Л.Н. Андреев. Жизнь и творчество
его верность реализму и гуманистическим заветам русской классики.
Он тяготеет и к созданию отвлеченно-аллегорических образов, выражающих по
преимуществу авторскую субъективность, «одно голое настроение», как
отозвался М. Горький в письме к Е. Чирикову о «Набате» (1901). Набат,
разрывающий зловещую тишину ночи, окрашенной заревом горящих помещичьих
усадеб, становится символом творчества Андреева – мятежного, насыщенного
возмущением и протестом. «Звуки были явны и точны и летели с безумной
быстротой, как рой раскаленных камней. Они не кружились в воздухе, как
голуби тихого вечернего звона, они не расплывались – они летели прямо, как
грозные глашатаи бедствия, у которых нет времени оглянуться назад и глаза
расширены от ужаса… И было в них так много отчаяния, словно это не медный
колокол звучал, а в предсмертных судорогах колотилось сердце самой
многострадальной земли». Одно «голое» сомнение в способности человека
преодолеть внешние обстоятельства составило содержание притчи «Стена»
(1901). Хотя вера Андреева в поступательное движение человечества, в
прогресс и обнаруживает себя в рассказе, как и в других произведениях, но
путь к нему, по его мнению, всегда трагичен и зачастую не прям. Призыв к
борьбе в конце рассказа не встречает сочувствия и единодушия, «прокаженные
повернулись к глашатаю своими «равнодушными, усталыми» спинами («Горе!..
Горе!.. Горе!..»).
В марте 1900 состоялось личное знакомство Андреева с Горьким.
Взволнованно Горький рассказывал об этом свидании, о своем разговоре с
Андреевым: «Одетый в старенькое пальто-тулупчик, в мохнатой бараньей шапке
набекрень, он напоминал молодого актера украинской труппы. Красивое лицо
его показалось мне малоподвижным, но пристальный взгляд темных глаз
светился той улыбкой, которая так хорошо сияла в его рассказах и
фельетонах. Не помню его слов, но они были необычны, и необычен был строй
возбужденной речи… Мне показалось, что это здоровый, неземно веселый
человек, способный жить, посмеиваясь над невзгодами бытия. Его возбуждение
было приятно…» (М. Горький, Леонид Андреев. В кн: «Книга о Леониде
Андрееве», изд. З.И. Гржебина, Берлин, 1922, С.8-9). Отношения между М.
Горьким и Л. Андреевым приняли характер «сердечной дружбы», и это сыграло
решающую роль в литературной судьбе молодого писателя. М. Горький привлек
его к сотрудничеству в «Журнале для всех» и литературно-политическом
журнале «Жизнь», органе демократически настроенных писателей-реалистов,
ввел в литературный кружок «Среда». Горький рекомендовал Андреева как
«очень милого и талантливого человека» участникам «Среды» - московского
содружества писателей-демократов, куда входили Н.Д. Телешов, И.А. Бунин,
В.В. Вересаев, А.С. Серафимович, С.А. Нейденов, И.А. Белоусов и другие. На
«Средах» бывали Чехов, Горький, Короленко, Куприн, Скиталец, Шаляпин,
артисты Художественного театра, художники Васнецов, Левитан, Головин. Также
Горький организовал на собственные средства издание первой его книги
«Рассказы» (1901), в течение многих лет оставался доброжелательным и
требовательным его критиком. Первый том «Рассказов» Л. Андреева был выпущен
осенью 1901 г. издательством «Знание», основанным самим М. Горьким. Выход
этой небольшой книги был отмечен общественностью как крупное литературное
событие. О молодом авторе сразу же «во весь голос» заговорили критики – А.
Измайлов в «Биржевых ведомостях», И. Ясинский в «Ежемесячных сочинениях»,
А. Скабический в «Новостях», Е. Соловьев в «Журнале для всех», Н.
Михайловский в «Русском богатстве»… «Количество хвалебных статей, вышедших
о моих рассказах, значительно превышает размеры самой книжки», - шутил
Андреев.
Андреев признавался: «Ему [М. Горькому] я обязан бесконечно в смысле
прояснения моего писательского мировоззрения. Никогда до бесед с ним я не
смотрел так серьезно на свой труд и дар. Он первый заговорил о такой для
меня сомнительной вещи, как мой талант, о моей ответственности перед этим
талантом» (Лит. наследство. 72. С. 532). Товарищески доверительные
отношения между писателями не исключали споров и разногласий по общественно-
политическим и литературно-эстетическим проблемам, что и привело к
расхождению Андреева и Горького после Революции 1905 г., особенно резкому в
1907 г.
Накануне Революции 1905 г. в творчестве Андреева нарастают
бунтарские мотивы. Жизнь Василия Фивейского в одноименном рассказе (1904) –
это бесконечная цепь суровых, жестоких испытаний его веры. Утонет его сын,
запьет с горя попадья – священник, «скрипнув зубами» громко повторяет: «Я –
верю». У него сгорит дом, умрет от ожогов жена – он непоколебим! Но вот в
состоянии религиозного экстаза он подвергает себя еще одному испытанию –
хочет воскресить мертвого. «Тебе говорю, встань!» - трижды обращается он к
покойнику, но «холодно-свирепым дыханием смерти отвечает ему потревоженный
труп». Отец Василий потрясен: «Так зачем же я верил? Так зачем же ты дал
мне любовь к людям и жалость? Так зачем же всю жизнь мою ты держал меня в
плену, в рабстве, в оковах?». Сюжет рассказа «Жизнь Василия Фивейского»
восходит к библейской легенде об Иове, но у Андреева она наполнена
богоборческим пафосом, в то время как у Ф. М. Достоевского в «Братьях
Карамазовых» эта же легенда символизирует непоколебимую веру в Бога. «Жизнь
Василия Фивейского» дышит стихией бунта и мятежа, - это дерзостная попытка
поколебать самые основы любой религии – веру в «чудо», в промысел божий, в
«благое провидение». «Я убежден, - писал Андреев, - что не философствующий,
не богословствующий, а искренне, горячо верующий человек не может
представить бога иначе, как бога-любовь, бога-справедливость, мудрость и
чудо. Если не в этой жизни, так в той, обещанной, бог должен дать ответы на
коренные запросы о справедливости и смысле. Если самому «смиренному»,
наисмиреннейшему, принявшему жизнь, как она есть, и благословившему бога,
доказать, что на том свете будет как здесь: - он откажется от бога.
Уверенность, что где-нибудь да должна быть справедливость и совершенное
знание о смысле жизни – вот та утроба, которая ежедневно рождает нового
бога. И каждая церковь на земле – это оскорбление неба, свидетельство о
страшной неиссякаемой силе земли и безнадежном бессилии неба». Андреев
создает полную драматизма сцену, в которой измученный несчастьями
деревенский попик вырастает в богатыря-богоборца. Силой своей исступленной
веры он хочет воскресить погибшего в песчаном карьере батрака Семена
Мосягина. Но чуда не происходит. Обманута, растоптана вера, оказавшаяся
бессильной свести небо на землю. На первых страницах повести один из ее
героев – дьякон сравнивает священника своего прихода о. Василия с Иовом, и
с этого момента рассказ о Фивейском невольно сопоставляется читающим с
книгой Иова. Но повесть Андреева имеет лишь внешнее сходство в изложении о
мытарствах и страданиях о. Василия с испытаниями, ниспосланными Иову. В
конечном счете Иов убеждается, что не в его власти постичь пути Господни и
поэтому он смиряется и говорит: «Я слышал о Тебе слухом уха, теперь же мои
глаза видят Тебя; поэтому я отрекаюсь и раскаиваюсь в прахе и пепле»
(Библия, Кн. Иова, 42:5-6, с. 658). Василий же, как мы уже отмечали, в
противовес этому гневно восклицает, обращаясь к Богу: «— Так зачем же я
верил? –Так зачем же ты дал мне любовь к людям и жалость – чтобы посмеяться
надо мною» Так зачем же всю жизнь мою ты держал меня в плену, в рабстве, в
оковах? Ни мысли свободной! Ни чувства! Ни вздоха! Все одним тобою, все для
тебя. Один ты! Ну, явись же – я жду!». Андреева по праву считают мастером
психологического рисунка. «Жизнь Василия Фивейского» - одна из лучших его
психологических вещей. Естественно, что автора больше всего занимает
внутренний мир о. Василия. Как же он его отображает? Психологический метод
Андреева отличается от метода Л. Толстого, объясняющего и договаривающего
за героя его мысли и чувства, как осознанные самим героем, так и
гнездящиеся в подсознании, неуловимые, струящиеся… Андреев идет иным путем.
Не воссоздавая последовательного развития психологического процесса, как
это делали Толстой и Достоевский, он останавливается на описании
внутреннего состояния героя в переломные, качественно отличные от прежних,
моменты его духовной жизни, и дает авторскую результативную характеристику.
Мятежная повесть Андреева, с такой силой замахнувшегося на вековые
«святыни», современниками писателя было воспринята как произведение,
предвещающее революцию. Дух возмущения и протеста, клокочущий в повести Л.
Андреева, радостно отозвался в сердцах тех, кто жаждал революционной бури.
Однако в «Жизни Василия Фивейского» ощущаются и чувства недоумения и
неудовлетворенности. Отрицая «благое провидение» и божественную
це
| |  скачать работу |
Л.Н. Андреев. Жизнь и творчество |
