Логика динамических систем
зать предположение о том, что невозможно существование семиотической
системы типа естественного языка и сложнее, если на нем нет поэзии»[15].
8. Таким образом, можно выделить два типа семиотических систем,
ориентированных на передачу примарной и вторичной информации. Первые могут
функционировать в статическом состоянии, для вторых наличие динамики, то
есть ucmopuu, является необходимым условием «работы». Соответственно для
первых нет никакой необходимости во внесистемном окружении, выполняющем
роль динамического резерва. Для вторых оно необходимо.
Мы уже отмечали, что поэзия является классическим случаем второго
типа систем и может изучаться как своеобразная их модель. Однако в реальных
исторических коллизиях возможны случаи ориентации тех или иных поэтических
школ на примарность информации и наоборот.
Противопоставляя два типа семиотических систем, следует избегать
абсолютизации данной антитезы. Речь скорее должна идти о двух идеальных
полюсах, находящихся в сложных отношениях взаимодействия. В структурном
напряжении между этими полюсами развивается единое и сложное семиотическое
целое — культура.
Глава 2. Общество как система социокультурных знаков
Культура выступает планом выражения того плана содержания, которым
является общество. В этом смысле социокультурная система является
инстанцией организации жизни общества.
Определения культуры многочисленны. Разница в семантическом
наполнении понятия «культура» в разные исторические эпохи и у различных
ученых нашего времени не будет нас обескураживать, если мы вспомним, что
значение этого термина производно от типа культуры: каждая исторически
данная культура порождает определенную, ей присущую модель культуры.
Поэтому сравнительное изучение семантики термина «культура» на протяжении
веков — благодарный материал для типологических построений.
Одновременно во всем многообразии определений можно выделить и нечто
общее, видимо отвечающее некоторым интуитивно приписываемым культуре, при
любом истолковании термина, чертам. Лотман указывает лишь на две из них.
«Во-первых, в основу всех определений положено убеждение, что культура
имеет признаки. При кажущейся тривиальности этого утверждения оно наделено
не лишенным значения содержанием: из него вытекает утверждение, что
культура никогда не представляет собой универсального множества, а лишь
некоторое определенным образом организованное подмножество. Она никогда не
включает в себя всё, образуя некоторую особым образом отгороженную
сферу»[16].
Культура мыслится лишь как участок, замкнутая область на фоне не-
культуры. Характер противопоставления будет меняться: не-культура может
представать как непричастность к определенной религии, некоторому знанию,
некоторому типу жизни и поведения. Но всегда культура будет нуждаться в
таком противопоставлении. При этом именно культура будет выступать как
маркированный член оппозиции. Во-вторых, все многообразие отграничений
культуры от не-культуры, по сути дела, сводится к одному: на фоне не-
культуры культура выступает как знаковая системы. В частности, будем ли мы
говорить о таких признаках культуры, как «сделанность» (в антитезе
«природности»), «условность» (в антитезе «естественности» и
«безусловности»), способность конденсировать человеческий опыт (в отличие
от природной первозданности), — во всех случаях мы имеем дело с разными
аспектами знаковой сущности культуры.
Показательно, что смена культур (в частности, в эпохи социальных
катаклизмов) сопровождается обычно резким повышением семиотичности
поведения (что может выражаться даже в изменении имен и названий), причем и
борьба со старыми ритуалами может принимать сугубо ритуализованный
характер. В то же время не только введение новых форм поведения, но и
усиление знаковости (символичности) старых форм может свидетельствовать об
определенном изменении типа культуры.
«Так, если деятельность Петра в России в большей степени свелась к
той борьбе со старыми ритуалами и символами, которая на деле выразилась в
создании новых знаков (например, отсутствие бороды стало столь же
обязательным, как ранее ее наличие, ношение платья иностранного покроя
стало столь же непременным, как ранее — ношение русской одежды', и т. д. и
т. п.), то деятельность Павла выразилась в резком усилении знаковости уже
имеющихся форм, в частности, в повышении их символического характера (ср.
увлечение в это время генеалогической символикой, символикой парадов,
языком церемониала и т. п., а с другой стороны — борьбу со словами,
звучавшими как символы иной идеологии; ср. еще такие подчеркнуто
символические акты, как выговор умершему, вызов государей на дуэль и т.
п.)»[17]. (Можно также вспомнить, что Ср. специальные петровские указы о
форме платья, которое делалось обязательным для ношения. Так, в 1700 г.
предписывалось носить платье венгерского образца, в 1701 г. — немецкого, в
1702 г. — в праздничные дни назначалось носить французские кафтаны;.
Соответственно в 1714 г. петербургских торговцев, продававших русское
платье неуказанного образца, велено было бить кнутом и ссылать на каторгу,
а в 1715 г. было велено ссылать на каторгу тех, кто будет торговать
гвоздями для подковки сапогов и башмаков. С другой стороны, протесты против
иностранного платья как в допетровское время, так и у старообрядцев,
которые выступают как носители допетровской культуры (заметим, что
старообрядцы и до наших дней могут сохранять одежду допетровского покроя,
употребляя ее при богослужении; еще более архаичной может являться у них
похоронная одежда — Нетрудно видеть, что сам характер отношения к знаку и
общий уровень семиотичности культуры до Петра и при нем в данном случае
остается одним и тем же).
Одним из наиболее существенных вопросов является отношение культуры к
естественному языку.
При всей целесообразности противопоставления первичной и вторичной
моделирующих систем (без такого противопоставления невозможно выделить
специфику каждой из них), уместно было бы подчеркнуть, что в реально-
историческом функционировании языки и культура неотделимы: невозможно
существование языка (в полнозначном понимании этого слова), который не был
бы погружен в контекст культуры, и культуры, которая не имела бы в центре
себя структуры типа естественного языка.
В порядке научной абстракции можно представить себе язык как
изолированное явление. Однако в реальном функционировании он влит в более
общую систему культуры, составляет с ней сложное целое. Поэтому «основная
«работа» культуры, как мы постараемся показать, — в структурной организации
окружающего человека мира. Культура — генератор структурности, и этим она
создает вокруг человека социальную сферу, которая, подобно биосфере, делает
возможной жизнь, правда не органическую, а общественную»[18].
Но для того чтобы выполнить эту роль, культура должна иметь внутри
себя структурное «штампующее устройство». Его-то функцию и выполняет
естественный язык. Именно он снабжает членов коллектива интуитивным
чувством структурности, именно он своей очевидной системностью (по крайней
мере, на низших уровнях), своим преображением «открытого» мира реалий в
«закрытый» мир имен заставляет людей трактовать как структуры явления
такого порядка, структурность которых, в лучшем случае, не является
очевидной[19]. При этом оказывается, что в целом ряде случаев
несущественно, является ли то или иное смыслообразующее начало структурой в
собственном значении. Достаточно, чтобы участники коммуникации считали его
структурой и пользовались им как структурой, для того чтобы оно начало
обнаруживать структуроподобные свойства. Понятно, как важно наличие в
центре системы культуры такого мощного источника структурности, как язык.
Презумпция структурности, вырабатываемая в результате навыка
языкового общения, оказывает мощное организующее воздействие на весь
комплекс коммуникативных средств. Таким образом, вся система сохранения и
передачи человеческого опыта строится как некоторая концентрическая
система, в центре которой расположены наиболее очевидные и последовательные
(так сказать, наиболее структурные) структуры. «Ближе к периферии
располагаются образования, структурность которых не очевидна или не
доказана, но которые, будучи включены в общие знаково-коммуникативные
ситуации, функционируют как структуры. Подобные квазиструктуры занимают в
человеческой культуре, видимо, очень большое место. Более того, именно
определенная внутренняя неупорядоченность, не до конца организованность
обеспечивает человеческой культуре и большую внутреннюю емкость, и
динамизм, неизвестные более стройным системам»[20].
Мы понимаем культуру как ненаследственную намять коллектива,
выражающуюся в определенной системе запретов и предписаний. Эта
формулировка, если с ней согласиться, предполагает некоторые следствия.
Прежде всего, из сказанного следует, что культура по определению есть
социальное явление. Это положение не исключает возможности индивиду..
альной культуры, в случае, когда единица о
| |  скачать работу |
Логика динамических систем |
