Мастер и Маргарита
елают, да и делать ничего
не могут, потому что ничего не смыслят в том, что им поручено. Начальству
втирают очки!»
«Машину зря гоняет казенную! – наябедничал и кот, жуя гриб».
Поскольку ничего человеческого в Степане Богдановиче Лиходееве более
не осталось, неудивительно, что Воланд и его свита занимают его жизненное
пространство.
Вот «дочеловеческое» проявляет себя с такой обнаженностью в Варьете:
это полигон страстей, выплеснувшихся, откровенных, все более бесстыдных.
Но и там прорывается человеческое (женский голос о Жорже Бенгальском:
«Пожалейте его!»).
Рядом с этим эпизодом можно поставить лишь бал у Сатаны: та же
вакханалия низких страстей, сцены, воплощающие обывательские «идеальные»
представления о «сладкой жизни», «красивой жизни», то есть жизни, полностью
лишенной духовного содержания, своего рода «рай для подонков».
Дьявол демонстрирует здесь свои достижения – толпы убийц,
растлителей, завоевателей, преступных любовников, отравителей, вообще,
насильников всех видов. Гости бала – воплощение «зла», нелюди всех эпох,
превыше всего ставящие свои эгоистические устремления, готовые на любое
преступление ради утверждения своей злой воли. Бал Воланда – взрыв самых
исступленных желаний, безграничных прихотей, взрыв яркий, фантастический,
пестрый – и оглушающий этой пестротой, одурманивающий своим, в конце
концов, однообразием.
Рисуя все эти бескрайние и гулкие залы, «роскошные» бассейны с
шампанским, оркестры и обезьяньи джазы, эти каскады света, Булгаков вдруг
язвительно надо всем этим усмехается: «Хохот звенел под колоннами и гремел,
как в бане». Сравнение это сразу делает картину сатанинского веселья
снижено - пошлой, буднично-заурядной.
Одной из главных мишеней очистительной работы Воланда становится
самодовольство рассудка, в особенности рассудка атеистического, сметающего
с пути заодно с верой в бога всю область загадочного и таинственного. С
наслаждением отдаваясь вольной фантазии, расписывая фокусы, шутки и
перелеты Азазелло, Коровьева и кота, любуясь мрачным могуществом Воланда,
автор посмеивается над уверенностью, что все формы жизни можно расчислить и
спланировать, а процветание и счастье людей ничего не стоит устроить -
стоит только захотеть. Сохраняя доверие к идее Великой Эволюции, Булгаков
сомневается в возможности штурмом обеспечить равномерный и однонаправленный
прогресс. Его мистика обнажает трещину в рационализме. Он осмеивает
самодовольную кичливость рассудка, уверенного в том, что, освободившись от
суеверий, он создаст точный чертеж будущего, рациональное устройство всех
человеческих отношений и гармонию в душе самого человека. Здравомыслящие
литературные сановники вроде Берлиоза, давно расставшись с верой в бога, не
верят даже в то, что им способен помешать, поставить подножку его
величество случай. Несчастный Берлиоз, точно знавший, что будет делать
вечером на заседании Массолита, всего через несколько минут гибнет под
колесами трамвая.
Так и Понтий Пилат в «евангельских главах» романа кажется себе и
людям человеком могущественным. Но проницательность Иешуа поражает
прокуратора не меньше, чем собеседников Воланда странные речи иностранца
на скамейке у Патриарших прудов. Самодовольство римского наместника, его
земное право распоряжаться жизнью и смертью других людей впервые поставлено
под сомнение. Пилат решает судьбу Иешуа. Но по существу Иешуа - свободен, а
он, Пилат, отныне пленник, заложник собственной совести. И этот плен,
который длится двенадцать тысяч лун, - наказание временному и мнимому
могуществу.
В противоположность калейдоскопу мистики и чудес в главах о
современной Москве, сцены в Ершалаиме абсолютно реальны. В утреннем и
предвечернем освещении очертания людей и предметов точны и четки, будто
смотришь на них сквозь идеально прозрачное стекло.
История Иешуа Га-Ноцри лишь в самом начальном варианте романа имела
одного рассказчика-дьявола. Поощряемый недоверием собеседников на скамейке,
Воланд начинает рассказ как очевидец того, что случилось две тысячи лет
назад в Ершалаиме. Кому, как не ему, знать все: это он незримо стоял за
плечом Пилата, когда тот решал судьбу Иешуа. Но рассказ Воланда был
продолжен уже как сновидение Ивана Бездомного на больничной койке. А дальше
эстафета передается Маргарите, читающей по спасенным тетрадям фрагменты
романа Мастера о смерти Иуды и погребении. Три точки зрения, а картина
одна, хоть и запечатленная разными повествователями, но именно оттого
трехмерная по объему. В этом как бы залог неоспоримой достоверности
случившегося.
Надо сказать, что при написании романа Булгаков пользовался
несколькими философскими теориями: на них были основаны некоторые
композиционные моменты, а так же мистические эпизоды и эпизоды ершалаимских
глав. Писатель большинство идей позаимствовал у украинского философа 18
века Григория Сковороды, (труды которого изучил досконально). Так, в романе
происходит взаимодействие трех миров: человеческого (все люди в романе),
библейского (библейские персонажи) и космического (Воланд и его свита).
Сравним: по теории «трех миров» Сковороды, самый главный мир – космический,
Вселенная, всеобъемлющий макрокосм. Два других мира – частные. Один из них
– человеческий, микрокосм; другой – символический, т.е. мир библейский.
Каждый из трех миров имеет две «натуры»: видимую и невидимую. Все три мира
сотканы из добра и зла, и мир библейский выступает у Сковороды как бы в
роли связующего звена между видимыми и невидимыми натурами макрокосма и
микрокосма. У человека имеются два тела и два сердца: тленное и вечное,
земное и духовное, и это означает, что человек есть «внешний» и
«внутренний». И последний никогда не погибает: умирая, он только лишается
своего земного тела. В романе «Мастер и Маргарита» двойственность
выражается в диалектическом взаимодействии и борьбы добра и зла (это
является главной проблемой романа). По тому же Сковороде, добро не может
существовать без зла, люди просто не будут знать, что это добро. Как сказал
Воланд Левию Матвею: «Что бы делало твое добро, если бы не существовало
зла, и как бы выглядела земля, если бы с нее исчезли все тени?». Должно
быть некое равновесие между добром и злом, которое в Москве было нарушено:
чаша весов резко склонилась в сторону последнего и Воланд пришел, как
главный каратель, чтобы восстановить его.
Один из ярких парадоксов романа заключается в том, что, изрядно
набедокурив в Москве, шайка Воланда в то же время возвращала к жизни
порядочность, честность и жестоко наказывала зло и неправду, служа как бы
тем самым утверждению тысячелетних нравственных заповедей. Воланд разрушает
рутину и несет наказание пошлякам и приспособленцам. И если еще его свита
предстает в личине мелких бесов, неравнодушных к поджогам, разрушению и
пакостничеству, то сам мессир неизменно сохраняет некоторую величавость. Он
наблюдает булгаковскую Москву как исследователь, ставящий научный опыт,
словно он и впрямь послан в командировку от «небесной канцелярии». В
начале книги, дурача Берлиоза, он утверждает, что прибыл в Москву для
изучения рукописей Герберта Аврилакского, - ему идет роль ученого,
экспериментатора, мага. А полномочия его велики: он обладает привилегией
наказующего деяния, что никак не с руки высшему созерцательному добру. К
услугам такого Воланда легче прибегнуть и отчаявшейся в справедливости
Маргарите. «Конечно, когда люди совершенно ограблены, как мы с тобой -
делится она с Мастером, - они ищут спасения у потусторонней силы».
Одна из самых загадочных фигур романа «Мастер и Маргарита»,
безусловно, Мастер, историк, сделавшийся писателем. Сам автор назвал его
героем, но познакомил с ним читателя только в 13 главе. Многие
исследователи не считают Мастера главным героем романа. Другая загадка –
прототип Мастера. Существует множество версий по этому поводу. Вот три
самых распространенных из них.
Мастер – во многом автобиографический герой. Его возраст в момент
действия романа («человек примерно тридцати восьми» предстает в лечебнице
перед Иваном Бездомным) – это в точности возраст Булгакова в мае 1929г.
Газетная кампания против Мастера и его романа о Понтии Пилате напоминает
газетную кампанию против Булгакова в связи с повестью «Роковые яйца»,
пьесами «Дни Турбиных», «Бег», «Зойкина квартира», «Багровый остров» и
романом «Белая гвардия». Сходство Мастера и Булгакова еще и в том, что
последний, несмотря на литературную травлю, не отказался от своего
творчества, не стал «запуганным услужающим», конъюнктурщиком и служил
настоящему искусству. Так и Мастер создал свой шедевр о Понтии Пилате,
«угадал» истину, посвятил жизнь чистому искусству – единственный из
московских деятелей культуры не писал на заказ, о том, «что можно».
Вместе с тем, у Мастера много и других, самых неожиданных прототипов.
Его портрет: «бритый, темноволосый, с острым носом, встревоженными глаз
| | скачать работу |
Мастер и Маргарита |