Проблема перенаселённости Земли. История вопроса от Мальтуса до наших дней
новной части ареала и высокой смертности в
периферийных частях. Так, в наше время белые аисты в Европе сильно
продвинулись на восток (где условия существования для них ненадежны), и
численность их в Западной и Центральной Европе - традиционных, но
перенаселенных частях ареала - сократилась.
Человек всегда прибегал к сходной тактике, иногда успешно (при освоении
викингами Исландии, например), но чаще трагически (как при освоении
Гренландии теми же викингами). Современный человек может перевозить
продукты питания на огромные расстояния, поэтому создает на неблагоприятных
для сельского хозяйства территориях (например, на севере) большие по
численности поселения людей, не обеспеченных собственным производством
пищи. И если вдруг из-за какого-либо кризиса подпитка их из основного
ареала прекратится, они обречены.
Высокая численность вида-прокормителя создает благоприятные условия для
размножения питающихся им хищников, паразитов и возбудителей болезней. Есть
виды, для которых хищники - главный регулятор численности: если жертв
много, хищники хорошо питаются, быстро размножаются и пожирают все большую
часть жертв, но, истребив их, коллапсируют сами, при низком уровне
численности хищников жертвы вновь размножаются, вслед за чем повышается
численность жертв - и цикл повторяется вновь. Человеку этот фактор не
страшен уже много тысяч лет, иное дело эпидемии. У многих видов, например у
кроликов, в достигшей высокой численности популяции возникает и
распространяется эпизоотия (массовое заражение), сокращающая популяцию в
десятки и даже тысячи раз. Для них эпизоотия - нормальный регулятор
численности. Человеческие популяции многократно подвергались сильному
воздействию эпидемий. Всем известный пример - эпидемия чумы, сократившая в
XIV в. население Европы за два года вдвое. В наше время эпидемиям "старых"
болезней успешно противостоит медицина, поэтому, несмотря на небывало
высокую численность людей, не проявляется вся сокрушительная сила эпидемий.
Но свято место пусто не бывает. Экологи уже давно предсказывали, что рано
или поздно должен появиться новый для человека вид возбудителя болезни, к
которому медицина будет не готова, и он может вызвать мощную пандемию.
Такой возбудитель теперь появился в образе вируса СПИДа. Он обладает всем
необходимым набором качеств, позволяющих сократить численность людей во
много раз.
Развивая давление на избыточный по численности вид всеми перечисленными
ультимативными факторами или хотя бы частью их, биосфера увеличивает его
смертность, снижает плодовитость и вводит в состояние коллапса. Механизм
снижения численности вида науке теперь хорошо известен. Но от этого он не
стал для нас менее грозным.
Тридцать лет назад приближение экологической катастрофы и
демографического коллапса обдумывали всего несколько экологов на всей
планете (а публика, обозвав их алармистами, потешалась над ними, как
могла). Теперь огромные массы простых людей самостоятельно почувствовали
нарастающее давление первичных факторов. Массовое сознание поразительно
быстро перекинулось от кощунственного и святотатственного отношения к
природе к суеверному поклонению. Последнее называется теперь "экологизм".
От экологизма мало проку, ибо он основан все на том же антропоцентризме
("что хорошо человеку, то хорошо вообще"). Подлинное же экологическое (а не
экологистское) мышление биосфероцентрично ("человеку может быть хорошо
только то, что хорошо биосфере").
И теперь актуален вопрос: к какому же типу видов мы относимся? Неужели
к регулируемым только первичными факторами, в одной компании с дрожжами и
кроликами? Или к тем, чья стратегия изменяется в ответ на предупреждающие
сигналы биосферы? Большинство экологов относят человека к первому типу. Их
главный аргумент - человек мог полностью утратить необходимые генетические
программы. А даже если они и остались, то в условиях, совсем не похожих на
первобытные, не срабатывают. Я отношусь к меньшинству, думающему иначе.
Действие сигнальных факторов. Территориальность. В природе есть виды,
которые заблаговременно снижают свою численность, получив сигналы о том,
что она приближается к пределу. Открытие таких видов - достижение экологии
последних десятилетий. В отношении каждого вида среда обладает определенной
биологической емкостью, позволяющей популяции иметь ту или иную плотность
населения. Емкость среды непостоянна, она колеблется, причем всегда
определяется тем фактором, который находится в минимуме. В сосновом лесу
мало птиц дуплогнездников не потому, что там мало пищи, а потому, что в
соснах редко бывают дупла. Развесив дуплянки, мы снимаем этот
ограничивающий фактор, увеличиваем емкость леса, и численность
дуплогнездников будет увеличиваться, пока не "упрется" в новый фактор,
находящийся в минимуме, и т.д. Но нам так и не удастся, снимая один за
другим ограничители, увеличить численность вида-дуплогнездника до пределов,
обусловленных количеством пищи, если только ему свойственно территориальное
поведение: самцы делят лес на участки и охраняют их, а их представление о
допустимом размере участка гипертрофировано, оно таково, что пищи на нем
много больше, чем нужно семье. Более агрессивные самцы поделят между собой
весь лес, а остальных оставят без участков. Даже если какой-нибудь из
изгоев и займет маленький, плохонький участок, размножаться он не сможет:
та же генетическая программа у самки контролирует допустимый размер
предлагаемого ей самцом участка. Самца с плохим участком, а тем более без
участка она вообще отвергает.
Так территориальные виды устанавливают свою плодовитость на нужном
уровне, не встречаясь с ультимативным фактором недостатка пищи. У человека
территориальные программы не разрушены полностью: при всяком подходящем
случае он стремится обзавестись своей территорией.
Сверх того (в отличие от дуплогнездников, но в полном сходстве с
человекообразными обезьянами) люди выделяют групповые территории и
отстаивают их очень активно. У первобытного человека групповой
территориализм был, как считают, главным регулятором численности.
Агрессивность. Эта присущая большинству видов животных настырность
служит основой самых разнообразных внутривидовых структур. Суть
агрессивности в том, что при общении каждая особь стремится занять по
отношению к другим более высокое, доминантное положение. Выяснение
отношений приводит к самоорганизации группы в иерархическую лестницу, или
пирамиду, с доминантами наверху. У обладающих агрессивностью видов при
увеличении плотности популяции или уменьшении емкости среды агрессивные
стычки усиливаются опережающим темпом и служат важным сигналом о
неблагополучии. Этот механизм подробно изучен на очень многих видах, он
проявляется в огромном разнообразии форм.
Человек не просто вид с агрессивным поведением, а один из самых
агрессивных видов. Он способен в припадке ярости даже убить соплеменника. В
природе такое встречается не часто. Человеку свойственно создавать и самые
сложные иерархические структуры. Ведь тоталитарные системы - от банды до
государства - это как раз иерархические системы в чистом виде. Они
самособираются, стоит дать волю инстинктивным программам. Как бы ни были
тоталитарные системы сложны внешне, с точки зрения биолога, они самые
примитивные. Чтобы они самособрались и подмяли под себя всю популяцию, не
нужно гениальных организаторов - с этой задачей запросто справляются
обычные "паханы", "гориллы" и "фюреры". При увеличении плотности у всех
видов агрессивные стычки учащаются многократно. Возникает субъективное
ощущение, что "нас что-то слишком много" и "тут кто-то лишний". Это
ощущение опережает действительный рост плотности, выступает как
предваряющий сигнал. В популяции увеличивается доля животных, попавших в
состояние стресса и неврозов. Такие долго не живут и чаще всего не
размножаются.
Сигнал "тут кто-то лишний" запускает имеющуюся почти у всех видов и
служащую многим целям программу "найди своих и отделись от чужих; вместе со
своими прогони чужих". Если свои и чужие есть в действительности (например,
на одном пастбище смешались два стада и им стало тесно), ясно, и кто чужой,
и что нужно делать. Но в экспериментальных условиях легко удается скрыть,
кто свой, а кто чужой, и тогда животные разделяются по любым
второстепенным, в том числе и ложным, признакам.
В благополучной .обстановке люди обычно относятся к "ненашим" мирно,
часто проявляют интерес, а иногда и симпатии, гостеприимство. Но соберите
детей в школу - и через несколько дней одноклассники - свои, а параллельный
класс - чужие. Скучьте их, собрав из нескольких городов, в летнем лагере
или (более старших) в казарме - и они тотчас разделятся по признаку
землячества, о котором вчера еще и не думали. Распадаться на "своих" и
"чужих" мы можем по расам, национальности, языку, религии, классам,
занятию, взглядам, цвету волос, одежде - все годится, только скучьте нас
или лишите благополучия. Группа или популяция вскипает неприязнью к
"чужим", может проснуться ненависть, проявиться неслыханная жестокость.
Прогнать "чужих" кажется мало, даже просто убить их мало. С древности до
нашего дня свидетели отмечают, что вызванные политическими причинами войны
с действительно чужими, например, с другим государством, сохраняют какое-то
подобие гуманности, не сопровождаются такой жестокостью, как
братоубийственные внутрипопуляционные взрывы.
При высокой плотности у животных отключаются врожденные программы не
посягать на то, что принадлежит другим. Агрессивные особи начинают нарушать
границы участков соседей, отнимать пищу, гнезда, норы. Подавленные особи
отнять ничего не могут, но пытаются похитить незаметно. Кто наблюдал
избыточные скопления чаек, тот, видимо, удивлялся странному их поведению: в
то время как немногие пытаются ло
| |  скачать работу |
Проблема перенаселённости Земли. История вопроса от Мальтуса до наших дней |
