Художественный мир поэзии А.А. Ахматовой
поставленных законов жизни, неимоверные испарения души без способности
опускаться, так что каждый взлет обрывается беспомощным и унизительным
падением, - все это утомляет и разуверяет человека.
Из такого опыта родятся, например такие стихи:
Ты письмо мое, милый, не комкай,
До конца его, друг, прочти.
Надоело мне быть незнакомкой,
Быть чужой на твоем пути.
Не гляди так, не хмурься гневно.
Я любимая, я твоя.
Не простушка, не королевна
И уже не манашенька я –
В этом сером будничном платье,
На стоптанных каблуках …
И еще – надобно много пережить страданий, чтобы обратиться к человеку,
который пришел утешить, с такими словами:
Что теперь мне смертное томленье!
Если ты еще со мной побудешь,
Я у Бога вымолю прощенье
И тебе, и всем, кого ты любишь.
Такое самозабвение дается не только ценою великого страдания, но и великой
любви.
VII. 20-е – 30-е годы. Трудно, но надо жить.
Середина 1920-х – конец 1990-х гг. – первый из двух тяжелейших в
жизни Ахматовой периодов государственного остракизма и изоляции, когда ее
творчество попало под удар идеологической машины ВКП(б), ужесточающей
политику перевоспитания непролетарских писателей. В 1924 г. три ее книги:
«Четки», «Белая стая» и «Анно Домини» – были внесены в список изданий,
подлежащих изъятию из библиотек и с книжного рынка. В том году, после
опубликования в журнале «Русский современник» двух стихотворений –
«Новогодняя баллада» и «Лотова жена» – и после блистательного успеха
выступлений Ахматовой в Москве на вечере в ее честь и на вечерах этого
журнала, Ахматова оказалась в «черном списке», в который попали и все
авторы «Русского современника», признанного буржуазным и вредным.
В рабочих тетрадях, хранящихся в РГАЛИ, Ахматова неоднократно
возвращалась к теме своего вынужденного молчания с середины 1920-х годов по
конец 1930-х. После моих вечеров в Москве (весна 1924 г.) состоялось
постановление о прекращении моей литературной деятельности. Меня перестали
печатать в журналах, в альманахах, приглашать на литературные вечера (Я
встретила на Невском М. Шагинян. Она сказала: «Вот вы какая важная особа. О
вас было постановление ЦК: не арестовывать, но и не печатать»). В 1929 г.
после «Мы» и «Красного дерева» и я вышла из Союза.
Остановимся кратко на эпизоде выхода Ахматовой из Союза писателей в
1929 г., когда чрезвычайно острой критике подверглось творчество Б.
Пильняка и Е. Замятина.
Когда Ахматова в 1934 г. отказалась заполнить анкету для вступления в такой
Союз, она тем самым демонстрировала свой отказ от этих подиумов.
Соответственно она попадала уже не просто в категорию «попутчиков», а в
«незначительную» группу «попутчиков», которые до сих пор не привлекались к
коммунистической идеологией» и которые «должны быть окончательно
изолированы». Анна Ахматова, демонстративно вышедшая из Союза писателей в
1929 г., не вступившая в новый Союз СОВЕТСКИХ писателей 1934 г., - жила в
сталинской России: «Я была тогда с моим народом там, где мой народ, к
несчастью, был». Возможность эмиграции для себя Ахматова отвергла раз и
навсегда. Конечно, ей приходило в голову, что хорошо бы отправить сына в
Польшу, - там Лева мог бы получать хорошее образование, и ему не угрожала
бы расправа за «вину» отца. К февралю 1927 г. относится одно не
отправленное письмо Ахматовой к сыну, которому тогда было четырнадцать лет;
там есть такая довольно страшная фраза: «Я считаю тебя настолько взрослым,
что мне кажется лишним повторять тебе, как важно для тебя хорошо учится и
пристойно вести себя. Ты должен это понять раз, и навсегда, если не хочешь
погибнуть». Анна Ахматова вступает в спор с эмигрантскими литераторами,
осуждающими всех оставшихся в России и «работающих на большевиков». В тоже
время Ахматова понимала, что грозит тем, кто остался.
VIII. «Но вот уже прошел XVII съезд партии»
Уже прошел XVII съезд партии, где около трехсот делегатов голосовали
против Сталина, - после чего подавляющее большинство участников съезда было
репрессировано. Стихи свои репрессированным друзьям Ахматова позже включает
в цикл «Венок мертвым». Стихи друзьям – это был способ показать
независимость позиции и «избранность» родственных душ.
IX. «Любовь, Россия и вера».
Любовь, Россия и вера это три главные темы ахматовской поэзии.
Быстрая и широкая популярность Ахматовой по первоначальному могла казаться
несколько подозрительной. В мире, насыщенном сложной и высокой поэзии
русского «серебреного века», вдруг прозвучало, что – то очень простое, но в
своей простоте как будто снижавшее высокий, почти мистический том,
усвоенный русской поэзией, начиная с Владимира Соловьева и пророческих
«зорь» раннего символизма. Женская лирика о любви и влюбленности, об
изменах и верности, о боли и радости, о встрече и разлуке. Женская лирика о
любви, и почти только о любви, совершила нечто насущное в самой русской
поэзии, очищая ее изнутри и указывая ее как раз тот путь, которую она всей
своей мистической взволнованностью, всей своей болью искала. Русский
«серебряный век» незабываем и не повторим. Никогда – ни до, ни после – не
было в России такой взволнованности сознания, такого напряжения исканий и
чаяний, как тогда, когда, по свидетельству очевидца, одна сторона Блока
значила больше, была насущнее, чем все содержание «толстых журналов». Свет
этих незабываемых зорь навсегда останется в истории России. Но теперь,
спустя столько лет, - и каких лет! – мы не только можем, мы должны сказать,
что была в этом серебряном веке и своя отрава, тот «тайный яд», о котором
говорил Блок. Была великая правда вопрошаний и исполнений и какая – то
роковая двусмысленность в ответах и утверждениях. И ни в чем, быть может,
двусмысленность эта не проявилась столь истинно, как именно в главной
великой поэзии: в теме любви. С «Трех разговоров» Владимира Соловьева вышло
в русскую поэзию, в самую ткань поэтического опыта и творчества, странное
и, надо прямо сказать, соблазнительное смешение мистики и эротизма. Не
одухотворение любви верою и не воплощение веры в любви, а именно смешение
«планов», в котором не удостоверилось плоть, но и не воплощался дух. Мы
знали, какой личной трагедии обернулось это смешение в жизни Блока, как
«Стихи о Прекрасной Даме» обернулись надрывом «Балаганчика» и каким – то
каменным отчаянием «страшного лица» с его ледяными метелями. И вот простые
женские, любовные стихи Ахматовой такие, казалось бы «незначительные» на
фоне всех этих взлетов и крушений, в атмосфере этого мистического
головокружения, на деле было возвратом к правде – той простой человеческой
правде о грехе и раскаянии, боли и радости, чистоте и падении, которая одна
– потому что она правда – имеет в себе силу нравственно возражения. Сама
того не зная и не сознавая , пила стихи о простой и земной любви, Ахматова
делала это действительно по-женски, просто и без само оглядки, без
манифестов и теоретических обоснований правдой всей своей души и совести. И
потому в конечном итоге, она имела право сказать, что творчество ее
Не для страсти, не для забавы,
Для великой земной любви.
В Ахматовой «серебреный век» нашел свою последнюю правду: правду
совести. И не случайно, конечно, совесть является единственным настоящим
излом ее поздней и замечательной «Поэмы без героя»:
Это я – твоя старая совесть –
Разыскала сожженную повесть.
Эта совесть приходит к ней новогодний вечер и освещает правдой
смутную и двусмысленную, как маскарад, давнюю петербургскую повесть всех
этих запутанных и тропических жизней, всей этой эпохи, эта совесть дает ее
силу, с одной стороны,
Отмахнуться, испугаться, отпрянуть, сдаться
И замаливать давний грех,
а, с другой стороны, все, включая и сам грех, побеждает жалостью и
верностью, небесной правдой великой земной любви; из – за которой она «на
правую руку надела перчатку с левой руки», - прямой путь к голой,
страшной, как распятое тело, но уже действительно ничем не победимой любви
«Реквиема».
Ахматова и Россия. Каждый русский поэт имеет свой образ России,
каждый на своем творческом пути так или иначе, раньше или позже, но
говорить о России, включает ее в свою поэзию. Поэзия Ахматовой не обращена
к России как к «объекту» любви или значительно какой – то особой судьбы.
Тут тоже можно говорить о женском отношений Ахматовой к России, которые
воплощается в чувстве какой – то почти утробной от нее неотделимости.
Ахматова несколько раз говорит о своем сознательном отказе от эмиграции, от
ухода с родины. В первый год революции на голос, призывавший ее такому
уход
| |  скачать работу |
Художественный мир поэзии А.А. Ахматовой |
