Московские страницы в лирике А. Ахматовой и О.Мандельштама
ой остроты и ответственности за порученное
дело». Но самым ужасным для Ахматовой было то единодушие писателей, с
которым они присоединились к этому мнению. Однако в этом стройном хоре не
было голоса Пастернака. Два больших поэта, прекрасно понимая друг друга,
делили беды и радости. Одним из московских адресов Пастернака был
дом 14 на Волхонке (дом частично сохранился). Здесь Анна
Андреевна навещала его в 1934, 1935 гг. Другой адрес —
Лаврушинский переулок, 17 (кооперативный дом Союза писателей).
Очень трогателен в биографии обоих поэтов тот факт, что Пастернак
написал две рецензии на «Избранное» Ахматовой в августе 1943 г., когда он
вернулся из эвакуации из Чистополя. Эти рецензии должны были быть моральной
поддержкой поэтессе.
Но самым родным ее домом в Москве был дом 17 на Большой Ордынке, где
открыт Культурный центр им. А. А. Ахматовой, который планируют превратить в
музей-квартиру. Здесь поэтесса подолгу жила в 1938—1966 гг. в семье
писателя В. Е. Ардова и его жены Н. А. Ольшевской. В. Я. Виленкин
вспоминал, что «сюда приходили к ней все близкие друзья. Здесь назначались
важнейшие для нее московские деловые встречи, связанные с надеждами на
издание стихов.
Когда она здесь гостила, ардовский телефон работал вовсю (хотя Анна
Андреевна телефонных разговоров вообще не признавала и вела их лаконично,
только по необходимости); поток посетителей с трудом поддавался какой-либо
регламентации: в последние годы, помимо друзей и давних знакомых, побывать
у Ахматовой стремились еще очень и очень многие. Да она и сама, если
позволяло здоровье, много выезжала. Иногда расписание приемов и выездов
путалось, одно налезало на другое, и начиналось то, что Пастернак очень
образно называл «ахматовкой», имея в виду, очевидно, все вместе — и
встречи, и проводы, и беспрерывный поток посетителей, и телефон, и хаос в
комнатах, и общую приподнятую атмосферу дома, взбудораженного приездом Анны
Андреевны».
С Ардовыми она познакомилась еще в Нащокинском переулке, 3/5, в ныне
уже не существующем доме, на квартире Мандельштама. В 1935 г. в этом же
доме на квартире Михаила Афанасьевича Булгакова она составила прошение на
имя Сталина с просьбой освободить своего сына Льва Николаевича Гумилева и
своего третьего мужа — искусствоведа Николая Николаевича Лунина,
арестованных перед этим в Ленинграде.
Лев Николаевич был сыном Анны Андреевны от первого брака с Николаем
Степановичем Гумилевым (1886—1921) — ярчайшим поэтом; в 1910-е гг. он был
главой русского акмеизма. Для его стихов была характерна апология «сильного
человека», своеобразная романтичность, порой отстраненность от реальной
жизни. Его самые значительные сборники — «Огненный столп», «Костер», «Путь
конквистадоров». В 1921 г. Гумилев был расстрелян якобы как участник
контрреволюционного заговора, и его сын всю жизнь нес крест своего
происхождения.
Письмо, написанное на квартире М. А. Булгакова, через писательницу
Лидию Сейфуллину было передано секретарю ВЦИК Авелю Енукидзе. Ахматова
получила по телефону через помощника Сталина А. Поскребышева известие об
освобождении мужа и сына. 3 ноября 1935 г. они собрались все вместе. Так
что Ардовы были свидетелями трудных, порой невыносимо тяжких переживаний
поэтессы. Квартира на Ордынке давала ей, неприкаянному человеку, ощущение
дома. Анна Андреевна однажды сказала Роскиной, отвечая на вопрос, куда
потратить деньги: «Строить жилье. Жилье — это главное».
Здесь, на Большой Ордынке, 17, Ахматова встретилась с Мариной
Цветаевой. Это было за несколько недель до начала войны, в 1941 г. Так
случилось, что большой духовной близости между обеими поэтессами не
возникло, всегда между ними оставалась неперейденной какая-то душевная
грань.
Здесь, в этом доме на Большой Ордынке, 17, радовались ее триумфам,
наступившим уже в конце жизни: Ахматова в конце 1964 г. в Таормина (Италия)
получила литературную премию «Этна — Таормина». Весной 1965 г. в Оксфорде
ей присудили звание доктора литературы honoris cause, что является высокой
и редкой наградой для писателей. Известно, что рассматривался вопрос о
представлении ее к Нобелевской премии.
Круг московских друзей Ахматовой был широк. Среди них известные
литературоведы Э. Г. Герштейн, Н. Н. Глен, Л. Д. Стенич-Большинцова, М. С.
Петровых, у которых она жила подолгу в то время, когда из-за тяжелой
болезни Н. А. Ольшевской ее не могли принимать на Большой Ордынке.
Все детали быта поэтессы нам очень дороги, ведь они были фоном ее
творчества:
Когда б вы знали, из какого сора
Растут стихи, не ведая стыда...
Был еще один адрес в Москве, который нельзя не вспомнить: Никитский
бульвар, 25. Это угловой в конструктивистском стиле дом, где жила Е. С.
Булгакова — вдова писателя М. А. Булгакова. «Для Елены Сергеевны,— пишет
биограф Ахматовой В. Я. Виленкин,— Ахматова значила в жизни много, очень
много, и как поэт, и как человек. Особенно с того незабвенного для нее дня,
вскоре после смерти Михаила Афанасьевича, когда она пришла к ней совершенно
неожиданно, со своим стихотворением, посвященным его памяти (она включила
его в свой цикл «Венок мертвым»): «Вот это я тебе взамен могильных роз...»
Здесь они встретились в 1965 г. Встречались они и на квартире В. Я.
Виленкина (Курсовой переулок, 15). Из дневника Виленкина: «16 июля 1961. В
воскресенье (...) у меня: Ахматова, Елена Сергеевна Булгакова, Нина Дорлиак
и Д. Н. Журавлев. Обед».
С осени 1965 г. Ахматова снова в Москве. У нее возникла болезнь
сердца, ее положили в клиническую больницу им. С.П.Боткина, известную в
просторечии как Боткинская больница (2-й Боткинский проезд, 5).
Она рассказывала В. Я. Виленкину, что весной 1952 г. навещала здесь Б.
Пастернака. На площадке лестницы у окна он говорил ей о том, что не
боится смерти. Через 8 лет в той же палате лежала она. В.Я.Виленкин пишет:
«В январе 1966 года я увидел ее больничной палате — как оказалось
потом, в последний раз. Она уже давно лежала в Боткинской больнице, очень
медленно поправлялась после очередного инфаркта. (...) Ни на что не
жаловалась, с благодарностью перебирала всех, кто о ней заботится».
Ахматова была выписана из больницы в конце февраля 1966 г. Через
несколько дней она поехала в подмосковный санаторий, где 5 марта 1966 г. ее
не стало.
Москвичи прощались с Ахматовой 9 марта в ритуальном зале Института
скорой помощи им. Н.В.Склифосовского. На Большой Сухаревской площади, 3
находится ансамбль бывшего Странноприимного дома Шереметева, сооруженного в
1794— 1807 гг. по первоначальному проекту Дж. Кваренги, переработанному
архитектором Е. С. Назаровым. Фасад этого здания выходит на Садовое кольцо.
Другие дома городского научно-исследовательского института скорой
помощи им. Н. В. Склифосовского обращены в сторону проспекта Мира. Там и
находится ритуальный зал, где в мартовский влажно-снежный день 1966 г.
москвичи прощались с Анной Андреевной Ахматовой.
Ахматова писала о родной земле:
Но ложимся в нее и становимся ею.
Оттого и зовем так свободно,— своею.
Ее любовь к Родине была горделивой, достойной и величавой, как и сама
Ахматова:
Спокойной и уверенной любови
Не превозмочь мне в этой стороне:
Ведь капелька новогородской крови
Во мне — как льдинка в пенистом вине.
Вот в этой любви к Родине, подчас достигающей трагических высот, и
кроется, наверное, тайна вечности ее поэзии.
Но, несмотря на то, что Ахматова бывала в Москве достаточно часто,
стихов, посвященных столице не так уж много. Тем не менее, каждое ее
стихотворение, дает представление о том, что перешивала поэтесса в тот или
иной период свой жизни. Эти стихи невозможно разделить на какие-либо
группы, подобно московской лирике Мандельштама. Каждое стихотворение несет
свой, неповторимый образ Москвы. А отношение Ахматовой к городу меняется в
соответствии с событиями, происходившими в ее жизни. Для того чтобы понять,
какое значение для поэтессы имела Москва, несомненно, необходимо прибегнуть
к анализу ее лирики. Только таким образом возможно понимание душевного
состояния поэта, его переживаний, волнений…
Первое стихотворение «Третий Зачатьевский» было написано в 1922 году в
Петербурге. В нем Ахматова описывает тот период (с осени 1918.г. по январь
1919 г.), когда она жила в Москве.
Переулочек, переул…
Горло петелькой затянул.
Тянет свежесть с Москва-реки,
В окнах теплятся огоньки.
Покосился гнилой фонарь –
С колокольни идет звонарь.
Как по левой руке – пустырь,
А по правой руке – монастырь,
А напротив – высокий клен
Красным заревом обагрен.
А напротив – высокий клен
Ночью слушает долгий стон:
Мне бы тот найти образок,
Оттого что мой близок срок,
Мне бы снова мой черный платок
Мне бы невской воды глоток.
Для начала следует отметить, что поэтесса дает достаточно точное
описание той обстановки, которая окружала ее. Москва ассоциируется у нее с
удавкой. Ей нет места в этом городе, он чужд ей. Дата написания поясн
| |  скачать работу |
Московские страницы в лирике А. Ахматовой и О.Мандельштама |
