Поэзия природы: средства изобразительности и функции
сть, и напевность, свободу одновременно:
Сквозь волнистые туманы
Пробирается луна,
На печальные поляны
Льет печально свет она.
По дороге зимней, скучной
Тройка борзая бежит,
Колокольчик однозвучный
Утомительно гремит.
…Грустно, Нина : путь мой скучен,
Дремля смолкнул мой ямщик,
Колокольчик однозвучен,
Отуманен лунный лик.
Но все это не значит, что композиция, как и другие средства стиля,
подчиняется у Пушкина одному лишь закону строгости и симметрии. То есть они
подчиняются, но сама его стройность, строгость неизменно внутренне полна и
напряжена. «Сладкозвучие», музыка, бег, напевность пушкинского стиха
нередко сбивают с толку; он кажется только плавным и легким, тогда как на
деле он скрыто патетичен, конфликтен. Многие даже и сведущие люди
споткнулись на «простоте», мнимой бездумности и гладкости Пушкина. Играет
роль и то, что строки Пушкина уже «автоматизировались», в сознании стали
само собой разумеющимися.
Для пушкинской композиции нередко характерно прямое и четкое сопоставление
чисто человеческого и пейзажного планов. Пушкин любит природу, любит ее и в
вихре, и в покое; но неизменно природа для Пушкина – напоминание о
простоте, свободе, духовном пределе в самом человеке:
На холмах Грузии лежит ночная мгла,
Шумит Арагва предо мною.
Мне грустно и легко, печаль моя светла,
Печаль моя полна тобою,
Тобой, одной тобой
Унынья моего
Ничто не мучит, не тревожит,
И сердце вновь горит и любит — оттого,
Что не любить оно не может…
Бросается в глаза, что между описанием природы и остальной частью
стихотворения (выражением чувства) нет никакой логической связи. Однако
если мы попробуем отбросить пейзаж и начнем читать стихотворение с третьего
стиха (“Мне грустно и легко, печаль моя светла ”), то сразу станет ясно,
что выражение чувства не мотивировано пейзаж создает лирическое настроение
и тем самым подготавливает читателя к восприятию следующих строк. Третий
стих состоит из двух коротких предложении, каждое из которых — оксюморон
(соединение логически не сочетаемых, противоположных понятии) Читатель как
бы стоит перед загадкой если “мне грустно”, то почему одновременно и
“легко” Второй оксюморон не прибавляет ничего нового, а по смыслу повторяет
первый: если “печаль”, то почему “светла”?
...Синонимический повтор того же оксюморона усиливает напряжение' отчего
может быть такое странное сочетание чувств.
Переходу тихой нежности в бурную страсть, резкой смене словаря и
синтаксического строя соответствует и полное изменение структуры стиха...
Вместо спокойной симметричной композиции первого четверостишия — композиция
неуравновешенная, стих беспокойный... напевная стихотворная интонация
уступает место неровной, изменчивой, выражающей страстный, прерывистый
характер речи.
Нередко видим у Пушкина стихи, в которых природа, просторы мира и
мироздания будто и не названы прямо, но подразумеваются, составляют скрытый
фон; именно это часто дает опять-таки такую внутреннюю полноту и объемность
его внешне совершенно простой и строгой лирической композиции, его
художественной идеи:
Пора, мой друг, пора! Покоя сердце просит, -
Летят за днями дни, и каждый час уносит
Частичку бытия, а мы с тобой вдвоем
Предполагаем жить, и глядь, как раз умрем.
На свете счастья нет, но есть покой и воля.
Давно завидная мечтается мне доля –
Давно, усталый раб, замыслил я побег
В обитель дальнюю трудов и чистых нег.
Здесь ничего не сказано о полях, лесах и т.д.; но, читая эти
потетически-светлые строки, невольно видим человека, который стоит где-то,
положим, у парапета Невы в сером, каменном городе – и думает о любимой, и
представляет широкую степь, свою молодость, небо, простор; представляет,
возможно, так и не увиденную Италию, «адриатические волны».
Издавна имя Пушкина было в скрещении лучей при обсуждении вопроса о
так называемых «классическом» и «романтическом» началах в искусстве, о двух
генеральных принципах жизнеощущения и художественной организации материала.
Действительно, многими любимое и в старые, и в новые времена мнение, будто
Пушкин – это прежде всего «гармония» (в узком смысле), «классика»,
спокойствие, светлая созерцательность стройная радость, «нирвана», в
противовес стихии, опровергается, во-первых, самой практикой лирического
творчества как раннего, так и позднего Пушкина, а во-вторых – и самим
характером тех споров, которые шли по этой части вокруг его поэтики. Вообще
в литературе о Пушкине не раз напоминалось, что Пушкин писал не только «Я
вас любил…» и «На холмах Грузии…», но и
Мчатся тучи, вьются тучи;
Невидимкою луна
Освещаиет снег летучий;
Мутно небо, ночь мутна…
Домового ли хоронят,
Ведьму ль замуж выдают?..
(1830)
и многое другое в том же духе. Метод письма у Пушкина тут остается
«стройным», но жизнеощущение отчасти тяготеет к «хаосу». Но дело,
собственно, не в том, чтобы в пику сторонникам «дневного», «светлого»
Пушкина доказать, что Пушкин, наоборот, был «ночным» и «темным», а в том,
чтобы восстановить истину в ее рельефности.
Пушкин в данном случае гармоничен в высоком и философском значении
слова: он не боится «стихии», а одолевает ее, обретает над ней
художественную власть. Поэт всю жизнь сражался как раз с «классицизмом», а
отстаивал «истинный романтизм» против романтизма ложного. Это второе было
столь вразумительно, что мысль, традиция была немедленно подхвачена и в
какой-то степени держится до сих пор: мы внутренне очень различаем
романтизм как нечто дутое и фальшивое, как то, что «темно и вяло», - и
романтизм как порыв к высокому, как поиск духовного содержания человеческой
жизни, как личностное начало.
Пушкин – «одно в одном» «стихии» и «классики», подрыва и «нирваны»
(высшего созерцания): такова природа его гармонически-художественного
гения. Не ведать этого – исказить ведущую черту жизнеощущения, стиля
Пушкина. Конечно, каждый ищет и находит в Пушкине подтверждение своим
стилевым принципам, это естественно, это было и будет; но и исконным
характером исходного материала надо считаться. Универсальность,
многомерность – эти качества Пушкина ныне не должны быть забыты в пользу
более частных и плоских.
Заключение
Две "поэзии" - та, что пишется словами, и та, что таится в безмолвии
гор или в шуме морей, - есть, по сути, одна поэзия, говорящая двумя
языками: стихами и стихиями. Сама поэзия - это второе "я" природы, ответ на
ее потребность обрести язык. Поэзия не просто откликается на голоса
природы, вторит им, воплощает их в членораздельной речи, но сама стремится
стать частью природы
Поэзия в новое время выполняет отчасти ту функцию, которую в древности
выполняла мифология - представлять мир, создаваемый человеком, в его
гармонии с природой. Связи человека с природой теперь гораздо более
опосредованы культурой и цивилизацией, чем раньше, но соответственно
усложнился и язык поэзии. Каждая национальная литература имеет свою систему
излюбленных, устойчивых мотивов, характеризующих ее эстетическое
своеобразие.
Анализ пейзажных мотивов помогает понять не только национальное
своеобразие русской поэзии, но и ее историческое движение.
Из всех разновидностей пейзажа на первое место по своему эстетическому
значению следует поставить идеальный пейзаж. Унылый пейзаж пришел в поэзию
с эпохой сентиментализма. Иначе этот пейзаж можно назвать элегическим.
Унылый пейзаж занимает как бы промежуточное место между идеальным (светлым,
мирным) и бурным пейзажем.
Пейзаж в лирике Пушкина проходит сложную эволюцию, его функции в
стихотворениях связаны непосредственно с периодами творчества поэта. В
стихотворениях лицейского периода, подражая известным авторам, молодой
Пушкин пробует себя в создании разных типов пейзажа: идиллического,
оссианического. В период увлечения поэтом романтическими идеалами пейзаж в
стихотворениях становится тоже романтическим, он часто сочетается с
описаниями любовных переживаний лирического героя. В Михайловский период
Пушкин реалистически изображает русскую природу, утверждая реализм в своем
творчестве. В поздней лирике Пушкина пейзаж выполняет символическую и
философскую функции, помогая поэту в выражении особой философской позиции.
Итак, в лирической композиции Пушкина – как и в любом средстве любого
великого поэта – видна вся его личность, все его художественное
мировоззрение, стилевая индивидуальность; и мы видим, что эта
индивидуальность прямо связана со стройным, гармоническим началом в
художественном стиле, но что сама эта гармония внутренне сложна, патетична,
диалектически напряжена. Вот почему опыт Пушкина вновь и вновь отсылает нас
к самой категории «стиль»: требует динамики и ответственности во внутреннем
толковании этой категории.
Список литературы
1. Н.Н. Скатов «Русские поэты природы». Очерки. М., 1991
2. М. Эпштейн «Природа, мир, тайник вселенной...» Система пейзажных
| |  скачать работу |
Поэзия природы: средства изобразительности и функции |
