Отличительные черты русского менталитета
учение о
борьбе за существование как факторе эволюции. Чернышевский
указывает на то, что борьба за жизнь вследствие чрезмерного
размножения и недостатка пищи есть источник бедствий, ведущих к
вырождению, а не совершенствованию организма. Н. Я. Данилевский в
1885 году напечатал книгу «Дарвинизм», в которой привел ряд
убедительных возражений против учения Дарвина о факторах
эволюции. Сам он понимал эволюцию как следствие «органической
целестремительности», руководимой «разумной причиной».
Михайловский боролся против дарвинистов, применявших закон борьбы
за существование к жизни человеческого общества. Кн. П.
Кропоткин, географ и геолог, теоретик анархизма, написал книгу
«Взаимная помощь как фактор эволюции». В ней он доказывает, что
борьба за существование ведет не к совершенствованию, а к
переживанию более примитивных организмов. Взаимная помощь, широко
распространенная в природе, говорит он, есть более важный фактор
эволюции, содействующий совершенствованию организма.
Свобода духа, искание совершенного добра и в связи с этим
испытание ценностей ведут к тому, что у русского народа нет
строго выработанных, вошедших в плоть и кровь форм жизни. Самые
разнообразные и даже противоположные друг другу свойства и
способы поведения существуют в русской жизни. Бердяев
выразительно подчеркнул эту особенность русского народа. «Два
противоположных начала,– говорит он,– легли в основу формации
русской души: природная, языческая дионисическая стихия и
аскетически монашеское православие. Можно открыть противоположные
свойства в русском народе: деспотизм, гипертрофия государства и
анархизм, вольность; жестокость, склонность к насилию и доброта,
человечность, мягкость; обрядоверие и искание правды;
индивидуализм, обостренное сознание личности и безличный
коллективизм; национализм, самохвальство и универсализм,
всечеловечность; эсхатологически мессианская религиозность и
внешнее благочестие; искание Бога и воинствуюшее безбожие;
смирение и наглость; рабство и бунт» (Русская идея. С. 6).
Печально то, что иногда весьма противоположные свойства,
добрые и дурные, совмещаются в одном и том же русском человеке.
Дмитрий Карамазов сказал: «Широк человек, я бы сузил». Русский
историк С. Г. Пушкарев в статье «Two trends in the course of
Russianhistory» утверждает, что диапазон добра и зла в русской
жизни более велик, чем у других народов. Он начинает свою статью
ссылкой на былинный эпос, в котором противопоставлены высокая
степень добра и крайнее напряжение зла. Илья Муромец, по
благословению Христа, храбро защищает христианскую веру и борется
против злодеев. А в новгородских былинах воспет Васька Буслаев,
который «не верит ни в сон, ни в чох», собирает банду из тридцати
таких же, как он, беспутных людей и вместе с ними бесчинствует,
пьянствует, пирует, совершает убийства. Французский историк Моно
(Monod), который был женат на дочери Герцена и встречал много
русских людей, в письме к профессору Легра сказал о русском
народе: «Я не знаю народа более обаятельного; но я не знаю и
более обманчивого». Под «обманчивостью» Моно, очевидно, разумеет
непоследовательность поведения. Бердяев говорит: русским народом
«можно очароваться и разочароваться, от него всегда можно
ожидать неожиданностей, он в высшей степени способен внушать к
себе сильную любовь и сильную ненависть»[4].
ДОБРОТА.
К числу первичных, основных свойств русского народа
принадлежит выдающаяся доброта его. Она поддерживается и
углубляется исканием абсолютного добра и связанной с нею
религиозностью народа.
Доброта русского народа во всех слоях его высказывается,
между прочим, в отсутствии злопамятности. «Русские люди, –
говорит Достоевский,– долго и серьезно ненавидеть не умеют».
Нередко русский человек, будучи страстным и склонным к
максимализму, испытывает сильное чувство отталкивания от другого
человека, однако при встрече с ним, в случае необходимости
конкретного общения, сердце у него смягчается и он как-то
невольно начинает проявлять к нему свою душевную мягкость, даже
иногда осуждая себя за это, если считает, что данное лицо не
заслуживает доброго отношения к нему. Достоевский высоко ценит
жалостливость русского народа, выражающуюся в том, что простой
народ относится к преступникам как к «несчастным» и стремится
облегчить участь их, хотя и считает их заслуживающими наказания.
Златовратский хорошо объяснил это поведение народа. Без всяких
философских теорий народ сердцем чует, что преступление есть
следствие существовавшей уже раньше порчи в душе человека, и
преступный акт есть яркое обнаружение вовне этой порчи, само по
себе уже представляющее «кару» за внутреннее отступление от
добра.
Достоевский любит указывать на то, как русские солдаты
проявляли доброту на войне -в. отношении к неприятелю. Во время
Севастопольской кампании, пишет он, раненых французов «уносили на
перевязку прежде, чем своих русских», говоря: «Русского-то всякий
подымет, а французик-то чужой, его наперед пожалеть надо». «Разве
тут не Христос, и разве не Христов дух в этих просто душных и
великодушных, шутливо сказанных словах?» И во время русско-
турецкой войны 1877 – 1878 гг. солдат кормит измученного в бою и
захваченного в плен турка: «Человек тоже, хоть и не хрестьянин».
Корреспондент английской газеты, видя подобные случаи, выразился:
«Это армия джентльменов». Пушкарев в своей статье о большом
диапазоне добра и зла в русском народе приводит ценные цитаты о
поведении русских на войне из книг англичан – профессора Пэрса,
Мэкензи Уоллеса и Альфреда Нокса. Пэрс пишет о «простой доброте
русского крестьянина». «Эти качества подлинного русского народа
займут свое место среди лучших факторов будущей европейской
цивилизации». То же пишет и Уоллес: «Нет класса людей на свете
более добродушного и миролюбивого, чем русское крестьянство».
Нокс говорит: «Русское крестьянство существенно миролюбивое и
наименее империалистическое в мире»[5].
Солдаты Советской Армии нередко вели себя отвратительно –
насиловали женщин, грабили все, что нравилось им. Не только
солдаты, даже и офицеры отнимали у всех часы. Интересно, однако,
наблюдение профессора психологии Братиславского университета в
Словакии. Он встретил Советскую Армию в деревне, где жили его
родители, и близко наблюдал поведение русских солдат. «Они ведут
себя, как дети,– говорил он,– награбят много часов, а потом и
раздают их направо и налево».
Доброта – одно из основных свойств русского народа; поэтому
даже и бесчеловечный режим Советской власти не искоренил ее. Об
этом свидетельствуют иностранцы, наблюдавшие жизнь в СССР.
Австрийский немец Отто Бергер, бывший в России в плену в 1944 –
1949 гг., написал книгу «Народ, разучившийся улыбаться». Он
говорит, что, живя вблизи Можайска, пленные поняли, «какой особый
народ русский. Все рабочие, а особенно женщины, относились к нам
как к несчастным, нуждающимся в помощи и покровительстве. Иногда
женщины забирали нашу одежду, наше белье и возвращали все это
выглаженным, выстиранным, починенным. Самое удивительное было в
том, что сами русские жили в чудовищной нужде, которая должна
была бы убивать в них желание помогать нам, их вчерашним врагам».
Доброта русского человека свободна от сентиментальности, т.
е. от наслаждения своим чувством, и от фарисеизма: она есть
непосредственное приятие чужого бытия в свою душу и защита его,
как самого себя. Л. Толстой в «Анне Карениной» превосходно
изобразил характер князя Щербацкого, непосредственно доброго
человека, и его насмешливое отношение к пиетизму мадам Шталь.
Дочь его, Кити, говорит Вареньке, воспитаннице госпожи Шталь: «Я
не могу иначе жить, как по сердцу, а вы живете по правилам. Я вас
полюбила просто, а вы, верно, только затем, чтобы спасти меня,
научить меня!» (Ч. 11. Гл. 34 и 35). «Жизнь по сердцу» создает
открытость души русского человека и легкость общения с людьми,
простоту общения, без условностей, без внешней привитой
вежливости, но с теми достоинствами вежливости, которые вытекают
из чуткой естественной деликатности. «Жизнь по сердцу», а не по
правилам выражается в индивидуальном отношении к личности всякого
другого человека. Отсюда в русской философии вытекает интерес к
конкретной этике в противовес к законнической этике. Примером
может служить «Оправдание добра» Вл. Соловьева, книга
Вышеславцева «Этика Фихте», Бердяева «Назначение человека», Н.
Лосского «Условия абсолютного добра».
У русских и у всех славян высоко развито ценностное
отношение не только к людям, но и ко всем предметам вообще. Это
выражается в славянских языках в обилии уменьшительных,
увеличительных, уничижительных имен. Уменьшительные имена,
выражающие чувство нежности, особенно распространены и
разнообразны. Велико богатство их ля личных имен: Иван – Ваня,
Ванечка, Ванюша; Мария – Маня, Маша, Манечка, Машенька, Машутка.
Многие не личные имена
| |  скачать работу |
Отличительные черты русского менталитета |
