Мифология в литературе
значение, форма и содержание неразрывны. В
Литературном энциклопедическом словаре находим тому подтверждение:
«...мифический образ...содержательная форма, находящаяся в органическом
единстве со своим содержанием, - символ».[29] Лосев также подчеркивает, что
миф не схема или аллегория, а символ, в котором встречающиеся два плана
бытия неразличимы и осуществляется не смысловое, а вещественное, реальное
тождество идеи и вещи.
Известно высказывание Барта о том, что миф разрабатывает вторичную
семиологическую систему, не желая ни раскрыть, ни ликвидировать понятие, он
его натурализует. Символ у символистов, с его «верностью земле», также
натурализует понятие, в котором, однако, смысл не исчерпывается самой
«вещественностью». Леви-Строс считает, что именно своей неизменной
структурой миф выполняет свою символическую функцию. Известно также
множество высказываний, сближающих понятия символ и миф, указывающих на
символическое значение мифа. Подобное встречаем у Кассирера, трактующего
миф как замкнутую символическую систему (миф - символическая форма,
посредством которой человек упорядочивает окружающий его хаос); вообще
символическая школа трактовала мифы как символы, в которых древние жрецы
запрятали свою мудрость; Барт в своих работах по мифологии утверждает, что
миф имеет символическое значение; Мелетинский, говоря о литературе
двадцатого века, замечает, что мифология в ней воспринимается как
прелогическая символическая система, отмечая тем самым, что мифология
исконно символична.
Связь мифа и символа усматривается нами и в самих функциях мифа и
символа: миф и символ передают чувства, то, что нельзя «изречь».
Подтверждение тому находим у Барта: «...в мифическом понятии заключается
лишь смутное знание, образуемое из неопределенно-рыхлых ассоциаций», то же
справедливо можно отнести и к символу; «...обыкновенно миф предпочитает
работать с помощью скудных образов, где смысл уже достаточно обезжирен и
препарирован для значения, - таковы, например, карикатуры, пародии, символы
и т.д.».[30]
Если рассматривать миф и символ с точки зрения соотношения в них общего и
единичного - тоже можно найти сходство. По мнению Шеллинга, мифология
создает в особенном всю божественность общего, символ же - это синтез с
полной неразличимостью общего и особенного в особенном.
Последний пункт сходства объясняет все предыдущие: миф и символ связаны
не только структурно, семантически, функционально, но и генетически. Многие
исследователи обращали на это свое внимание. Например, Потебня говорит о
метафорической (символической) природе мифа, Сарычев утверждает: «Символ
неизбежно приводит к мифу, миф вырастает из символа. Символическое
искусство обязательно искусство мифотворческое»[31], Ильев также
соглашается с тем, что символизм мифологии изначален: «Миф прорастает из
символа. Символ - ядро мифа. Эмблематический ряд не только ведет читателя к
символу, но и творит миф, опираясь на подсознание читателя».[32] Этого же
мнения придерживаются сами символисты: «В круге искусства символического
символ естественно раскрывается как потенция и зародыш мифа. Органический
ход развития превращает символизм в мифотворчество» (В. Иванов).[33]
Природа символа и мифа одна - это субъективное переживание реальной
действительности. Такая тесная природная взаимосвязь не может не привести к
функциональной зависимости символа и мифа: только в процессе развертывания
символического ряда реализуется миф, но символ может осуществиться только в
русле мифа. Из этого следует, что «в искусстве символизма категория символа
и мифа - две универсальные категории, без которых немыслимы...конкретные
произведения».[34]
Глубинное сходство мифа и символа привело даже к утверждению (см.
Литературный энциклопедический словарь), что существует опасность полного
размывания границ между мифом и символом.
Тем не менее границы между мифом и символом пока существуют. Мифический
образ не означает нечто, он есть это «нечто», символ же несет в себе
знаковость, следовательно, нечто означает. Именно условный характер символа
отличает его от мифа. Идейно-образная сторона символа связана с
изображаемой предметностью только в отношении смысла, а не
субстанционально. Миф вещественно отождествляет отображение и отображаемую
в нем действительность. Этой точки зрения придерживается такой авторитетный
ученый как Лосев: «...все феноменально и условно трактованное в аллегории,
метафоре, символе, становится в мифе действительностью в буквальном смысле
слова...»[35]
Вторая причина, по которой символисты используют миф, своими корнями
уходит глубоко в философию символизма как миропонимания. Одной из ведущих
идей символистов является идея всеединства (почерпнутая в философии Вл.
Соловьева). Под «всеединством» у символистов подразумевалось «братское
общение, непрерывный духовно-прибыльный обмен, осуществление «истинной
жизни» в «другом как в себе». Посредником такого братского общения между
символистами и народом являлся миф. Символисты хорошо осознавали
оторванность культурного слоя от народа и пытались преодолеть ее. Их мечтой
было создание народной символической поэзии. Наверное поэтому символ
заговорил о «неличном», в том числе о начале «соборном», о приобщении к
народной душе, а миф, диалектически связанный с символом и близкий народу,
стал орудием этого приобщения. Попытки учиться у народа истинам
иррационального познания (мы уже говорили о том, что миф способен выражать
заложенные в коллективном подсознании «идеи») тоже существовали. Например,
Вячеслав Иванов в свое время выдвинул практическую программу мифотворчества
и возрождения «органического» народного мироощущения с помощью
мистериального творчества. Таким образом, ясно, что миф становится как бы
связующим звеном: во-первых, между поэтом и народом (ведь «важнейшая
функция мифа и ритуала состоит в приобщении индивида к социуму, во
включение его в общий круговорот жизни...»); во-вторых, между народом и
поэзией («народ именно через миф становится создателем искусства»). В этом
как раз и заключается тот духовно-прибыльный обмен, о котором мечтают
символисты, в этом должна была отчасти проявиться идея «всеединства» Вл.
Соловьева.
Использование мифа также обусловлено стремлением символистов выйти за
социально-исторические и пространственно-временные рамки ради выявления
общечеловеческого содержания. Переосмысливая события недавнего прошлого
Брюсов в статье «Вчера, сегодня и завтра русской поэзии» пишет о том, что
стремление символистов к идеям «общечеловеческим в период расцвета
углубляло и усложняло эту поэзию»[36]. Символисты пользуются мифом как
способом выражения своих идей, подобно тому как мифы были способом
выражения идей в эпоху «детства человечества» (миф как своего рода
иероглифический язык). Позиция Брюсова касательно данного вопроса совпадает
с позицией символистов в целом. Следует отметить, что Брюсов в ранние
периоды творчества видел назначение поэзии в «исследовании тайн
человеческого духа», а позднее заявлял, что она должна «сознательно стать
выразителем переживаний коллективных». С этой точки зрения миф используется
как инструмент, с помощью которого поэт проникает в историю человеческого
духа, он же (миф) является выражением коллективных переживаний. Миф близок
Брюсову и как своеобразная модель мира. Говоря о задачах искусства в статье
«О искусстве», Брюсов провозглашает: «Пусть как к цели художник стремится к
тому, чтобы воссоздать весь мир в своем истолковании».[37]
Миф у символистов тесно связан с современностью. Мир архаики и мир
цивилизации объясняют друг друга. Брюсов отмечает умение символистов
«художественно воплощать вопросы современности в фигурах истории и в
образах народных сказаний (мифы)»[38] (заметим, что здесь Брюсов не видит
функционального отличия между мифологическими и историческими элементами;
это еще раз подтверждает наше мнение о возможности рассматривать элементы
истории не вычленяя их из элементов мифологии). Воплощая вопросы
современности в фигурах истории и мифологии, символисты преследуют
несколько целей:
1. Найти образец утерянной гармонии (согласно Элиаде одна из функций мифа -
установить пример, достойный подражания).
2. Миф как живая память о прошлом способен излечить недуги современности.
«...мифология способствует преобразованию мира...», - утверждает
Барт.[39] По всей видимости, символисты придерживаются той же точки
зрения. Посредством воссоздания мифа в своем сознании современный
человек, представитель «бестрепетных» времен, может убедиться, какая
здоровая, полная жизни, первозданная почва скрывается под густым слоем
его «цивилизации». В прообразах прошлого символисты видели будущее
человечества. Представление о терапевтической силе памяти характерно для
мифологического мышления. Элиаде говорит о том, что «исцеление», а
следовательно, и решение проблемы бытия, становится возможным через
память об изначальном
| | скачать работу |
Мифология в литературе |