Комиссия по уложению и Наказ Екатерины
еня станут бросать каменьями; чего
только я не выстрадала от такого безрассудного и жестокого общества, когда
в Комиссии для составления нового Уложения стали обсуждать некоторые
вопросы, относящиеся к этому предмету, и когда невежественные дворяне,
число которых неизмеримо больше, чем я когда-либо могла предполагать, ибо
слишком высоко оценивала тех, которые меня ежедневно окружали, стали
догадываться, что эти вопросы могут привести к некоторому улучшению в
настоящем положении земледельцев. Даже граф А. С. Строганов, человек самый
мягкий и в сущности самый гуманный, у которого доброта сердца граничит со
слабостью, даже этот человек с негодованием и страстью защищал дело
рабства". Наиболее близкий в ту пору к Екатерине Г. Орлов вообще уклонился
от прямых оценок "Наказа". Самым же решительным критиком "Наказа" оказался
"первейший человек" граф Н. И. Панин, сказавший: "Это аксиомы, способные
разрушить стены".
После негласного обсуждения, как писала Екатерина, она еще до начала
работы Комиссии дала своим советчикам "волю чернить и вымарать все, что
хотели. Они более половины тово, что написано мною было, помарали". Но и
после такой "редактуры" причин для критики "Наказа" со стороны депутатов
осталось достаточно. Взять хотя бы вот это положение: "Всякий человек имеет
больше попечения о своем собственном и никакого не прилагает старания о
том, в чем опасаться может, что другой у него отымет". Позже эту мысль
Екатерина развила в более четких положениях, далеко выходящих за рамки
общепринятых тогда представлений: "Чем больше над крестьянином
притеснителей, тем хуже для него и для земледелия. Великий двигатель
земледелия - свобода и собственность".
Аналогичные размышления мы находим и в записке Екатерины на сильно
занимавшую ее тему "земледелие и финансы". Видимо, отвечая своим
многочисленным оппонентам, императрица прямо утверждала, что "когда каждый
крестьянин будет уверен, что то, что принадлежит ему, не принадлежит
другому, он будет улучшать это <...> лишь бы имели они свободу и
собственность". Понимание этого пришло к Екатерине не вдруг. Уже в одной из
ранних своих заметок она особой строкой выделила явно крамольное для России
середины ХVIII столетия утверждение: "Рабство есть политическая ошибка,
которая убивает соревнование, промышленность, искусства и науки, честь и
благоденствие".
Ну и что же, скажут иные, императрица, хорошо понимая, где лежит корень
зла, сдерживающий развитие страны, просто спасовала перед неожиданно
возникшим препятствием и опустила руки. И будут отчасти правы.
Действительно, на примере судьбы собственного супруга она хорошо знала, как
легко и быстро делаются в России дворцовые перевороты. Но главное все же в
другом. Екатерина четко понимала, что курс на реформы в политике и
экономике всегда предполагает необходимый уровень общественного сознания,
который и делает возможным их проведение в жизнь. В реальной же ситуации
той эпохи, при явном противодействии дворянства было бы безумием рубить
сук, на котором держалась самодержавная власть. И это говорит о
реалистичности государственной политики Екатерины - она ее сознательно
отделила от собственных радикальных взглядов.
При этом эволюция представлений императрицы об общественном строе
России несомненна. Никому из исследователей еще не удалось опровергнуть
утверждение Екатерины о том, что писала она свой "Наказ", "последуя
единственно уму и сердцу своему, с ревностнейшим желанием пользы, чести и
щастия, [и с желанием] довести империю до вышней степени благополучия
всякого рода людей и вещей, вообще всех и каждого особенно". Все это,
однако, было неосуществимо при сохранении в стране "рабства". И очень скоро
императрица поняла, что российская действительность сильнее ее.
О том, как изменились прежние представления императрицы о границах
возможных преобразований, говорят и ее многочисленные беседы в неформальной
обстановке в 1773 году с философом Д. Дидро, взявшим на себя роль советника
по проведению в России необходимых, на его взгляд, реформ в духе
Просвещения. "Я долго с ним беседовала, - пишет Екатерина, - но более из
любопытства, чем с пользою. Если бы я ему поверила, то пришлось бы
преобразовать всю мою империю, уничтожить законодательство, правительство,
политику, финансы и заменить их несбыточными мечтами. Я ему откровенно
сказала: "Г. Дидро, я с большим удовольствием выслушала все, что вам внушал
ваш блестящий ум. Но вашими высокими идеями хорошо наполнять книги,
действовать же по ним плохо. Составляя планы разных преобразований, вы
забываете различие наших положений. Вы трудитесь на бумаге, которая все
терпит: она гладкая, мягкая и не представляет затруднений ни воображению,
ни перу вашему, между тем как я, несчастная императрица, тружусь для
простых смертных, которые чрезвычайно чувствительны и щекотливы". (Не намек
ли это на свой опыт написания "Наказа" и на фарс с его обсуждением в
Уложенной комиссии?) По другому поводу Екатерина II как-то мудро заметила:
"Нередко недостаточно быть просвещенным, иметь наилучшие намерения и власть
для исполнения их".
Чтобы составить адекватное представление о взглядах на проблему
"рабства наших крестьян" наиболее образованной части общества, которая,
казалось бы, должна была понимать всю невыгоду сохранения существующего
положения, приведем типичное для этой среды суждение одного из самых
просвещенных представителей той эпохи. Речь идет о будущем президенте
Российской академии, разносторонне и широко образованной княгине Екатерине
Романовне Дашковой. В беседе с тем же Дидро она привела свои доводы против
ликвидации "рабства", сводившиеся к тому, что только "просвещение ведет к
свободе; свобода же без просвещения породила бы только анархию и
беспорядок. Когда низшие классы моих соотечественников будут просвещены,
тогда они будут достойны свободы, так как они тогда только сумеют
воспользоваться ею без ущерба для своих сограждан и не разрушая порядка и
отношений, неизбежных при всяком образе правления". И это убеждение
разделяли тогда многие.
После всех перипетий с "Наказом" Екатерина более не пыталась возбуждать
общественный интерес к вопросу о рабстве владельческих крестьян и
испытывать судьбу. Увы! Очередной (после Петра I) опыт скрещивания
европейских моделей общественного развития с российской действительностью -
на этот раз с идеями Просвещения - не удался. Екатерина II отступила перед
виртуальной угрозой, едва услышав ропот далеко не большей части своих
подданных - депутатов от дворян в Уложенной комиссии.
В дальнейшем намеченные императрицей цели в сфере государственного и
общественного устройства сводились, как можно судить по сохранившемуся в ее
бумагах наброску, к пяти основным, эклектическим по своей сути пунктам, не
выходившим за пределы традиционно провозглашаемых в "век Просвещения"
установок:
"1. Нужно просвещать нацию, которой должно управлять.
2. Нужно ввести добрый порядок в государстве, поддерживать общество и
заставить соблюдать законы.
3. Нужно учредить в государстве хорошую и точную полицию.
4. Нужно способствовать расцвету государства и сделать его изобильным.
5. Нужно сделать государство грозным в самом себе и внушающим уважение
соседям".
Согласимся, что все эти задачи носят достаточно общий характер и имеют
вневременную ценность.
Но зато четко и ясно были определены способы и средства их воплощения в
жизнь: "Спешить не нужно, но нужно трудиться без отдыха и всякий день
стараться понемногу устранять препятствия по мере того, как они будут
появляться; выслушивать всех терпеливо и дружелюбно, во всем выказывать
чистосердечие и усердие к делу, заслужить всеобщее доверие справедливостью
и непоколебимою твердостью в применении правил, которые признаны
необходимыми для восстановления порядка, спокойствия, личной безопасности и
законного пользования собственностью; все споры и процессы передать на
рассмотрение судебных палат, оказывать покровительство всем угнетенным, не
иметь ни злобы на врагов, ни пристрастия к друзьям. Если карманы пусты, то
прямо так и говорить: "Я бы рад вам дать, но у меня нет ни гроша". Если же
есть деньги, то не мешает при случае быть щедрым".
Екатерина II была уверена, что при неукоснительном соблюдении этих
условий успех будет обеспечен. Здесь небезынтересно привести ответ
императрицы на вопрос французского посланника Л. Ф. Сегюра, как ей удается
так спокойно царствовать? "Средства к тому самые обыкновенные, - сказала
Екатерина. - Я установила себе правила и начертала план: по ним я действую,
управляю и никогда не отступаю. Воля моя, раз выраженная, остается
неизменною. Таким образом все определено, каждый день походит на
предыдущий. Всякий знает, на что он может рассчитывать, и не тревожится по-
пустому".
И действительно, средства достижения намеченных целей у "собирательницы
русских земель", как называл Екатерину II историк С. М. Соловьев, довольно
просты. По словам статс-секретаря императрицы графа Н. П. Румянцева,
Екатерина считала, что для успешного управления государством нужно "делать
т
| |  скачать работу |
Комиссия по уложению и Наказ Екатерины |
