивающимися, впрочем, позднее также необъяснимыми обстоятельствами в
жизни героя - необходимость вступить в права наследства молодого Мельмота;
тайна рождения Монсады, Аделины и Медарда, адвокатское поручение Харкера,
преследование полицией Ла Мотта. Причем обстоятельства эти настолько
неизбежны для героя и настолько связаны с топосом, что перерастание
экспозиции в завязку происходит в прямой связи с приближением- углублением
героя в готический топос, с развертыванием готического пространства, внутри
которого и происходит дальнейшее развитие сюжета или его части: Монсада и
Медард оказываются в монастыре из-за своих родителей, Аделина в
сопровождении Ла Мотта, которому она была передана загадочными людьми в
загадочном доме, связанными с ее отцом, попадает в лесное аббатство. Харкер
заточен в доме своего клиента, собиравшегося приобрести недвижимость в
Англии. Ла Мотт находит укромное место, чтобы укрыться от преследователей.
Таким образом, в готическом романе экспозиционное путешествие становится
мотивировкой сюжетного “нанизывания” внутри готического топоса.
Необходимо отметить, что уже в пределах готической замкнутости герой
либо действительно пространственно перемещается, исследуя комнаты и ходы
(как слуга Пьер, Ла Мотт и Аделина в “Романе о лесе”, Изабелла в “Замке
Отранто”, Харкер в “Дракуле”), либо томится в одном из помещений (тот же
Харкер и Монсада, лишенные свободы передвижения даже и в пределах здания,
Ла Мотт и его близкие, вынужденные в определенный момент скрыться в
потайных помещениях аббатства от возможных преследователей). Если автор
приводит героя в некую конечную точку постепенного углубления внутрь
здания, “сворачивание” пространства, его интенсивное развертывание на этом
не останавливается - процесс переходит на другой уровень - автор
разрабатывает внутреннее пространство сознания персонажа. Здесь мы, по
сути, имеем дело с проявлением особой - готической - психологии: герой
(героиня) попадает в плен собственного сознания - он либо принужден
размышлять и рефлексировать, будучи ограничен в пространстве, либо
оказывается на уровне разнообразных измененных состояний психики (полубред,
полусон, наркотическое опьянение, сумасшествие и пр.), обусловленных
всевозможными обстоятельствами готического топоса. “Готика направляет
внимание к внутреннему миру нашего сознания”.
Переход на собственно психический уровень дает возможность сколь
угодно разнообразить и усложнять сюжетное развитие посредством
использования продуктов психической жизни персонажа - снов, видений, мнимых
событий. Готическое пространство разворачивается на этом уровне параллельно
с “расширением сознания”, которого автор достигает посредством
использования вышеупомянутых измененных состояний психики персонажей. Здесь
весьма характерно пограничное состояние между сном и бодрствованием, в
котором ни реальность, ни сон не могут рассеять друг друга и присутствуют в
столкновении. Граф Дракула встречается с Харкером исключительно по ночам,
что приводит к тому, что молодой человек из-за недостатка сна пребывает в
состоянии полубодрствования: “Мне кажется, вероятнее всего, что я заснул; я
надеюсь, что так и было, но все-таки ужасно боюсь, как бы все, что затем
последовало, не происходило наяву - так как то, что произошло, было так
реально, что теперь... я никак не могу представить себе, чтобы это был сон”
[7.C.39]. “Ночное сознание”, изображаемое авторами готической школы, делает
индивидуум более восприимчивым, податливым и менее аналитичным и отдающим
себе отчет в происходящем: защитные механизмы психики становятся менее
эффективными. Монсада у Метьюрина говорит о рождающихся в сердце человека
змеях, которые бывают зачаты одиночеством человека, заточенного в четырех
стенах. Эмилия в “Удольфских тайнах”, оказавшись в четырех стенах “своей
одинокой комнатки... погрузилась в какую-то дрёму, но образы ее
бодрствующего сознания все еще переполняли ее”. Девушка видит своего
покойного отца, смерть которого так изменила ее судьбу.
Таким образом, сюжетно обусловленная физическая замкнутость персонажа
ставит его лицом к лицу с собственным внутренним миром, толкает его в этот
внутренний мир; расширение сознания (самопроизвольное либо
спровоцированное) помогает реализовать это путешествие, как и рассмотренная
выше традиционная погруженность места действия в полумрак либо полное
отсутствие освещения. Монсада отмечает глубочайшее погружение в себя под
воздействием заключения в монастыре и изгнания его даже из того скудного
круга общения, который могло обеспечить монашеское братство. Под
воздействием тех же обстоятельств, в момент решения его судьбы, Монсада,
кажется, обретает сверхмедитативные способности и видит то, что происходит
в доме его родителей. Герой “Эликсиров Сатаны”, заключенный в тюрьму по
обвинению в убийстве, погружается в состояние, при котором “сон переходил в
действительность”, он сомневается, “не обман ли это чувств, порожденный
испытанным во сне возбуждением”. В этом состоянии Медард сталкивается с
собственным призраком, т.е., по сути дела, заглядывает в собственную душу.
Затем его посещает преследующий его повсюду Художник, принимающий то
инфернальное и грозное, то нежное и кроткое обличье, он говорит о
предначертанном Медарду. Герой, оставшись наедине с собственным внутренним
миром, познает такое, что не всегда возможно постигнуть даже в результате
долгого и далекого путешествия в мире внешнем.
Важно подчеркнуть, что, подобно интенсивному развертыванию
пространства внутри готического топоса, при переходе на уровень внутреннего
пространства персонажа автор осуществляет двоякую разработку пространства -
с “внешней” точки зрения происходит сворачивание пространства в одну точку
- сознание героя, но с точки зрения внутренней, с позиции обладателя
расширяющегося сознания пространство развертывается подчас безгранично.
Таким образом, представляется возможным говорить об особом готическом типе
сюжетного развертывания сознания героя именно в связи с развертыванием
пространственным: автор направляет героя из одного пространства в другое,
все более глубокое, темное и опасное, в конечном итоге превращая
пространство осязаемое в пространство психическое.
Подобное сюжетное развертывание пространства связано с еще одной
специфической особенностью готической психологии - характерным стремлением
к запретному знанию, к исследованию явлений, заведомо таящих опасность.
Ватек вступает в сделку с дьяволом в обмен на недоступные простым смертным
знания, Мельмот губит бессмертную душу из-за сходных устремлений. Джонатан
Харкер продолжает изучение страшного замка даже после ряда весьма ужасающих
сцен; Франкенштейн вторгается в тайны природы, не имея сил остановиться и
оценить возможные последствия своих действий; Аделина, продвигаясь по
неизведанным пространствам лесного аббатства, чувствует, как “нечто похожее
на сладкий испуг переполняет ее душу”. Ла Мотт же в подобные моменты
находится под влиянием “захватывающего любопытства, какое ужасные
происшествия и предметы часто порождают в человеческом сердце”. Вивальди в
“Итальянце”, сталкиваясь с загадочной тенью нечестивого монаха, еще не
зная, кто прячется под монашескими одеяниями, испытывает “трепет,
любопытство и нетерпение в той же степени, как если бы он уже овладел
тайной этой тени”. С другой стороны, как объективные обстоятельства, так и
психологические особенности персонажа приводят его к рассмотренной выше
самоизоляции.
Таким образом, замкнутость героя на собственном сознании, “путешествие
в себя” обусловлено, с одной стороны, его судьбой, невозможностью
преодолеть фатальные обстоятельства, с другой - столь же непреодолимыми
особенностями его внутреннего мира.
Как было отмечено выше, углубление во внутренний мир персонажа
характерно для романа в целом, сюжетное развертывание фабулы как раз и
происходит “путем углубления во внутреннюю жизнь”. Специфика же готического
типа сюжетного развертывания, как нам представляется, состоит в том, что
данное углубление получает осязаемую пространственную опору; именно
разработка пространства готического топоса приводит автора к развертыванию
внутреннего мира героя.
Представляется вероятным, что сходство двух этапов сюжетного
развертывания в глубину - через сворачивание, интенсивное развертывание
пространства в готическом романе: открытая местность - топос; топос -
внутреннее пространство персонажа - не случайно. В психоаналитической
теории здание традиционно выступает как символ человеческой личности. В
описанных средневековых видениях потустороннего мира башня является
символом человека. В свете этого также вовсе не случайно появление термина
“психическая архитектура” применительно к роману Льюиса “Монах. Готическая
архитектура общепризнанно выступает как первооснова, “источник вдох
| |  скачать работу |
Готический роман |
