Московские страницы в лирике А. Ахматовой и О.Мандельштама
ившегося в конце XIX и пожившего более половины XX в., вторяла трагизм
эпохи. Наверное, ее судьба и не могла быть другой, потому что, живя в это
противоречивое время, она оставалась собой, не желая подлаживаться ни под
какие обстоятельства. В результате ее внутренняя несломленность и
независимость оборачивались в отношениях с людьми и обществом драмой.
У Ахматовой не было в общепринятом понимании постоянного жилья:
неуютные и необжитые квартиры, чаще просто комнаты менялись образно
обстоятельствам, нередко она жила у друзей.
Единственный сын Ахматовой Лев Николаевич Гумилев в детстве
воспитывался у бабушки. А будучи взрослым человеком, двадцать шесть лет (с
перерывом на время войны, когда он был на фронте) находился в сталинских
тюрьмах и в лагерях, что доставляло ей большие страдания. И даже после
смерти Анны Ахматовой ее тело было погребено не сразу: она умерла в
санатории под Москвой и только после прощания в Москве и в Ленинграде ее
похоронили под Ленинградом на кладбище в Комарове.
А. А. Ахматова родилась в Одессе, окончила гимназию в Киеве, жила
значительное время в Царском Селе, однако большую часть жизни провела в
Петербурге — Петрограде — Ленинграде. В Москве бывала лишь наездами.
Все в Москве пропитано стихами,
Рифмами проколото насквозь,— писала Ахматова.
За ландышевый май
В моей Москве стоглавой
Отдам я звездных стай
Сияние и славу.
В Москве есть около 100 домов, где она жила или гостила, навещая
друзей.
Строки из предисловия поэта М. Кузмина к первому сборнику Анны
Ахматовой «Вечер», вышедшему в Петербурге в 1912 г., могут адресовать нас к
памятным местам Москвы, связанным с ее именем: «...Эти конкретные осколки
нашей жизни мучают и волнуют нас больше, чем мы этого ожидали, и, будто не
относясь к делу, точно и верно ведут нас к тем минутам, к тем местам, где
мы любили, плакали, смеялись и страдали — где мы жили». Жила и страдала
она, а стихи Ахматовой так прочно вошли в наше сознание, что как бы стали
частью нашего духа, и поэтому столь близки нам эти памятные места.
Петербурженка Ахматова, будучи уже автором сборников «Вечер», «Четки»
и «Белая стая», появляется в Москве в 1918 г. Шел первый год революции.
Понять отношение к ней Ахматовой помогают ее стихи:
Мне голос был. Он звал утешно,
Он говорил: «Иди сюда,
Оставь свой край глухой и грешный,
Оставь Россию навсегда.
Я кровь от рук твоих отмою,
Из сердца выну черный стыд,
Я новым именем покрою.
Боль поражений и обид».
Но равнодушно и спокойно
Руками я замкнула слух,
Чтоб этой речью недостойной
Не осквернился скорбный дух.
Блок, познакомившись с этим стихотворением, говорил: «Ахматова права».
В Москве Ахматова поселилась в тихом, находящемся близко от центра
районе, примыкающем к улице Арбат. Параллельно Москве-реке идет улица
Остоженка. Между нею и Пречистенской набережной стоят остатки бывшего
Зачатьевского монастыря, основанного царем Федором Иоанновичем в 1584 г.
Сохранились надвратная (монастырская церковь Спаса конца XVII в. и
фрагменты стен. Этот монастырь Анна Ахматова видела, так как жила в доме 3
(не сохранился) в 3-м Зачатьевском переулке с осени 1918.г. по январь 1919
г. Вспоминаются ее строчки:
Переулочек, переул…
Горло петелькой затянул.
Поэтесса так запечатлела в стихотворении «Третий Зачатьевский»,
датированном 1922 г., окружавший ее городской пейзаж:
Как по левой руке — пустырь,
А по правой руке — монастырь
А напротив— высокий клен
Ночью слушает долгий стон.
Жила она здесь не одна, а со вторым мужем Владимиром Казимировичем
Шилейко. Он был богато одаренной натурой, талантливым ученым-ассирологом.
Его изыскания в области ассирологии были столь ценны, что один французский
ученый писал: «Нам скоро придется изучать русский язык в связи с Вашими
работами». В анкете, заполненной Шилейко в 1926 г., он ответил, что владеет
40 языками. В 1918 г. он был принят ассистентом в Эрмитаж, в 1919 г. стал
профессором Петроградского археологического института и действительным
членом Российской Академии материальной культуры. Поэтесса и талантливый
ученый поженились в 1918 г. и прожили вместе 3 года. Впоследствии Анна
Андреевна писала: «Три года голода Владимир Казимирович был болен. Он безо
всего мог обходиться, но только не без чая и курева. Еду мы варили редко —
нечего было и не в чем. Если бы я дальше прожила с В. К., я тоже разучилась
бы писать стихи...». Анна Андреевна сохранила хорошие отношения со своим
бывшим мужем. Он умер в 1930 г. в возрасте сорока лет. За два года до
смерти Шилейко Ахматова писала ему: «26 ноября 1928 года. Милый друг,
посылаю тебе мои стихотворения. Если у тебя есть время сегодня вечером—
посмотри их. Многое я уже изъяла — очень уж плохо. Отметь на отдельной
бумажке то, что ты не считаешь достойным быть напечатанным. Завтра зайду.
Прости, что беспокою тебя. Твоя Ахматова».
И Ахматова, и Шилейко были петроградцами, но у Шилейко была комната и
в Москве, на Пречистенке, во флигеле дома 21 — бывшего дома князей
Долгоруковых, в котором ныне располагается Академия художеств России, а в
ту пору, начиная с 1919 г., находился 2-й Музей нового западного искусства.
В Москве жили многие друзья Анны Андреевны; среди них особое место
занимал поэт Осип Эмильевич Мандельштам, с которым у нее существовала
большая духовная близость. О Мандельштаме Ахматова сказала: «Это первый
поэт XX века». Он жил в левом флигеле Дома Герцена на Тверском бульваре,
25. Здесь в 1920-е— 1930-е гг. находилось писательское общежитие. Анна
Ахматова бывала здесь в 1932—1933 гг. в семье Мандельштамов. Широко
известны стихотворения, посвященные ей Мандельштамом в 1917 г.,—«Я не искал
в цветущие мгновенья» («Кассандра»), «Твое чудесное произношенье», «Что
поют часы-кузнечики».
Мандельштама, ни в чем не повинного человека, выслали на Колыму, но он
на пути туда умер 27 декабря 1938 г. в районе Владивостока. Анна Ахматова
всю жизнь дружила с его вдовой Надеждой Яковлевной (1899—1980), кандидатом
филологических наук, специалистом по западноевропейской литературе.
Многие друзья Ахматовой вспоминали, что в годы сталинских репрессий
она боялась давать друзьям свои автографы, так как не хотела подводить
людей, ибо знала, что за ней следят, что в ее квартире подключен для
подслушивания микрофон. Она была лишена возможности печататься. Конец 1930-
х гг. был самым тяжелым временем ее жизни. Отражением этих страданий явился
ее «Реквием». Многие тогда находились в состоянии загнанности, в основном
это были люди критически мыслящие, и их боялись представители власти,
поэтому спешили их изолировать и уничтожить. Среди неугодных был и Борис
Леонидович Пастернак, с которым Ахматову связывало многое. Оба были
самостоятельно мыслящими людьми и настоящими патриотами. Для Ахматовой,
пережившей ужас ленинградской блокады, и для Пастернака, выезжавшего
выступать перед бойцами на фронт, победный 1945 год стал счастливым годом.
Ее биограф В. Я. Виленкин в книге «В сто первом зеркале» пишет: «Эта первая
послевоенная весна стала весной ахматовых триумфов в Москве. Один за другим
с огромным успехом проходили вечера встреч группы приехавших из Ленинграда
поэтов с московскими поэтами. В конце первого отделения обычно выступала
Ахматова, в начале второго — Пастернак. На эстраде они сидели рядом».
Первый вечер состоялся в Колонном зале Дома союзов (Большая Дмитровка,
1).
Н.Роскина, исследовательница творчества Ахматовой, близко ее знавшая,
вспоминает: «Для самой Ахматовой в ее уединении и одиночестве был
неожиданным тот взрыв любви и восхищения, которым ее одарили москвичи на
знаменитом вечере в Колонном зале в 1946 году, когда она читала стихи
вместе с Пастернаком. (...) Ахматова была в черном платье, на плечах —
белая с кистями шаль. Держалась она на эстраде великолепно, однако заметна
была скованность и какая-то тревога».
Тревога была обоснованной. Одной из самых больших бед в жизни
Ахматовой были последствия от принятого 14 августа 1946 г. постановления ЦК
ВКП(б) «О журналах «Звезда» и «Ленинград», в котором были, в частности, и
такие строки: «Абсолютно правильно указание ЦК то, что правление ССП[6] и
его Председатель тов. Н. Тихонов не приняли никаких мер для улучшения
работы журналов «Звезда» и «Ленинград» и не только не вели борьбы с
вредными влияниями Зощенко, Ахматовой и им подобных несоветских писателей
на советскую литературу, но даже попустительствовали проникновению в
журналы чуждых советской литературе тенденций и нравов, систематическое
появление на страницах журналов — органов Союза писателей пошлых и
злобных пасквилей Зощенко на советских людей и советские порядки,
печатание пустых, безыдейных стихов Ахматовой, пропитанных духом
упадничества и пессимизма, явилось прямым содействием
бездеятельности правления Союза писателей, отсутствия большевистской
принципиальности, политическ
| |  скачать работу |
Московские страницы в лирике А. Ахматовой и О.Мандельштама |
