Коммуникативная структура лирических произведений
нии с I соб.
(в данном случае также с ?). Благодаря самоотождествлению
реального читателя с эксплицитным Я, внутритекстовая
коммуникация эксплицитного Я с объектом индуцирует коммуникацию
реального читателя с этим объектом. Стихи со схемой I соб. – II
несоб. почти всегда обладают автокоммуникативностью – благодаря
тому, что внутритекстовая коммуникация является фиктивной. Таким
образом, стихи этого типа органически сочетают в себе два важных
свойства лирики – апеллятивность и автокоммуникативность, что
объясняет широкую распространенность этой схемы.
5) I соб. – ?. Текст эготивен, но не апеллятивен, что позволяет
соотнести его с текстами типа исповеди или дневниковой записи (а
также с внутренней речью). („Holdes Bitten, mit Verlangen, Wie
es sьЯ zum Herzen spricht! Dьrch die Nacht, die mich umfangen,
Blickt zu mir der Tцne Licht“ B.)
Отсутствие эксплицитного адресата предполагает
автокоммуникативность еще более значимую (благодаря наличию
эксплицитного Я), чем в случае ? – ?. Имплицитный автор
соединяется с эксплицитным Я и может поэтому не рассматриваться.
Может предполагаться совпадение Я с реальным автором. Крайне
неопределенным является здесь положение имплицитного адресата,
который должен совмещать в себе по меньшей мере три
составляющих:
а) человека вообще – в той мере, в какой содержание текста
общезначимо как в типе ? - ?;
б) близкого к Я человека (конфидента, исповедника) – в той мере, в
какой содержание текста является личным (исповедью, рассказом о себе);
в) «нулевого лица» (Левин 1998:473) – в той мере, в какой текст
автокоммуникативен (близок дневнику или внутренней речи).
Отсюда проистекает сложность коммуникативной позиции реального
читателя. С одной стороны, он находится в трудном и неловком
положении – в ситуации, когда незнакомый человек рассказывает
ему о своих личных делах, откровенничает и т.д. С другой
стороны, положение его легче, чем в случае ? - ?, так как здесь
он вступает в непосредственный контакт с собеседником (Я), а не
с безличным создателем текста.
Важный, хотя и факультативный вариант взаимоотношений реального
читателя с эксплицитным Я – возможность самоотождествления
читателя с Я. Если в случае ? - ? поэт сосредоточен на Мире, то
в рассматриваемом случае – на своем Я. Поэтому наиболее
характерным тематическим наполнением здесь является
интроспекция. Интроспективность часто сочетается с
концептуальностью, но, в отличие от ? - ?, «здесь это не просто
«концепция», но «моя концепция», переживаемая мною». (Левин
1988:474).
Другой вариант тематического наполнения – описания собственной
«внешней» жизни – внешнее описание, включающее Я в качестве
действующего лица. Я может быть активным действующим лицом,
может сочетать в себе активное действующее лицо и наблюдателя,
может быть почти исключительно наблюдателем.
6. Схема, включающая II об., не находит места в лирике Новалиса и
Брентано.
Стихотворения этой структуры четко делятся не две группы с
совершенно различным коммуникативным статусом. Одна обычно
связана с местоимением Вы и полностью лишена
автокоммуникативности («Вы», исключающее «Я»). Положение
имплицитного автора здесь неопределенное – колеблющееся между
ориентированностью на адресата и на адресанте обращения;
реальный читатель скорее отождествляет себя с адресантом
(особенно при наличии эксплицитного Я).
Вторая группа обычно связана с местоимением Ты и отличается
сильной автокоммуникативностью. Это – Ты, совпадающее с Я (или
включающее его).
Коммуникативный статус этой группы очень близок к статусу I об.,
отличаясь еще большей степенью интимности – при сохранении не
меньшей степени общезначимости.
7. Стихи, включающие I чуж. разбиваются на две группы с различным
коммуникативным статусом: (1) Я – объект, не являющийся
человеком: (2) Я – человек, не могущий быть отождествленным с
реальным автором.
Случай 1. Цель такой структуры – достижение максимального
контакта с объектом через авторское самоотождествление с ним.
Это редкий и рискованный прем, легко возбуждающий не
предусмотренный автором комический эффект – при сопоставлении
реального облика автора с эксплицитным Я. Прием этот не
достигает своей цели, поскольку из-за крайней несхожести образ
имплицитного автора не накладывается на эксплицитное Я, и
самоотождествление реального читателя с эксплицитным Я почти
невозможно.
Случай 2 относится прежде всего к переводам (в тех случаях,
когда индивидуальность переводчика достаточно сильна, чтобы его
Я стало по меньшей мере вровень с авторским Я), переложениям,
подражаниям и стилизациям. Имплицитное Я здесь комплексное,
сочетающее в себе как черты реального автора, так и черты
эксплицитного Я. Соответственно сложна и позиция реального
читателя, который может либо раздваивать свое
самоотождествление, либо концентрировать его на одной из
ипостасей имплицитного Я.
Таким образом, лирическое произведение обладает сложной системой
соотношений между внутритекстовой коммуникативной структурой и
внетекстовыми элементами, которая является подвижной и усложняется, если
восприятие произведения связано с наличием посредника – третьего лица,
стоящего между автором и читателем (переводчик, чтец). Причем для
коммуникативной ситуации, сопутствующей восприятию стихотворения,
существенно, с одной стороны, в публичной или же в интимной обстановке
происходит чтение, и, с другой стороны, является ли чтец посторонним или же
близким слушателю лицом. Для каждого из этих случаев возникает своя
коммуникативная ситуация и своя система персонажей и их отношений.
4. Автокоммуникация как составляющая коммуникативного статуса стиха.
До сих пор рассматривались структуры, определяющие соотношения между
внутритекстовой коммуникацией и другими внетекстовыми образованиями. Но
анализ стихотворных текстов наталкивает многих исследователей на мысль, что
в основе большинства поверхностных формальных и семантических явлений
поэтического дискурса лежат внутренние автокоммуникативные мотивы и приемы,
отражающие определенные закономерности творческого мышления как такового.
Поэзия как лингвистический объект мышления прежде всего рефлексивна.
Понятие рефлексии, в отличие от якобсоновского «состедоточения внимания на
сообщении ради него самого» (Якобсон 1975:202) не выходит из процесса
поэтической коммуникации его субъекта (субъектов). Активно продуцируемый
автором поэтического сообщения (=мышления) принцип рефлексии навязывается
его получателю.
Глубинное различие между поэтическим и прозаическим мышлением как
процессом порождения текста зафиксировано изначальной латинской
этимологией, где стих – verse – это «возврат», а проза из oratio prosa <
prorso < proversa – «речь, направленная прямо». (Якобсон 1987:99).
Это различие дает себя знать на всех уровнях функционирования
текстов: коммуникативном, семиотическом, семантическом и формальном.
Расчленение на строки, манифестирующие принцип возврата, есть не что иное,
как проекция принципа рефлексии на словесный текст. Циклическая природа
поэзии, связанная с ее метрическим и ритмическим строением, а также
рифменно-возвратным ожиданием, одновременно является и выражением
автодиалогичности поэтической речи. Это своеобразная речь для себя, где
другой нужен лишь как посредник в общении с самим собой и миром.
Проявлением автодиалога служит дисконтинуальность, которая при записи
стихотворного текста возвращает индивида, достигшего конца строки, к началу
следующей. Именно автодиалог побуждает текст к дальнейшему развертыванию.
Соприкоснуться с этим действом можно лишь путем повторения – отсюда
потребность в многократном перечитывании и запоминании, провоцирующем на
«сотоварищество, сомышление, сопереживание таким образом, что возникает
автокоммуникация у читателя как выражение авторской коммуникации,
заложенной в структуре лирического стихотворения» (Левин 1998:479).
Стиховые ряды, представляя собой языковую форму, аналогичную репликам
диалога, в то же время нейтрализуют коммуникативную границу между
отправителем и адресатом, говорящим и слушающим. Поэтому, фактически
стихотворение «разыгрывается как пьеса с самим с
| |  скачать работу |
Коммуникативная структура лирических произведений |
